Эльшан Таривердиев - Нагретый песок приморского рая. Роман

– Доброе утро соседи! – Ольга ханум поздоровалась, блеснув глазками.

Закрыв дверь и проверив волосы, собранными на голове шариком, Ольга ханум заговорила: «Просто ужас как спала. Мигрень совсем замучила. И эта жара меня просто утомляет. Выспаться не удается».

– Вы правы, Ольга Максимовна, Апшерон вообще место не для житья, особенно летом. Куда лучше Кисловодск, прохладней и по климату нам с руки, в нашем- то возрасте, – с чувством сожаления, тетя Ирма завершила мысль.

– Вам надо к нам почаще заходить, Ольга Максимовна, – заметил дядя Лазарь. – Мы с Ирмой будем вас лечить, я своим коньяком, а Ирма своим кофе. У меня есть отличный армянский коньяк из Еревана, друзья прислали. Просто сказка, а не напиток, – похвастался дядя Лазарь.

– А у меня есть чудесный кофе, сестра прислала из Москвы, настоящий Бразильский, такого в Баку не найдешь, – продолжила любезничать с соседкой, тетя Ирма.

– А я, Ольга Максимовна, еще кое- что дам Вам попробовать. Мне недавно друзья подкинули контрабандную продукцию – французский препарат от мигрени. Не просто таблетка, а райский глоток воздуха, выпил, и все как рукой сняло. Вы же знаете, что у нас с Вами один недуг, – жалостливо заметил дядя Лазарь.

Сеймур слушал разговоры взрослых соседей, словно следил за игрой теннисистов, но при этом не получал никакого удовольствия от действия.

– Ой, Сеймурчик, и ты здесь, я тебя и не заметила. Прости, чертовая мигрень, – Ольга ханум слега потрепала волосы Сеймура. – Ох, какие они у тебя жёсткие, буйнорастущие, мне бы такие.

Ольга ханум стала вытягивать кудри Сеймура, чтобы определить их длину.

– Да, Сеймурчик, у нас Пушкин, умно заметив схожесть с великим классиком, дядя Лазарь накрыл свою лысину летней кепкой.

– Так, когда Вы к нам зайдете, Ольга Максимовна, на чашку чая? Давно мы не слышали что-то из ваших новых произведений, – спросила тетя Ирма.

Сеймуру стало скучно от взрослой трескотни, и он не простившись, загрохотал дальше своими банками, вниз по лестницам, оставив любезных соседей за спиной.

В подъезде дома, где жила семья Рагимовых был подвал, где располагался склад художественной продукции союза художников Азербайджана. Заведующим складом являлся Рубен Вахтангович, крупный мужчина с крупным носом и, с завидным умением успокаивать гневящихся художников на его постоянные опоздания на работу. Без его разрешения художникам Азербайджана не выдавали ни одного тюбика краски, и ни метра холста для картин. Одним словом, художники Азербайджана начинали творить, предварительно отстояв очередь у склада крупноносого Рубена. Иногда, Вахтанговича ждали много художников. А, бывало, Рубена ждал один единственный художник, наверное, любимчик директора склада или самый известный не очередник. Когда их было много, они много курили и громко спорили. Как правило, они стояли разрозненно по два, по три человека, как стайки гордых птиц. А порой стояли порознь, и смотрели по сторонам

Сегодня Рубена ждал один художник, наверно самый известный.

Сеймур его знал, точнее не знал, а приметил за его внешность. Он был резкой наружности. Цвет лица поражал своими переливами от темного к желтоватому цвету. Волосы были длинными и почти седыми, они осыпались по обе стороны головы, закрывая большие и бесформенные уши. Под глазами были видны два темных больших мешка, производящих ощущения грусти и некой болезненности. Нос и рот напоминали закрученную и кривую линию. Он любил сидеть на корточках и курить папиросу, удерживая ее поочередно в руках, которые походили на корни старого дерева. Набухшие вены неприятно сползали к длинным пальцам художника. Фигура мужчины в сидячем положении, была похожа на тело осьминога. Художник не радовал глаз Сеймура, и даже вселял в него чувство страха, который можно переживать в подростковом возрасте, при просмотре в кинотеатре мистического фильма.

Временами, столкнувшись с художником в подъезде после теплых рукопожатий с художником, отец Сеймура говорил сыну, что это большой художник, а остальное в его жизни для него не неважно. Многих художников Идрис Мансурович знал лично, ибо сам, когда- то, окончил художественное училище, и о многих художниках писал, как журналист, самолично.

Сеймур прогрохотал банками до склада и художника. Остановился. Образовалась пауза. В подъезде витала ужасающая мистика.

Художник поднял глаза, и сквозь рассыпанные по лбу волосы, взглянул на оцепеневшего Сеймура, который стоял на последней ступени, и смотрел на художника, как на нечто сильно пугающее. Сеймур был один и без отца, и без его положительных отзывов о большом художнике.

– Тебе, сынок, отец не говорил, что так откровенно смотреть на незнакомого человека, неприлично! – Сквозь дым папиросы, художник обратился к Сеймуру.

Сеймур молчал. Он не знал, что ответить. Он не мог вспомнить об этих несущественных, для него подростка, деталей, когда все красивое и не красивое крайне желаемо познать, без всяких там условностей.

– Не помню! – Честно признался Сеймур.

– Так вот, сынок, не смотри так явно на людей, если они даже тебе не нравятся. Это может их обидеть. Ты же чувствуешь, когда на тебя обижаются, не так ли? – Прищурив глаза, и выдохнув дым со рта, – художник улыбнулся.

Сеймуру стало легче. «Он улыбается, это уже не так страшно» – по – детски подумал Сеймур.

– Да, понимаю, дядя …, – Сеймур забыл имя художника, то ли от испуга, то ли от сложности самого имени.

– Дядя Саттар! Меня зовут Саттар, – представился художник.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Сеймур, вспомнив услышанную, в каком – то кинофильме приличную фразу. У подростков другой язык – свой, местами не литературный.

– И мне приятно! – художник протянул руку для рукопожатия, понимая, что мальчик сконфужен обстановкой темного подъезда.

Сеймур пожал руку художника – старый корень, и с ним ничего не произошло, он не окоченел и не засох, как в старых отечественных фильмах.

– Сладкое любишь? – дядя Саттар взглядом, указал на банки сгущенного молока.

– Да, люблю! – Уверенно ответил Сеймур. – Мама кашу варит нам с братом по утрам.

– Каша дело полезное, особенно в твоем возрасте. Надо есть. Будешь сильным и красивым. А то станешь как я, худой и некрасивый.

– Почему Вы так говорите, дядя Саттар? Вы хороший, – хитрый подросток стал наводить мосты.

– Да ты что?! – рассмеялся художник, – Ты меня находишь хорошим сынок? – Не поверив своим словам, но улыбнувшись снисходительности подростка, Саттар встал с корточек и выпрямил худое тело.– Спасибо тебе за оценку моей персоны. Буду иметь в виду. – Саттар подошел к Сеймуру и нежно потрепал его волосы.

– А Вы дядя Рубена ждете? – спросил уже довольный знакомством с художником, Сеймур.