Геннадий Перминов - Медальон

«Подумаешь, не будет детей, – легкомысленно размышлял он. – Орут они больно, да мусорят эти ребятишки».

– Давайте его в палату, – обратился профессор к медсестре. – Немного подлечим и дальше, в тыл!

– Держись, герой! – он кивнул пареньку и вышел из бокса, из обычного школьного класса, наспех переоборудованного под операционную.

В этом прифронтовом госпитале, хотя прифронтовым его можно было назвать с большой натяжкой, потому что фронт с каждым днём откатывался дальше и дальше, Ванька лежал более полугода. Молодой и здоровый организм брал своё, а неуёмная тяга к жизни стремительно улучшала его самочувствие.

– Ну, Ванюша, друг сердечный, готовься в путь-дорогу! – шутливо заявил профессор на очередном врачебном обходе, осторожно и внимательно рассматривая зарубцевавшиеся швы. – Отправляем тебя в глубокий тыл. Там будешь восстанавливать свои силы!

– Куда это в тыл? – подозрительно спросил Ванька, настороженно косясь на хирурга единственным глазом. – А ежели мамка с сеструхами вернутся?

– Не знаю, дружок, не знаю, – врач отвёл глаза в сторону. – Мы – люди военные! Приказано в тыл – значит в тыл! – с нажимом произнёс он и торопливо вышел.

Этот разговор состоялся в середине февраля, а через неделю Ваньку Петрова на носилках погрузили в санитарный эшелон и отправили в неизвестном направлении.

Целых две недели он трясся в переполненном и прокуренном вагоне для тяжелораненых. Стоны, выкрики, горячечный бред, ночные перегрузки в снежной круговерти из одного состава в другой.

В конце марта санитарный поезд прибыл на крупную узловую станцию.

– Подготовить раненых в выгрузке! – послышался властный женский голос, и сразу же по вагону, который моментально пришёл в движение, поплыл поток свежего морозного воздуха.

– Куда мы приехали? – обеспокоенно спросил лежавший на соседней полке, весь перебинтованный обгоревший танкист.

– В Горький прибыли, браток! – торопливо отозвалась пробегавшая мимо медсестра. – Сейчас разгрузимся и обратно! А вас дальше повезут. Вона, машины подъезжают.

В предутренней синеве раненых перегрузили в кузова, предусмотрительно застеленные толстым слоем пряно-пахнувшего сена, устало урчавших полуторок и, по разбитому вдребезги зимнику тронулись дальше.

– Везут, везут, а куда? – крепко стиснув зубы, чтобы не прикусить язык на очередной колдобине, невнятно пробормотал перебинтованный танкист, который снова оказался Ванькиным соседом. – Куда катим-то, сестричка? – спросил он на очередной остановке у худенькой девушки, очевидно, медсестры, которая заботливо осматривала бойцов.

– Так, у Кулебаки мы идемо, – отчего-то смутившись, застенчиво ответила она. – Там вам будет хорошо-о-о! – певуче окая добавила девушка и, заботливо укутав изрядно замёрзшего Ваньку грязным суконным одеялом, крикнула:

– Поихалы скорийше, дивчата!

Только тут Ванька обратил внимание на то, что все водители, а всего шла колонна из четырех автомашин, были девушками. С воспаленными от бессонницы глазами, с уставшими и перепачканными машинным маслом лицами, они стояли у передней полуторки и… Ванька даже немного ошалел. Да, да! Они смеялись!

– Это же девки! – недоуменно выдохнул Ванька. – Глянь, нас девки везут, – он легонько толкнул в бок перебинтованного соседа. – И говорят как-то странно, не по-нашенски.

– Украинки это. Эвакуированные, видимо. Родненькие вы наши! – хрипло просипел танкист. – А вам-то за что такое наказание? Сорвала и вас война со своих родных мест!

И всё! За всю дальнейшую дорогу сосед не произнёс больше ни слова.

– Приихалы! – громко произнесла сопровождавшая их девушка, которая сидела в углу кузова. – Сейчас пруд проедем и усё, мы в городе!

Ванька приподнялся на локтях и выглянул из-за борта.

– Это и есть Кулебаки? – парнишка с сомнением выпятил нижнюю губу, скептически рассматривая неказистые низенькие постройки, проплывавшие мимо.

– Да-а! – отчего-то горделиво протянула девушка. – Это и есть Кулебаки.

Проехав немного, машины остановились и из кабины передней полуторки выскочила крупная женщина с погонами майора медицинской службы.

– Мы поедем дальше, а вы, – она указала на две последние полуторки. – Вы по этой дороге, – она махнула рукой вправо, – проедете к школе. Здесь одна дорога, так что не заблудитесь. Там располагается госпиталь и там вас примут!

В школе-госпитале их действительно ожидали. Из распахнутой настежь двери показались санитары с носилками, правда, позже Ванька узнал, что это были не санитары, а выздоравливавшие, которые молча и деловито принялись заносить вновь прибывших внутрь помещения, где их распределяли по классам-палатам.

Ваньку в палату занесли первого, положили на койку у окна и теперь он терпеливо ожидал перебинтованного танкиста, к молчаливому присутствию которого парнишка успел привыкнуть. Когда палата заполнилась, Ванька заметил знакомую девушку, сопровождавшую их из Горького до маленького городка, которую не сразу узнал в белом халате и кокетливой медицинской шапочке, из-под которой выбивались непокорные русые пряди. Та тоже увидела Ваньку и, приветливо махнув рукой, подошла к нему.

– Ну, як тоби на новом месте?

– Нормально. Слушай, а где дядька, весь перебинтованный? Он рядом со мной в машине ехал.

– Это танкист, который? – девушка печально посмотрела на него и глаза её повлажнели. – Так, умер он. Отмаялся, сердечный… – просто и буднично ответила она. – А мене Катериной зовут! – она говорила быстро и отрывисто, щедро сдабривая русскую речь мягкими и незнакомыми Ваньке, а оттого ещё более смешными украинскими словечками.

– А я – Ванька! Слушай, а почему город Кулебаками прозывается? – не унимался Ванька. – Ни разу не слыхивал такого чудного названия!

– А кто его знает, милок! – девушка устало улыбнулась. – Я же эвакуированная, с Западной Украйны, с под Станислава,– она тяжело вздохнула. – Пийду я. Работы дюже много. Писля зайду, побалакаем, – Катерина улыбнулась Ваньке и занялась привычными делами.

А потом был ужин. Ячневая каша с куском ржаного хлеба, а потом, вместо опостылевшего морковного, едва закрашенного чая, раненым выдали по целому стакану настоящего молока. Вкусного, топлёного, почти такого же, которым старшая сестра Катерина потчевала маленького Ванюшку в полузабытом детстве. Нет, старшую сестру он помнил хорошо. Даже слишком хорошо!

Ванька отвернулся к окну и, зажав в руке медальончик, начал вспоминать, но в памяти отчетливо всплыло лицо лейтенанта и, явственно послышался хриплый шепот:

– Вернёшься и отдашь его обратно!

«Я обязательно отдам!», – подумал парнишка и, улыбаясь чему-то, ведомому только ему, крепко и спокойно заснул.