Алексей Караковский - Похвистнево. Русский народный апокалипсис

Однажды в субботу Семён Семёнович сошёл с ума.

– Мне нужна молодая кровь! – заорал он и бросился на Саватеева.

Саватеев отошёл в сторону. Профессор упал и умер. «Куда бы его деть?», – подумал аспирант. Тело пришлось засунуть в шкаф – больше Саватееву ничего в голову не пришло.

За вечер субботы и утро воскресенья Саватеев перемерил все вещи профессора и присвоил себе все его научные достижения. В два часа пополудни на пороге появилась Климкина.

– Можно не предохраняться, я беременна, – сказала она Саватееву с порога.

Они ебались часа четыре, пока совсем не устали. После этого Климкина решила сделать уборку – всё-таки ей надо было рожать. Но не успела она даже набрать ведро воды, как вдруг из шкафа выпал труп профессора.

– Какой он негабаритный. В мусоропровод не пролезет. Хотя я видела во дворе большой контейнер. Может, туда?

Саватеев и Климкина выбросили труп в контейнер и стали жить-поживать, пока не умерли. А их трупы выбрасывали в контейнер уже совсем другие люди, в том числе и сын Климкиной, которому к тому времени было лет двадцать, если не больше.

В одной деревне под Бугурусланом жил вечный мужик.

Ну, точнее, сначала-то он не был вечным. Обычный такой мужик был – пил без просыху, не работал ни единого дня, бабу свою бил, а она его любила, потому что свой, родной. Дочь у них Анька была, ей тоже перепадало.

Однажды на день рождения кто-то по недоумию пожелал мужику жизнь вечную – а она возьми да сбудься. И вот живёт мужик, пьёт, дерётся, а не стареет. Уже и баба его потихоньку сдавать начала, и дочери без малого шестнадцать лет, а он всё такой же бодренький да жизнью довольный, и нет ему никакого сноса.

– Так я же, значит, теперь не простой, а вечный! – понял мужик, – значит, за мной будущее! А раз я один такой, и будущее только за мной, то, значит, могу делать, что захочу!

Первым делом показалось ему старой его баба, выгнал он её и решил найти девку помоложе. А тем временем в Оренбуржье уже все знали, что в одной деревне мужик вечный завёлся, и повалила к нему целая толпа девиц, все как есть за будущим.

Как только увидел мужик столько баб, понял он, что не просто так появилась эта благодать. Ежели в нём такой талант и такая глубина теперь существуют, это значит, ни больше, ни меньше, что теперь вся Россия зависит только от него одного!

Был он хоть и бездельником по жизни, но аккуратным и практичным. Построил девок в очередь и каждую выебал по разику. Если не забеременела, ебал ещё, на будущее нации работал. Обработал сто, обработал двести баб. Под конец уж и Анька не выдержала, говорит: «Пап, трахни ты и меня тоже, хочу в ногу со временем идти». Мужик дочь свою любил, выебал и её, а то как же без будущего-то.

Кончилась эта история, когда бабы рожать начали – всё сплошь мёртвых младенцев. Не получилось у них будущего. Мужик загоревал, запил по новой, а потом к бабе своей вернулся, и она его приняла – а как же, ведь свой, родной. Потом, говорят, всё же подох с перепоя – к своему и общественному облегчению. А Анька уехала в Орск, вышла замуж за таксиста, родила двоих, и без будущего не осталась. Так что у сказочки этой счастливый конец, а не как обычно в жизни.

Есть у нас в Самарской области речка Сок, а через неё старый мост. Сейчас по нему уже не ездят, а раньше движение было очень приличное, даже маршрутки ходили. И вот как-то упала одна такая маршрутка в реку. Ну, понятное дело, какое-то время ушло на то, что все переумирали, а потом началось интересное. Пассажиры открыли глаза, удивляются, что маршрутка остановилась. А водитель и рад бы поехать, да некуда, вокруг куча других машин, утонувших ещё раньше.

– Чего стоим? – спрашивает он у водителей.

– Известное дело, пробка! – отвечают ему.

– Ребята, ну как же так, нам в Волгу добраться надо!

– Дык всем надо! Зато, когда доедем, совсем другое дело будет – говорят, там «четвёрка» по Яндексу!

Сел водитель обратно в маршрутку, а её уже песком начало заносить. Так и занесло полностью, не доехала она до Волги.

«…очень жаль, что знатные люди имеют на этом свете больше власти топиться и вешаться, чем их братья-христиане». Шекспир.

Василия сначала выгнали с работы, а потом жена. Идти ему было некуда, из вещей у него была лишь бутылка пива, и он остался, где был – на лавочке у детской площадки.

День был рабочий, и во дворе никого не было, кроме трёх девочек лет восьми, играющих в жмурки. Розовые рюкзаки с феями Вингс, диснеевской Русалочкой и пони были брошены на траву. Нещадно измятая школьная форма вызывала сочувствие. «Хорошо, родители не видят», – думал Василий. Детская возня отвлекала его от мыслей о самоубийстве.

– Яблочко созре…

– …вает!

Эта нехитрая перекличка свидетельствовала о том, что девочки ещё не нашли себе укрытия, и их подружке с надвинутой на глаза чёрной шапкой рано идти их искать.

– Яблочко созре…

– …вает!

Девочка в чёрной шапке устала ждать и сделала несколько неуверенных шагов вперёд. «Лишь бы не ударилась ни обо что», – забеспокоился за неё Василий.

– Яблочко созре…

– …ло!

Шапка оказалась чересчур непроницаемой – её обладательнице приходилось идти наощупь, шаря по сторонам руками. К счастью, ноги сами несли её к девочке, сидящей на лестнице у горки. Чтобы остаться незамеченной, девочка попыталась незаметно передвинуться в сторону, но не тут-то было.

– Настя, переходить нельзя! – обиженно крикнула третья подружка, выдав тем самым своё собственное местонахождение – Ну ладно, можно!

– Так нечестно! – обиделась ведущая и сняла шапку.

– Ну ладно, ладно, прости. Настя теперь водит.

Настя надвинула шапку на глаза и демонстративно встала спиной к подружкам, чтобы её ни в чём не подозревали.

– Яблочко созре…

– …вает!

Василий допил пиво и уставился вглубь горлышка. Воображение рисовало, как он идёт на пятый этаж своей хрущовки, как по лестнице поднимается на чердак, оттуда проникает на крышу и, наконец, падает во двор, на асфальт перед детской площадкой, оставив позади всю эту чёртову хренотень, из которой нет и не может быть выхода. Девочек, конечно, жалко, не стоит им такое видеть…

– Яблочко созре…

– …вает!

…а ведь если подумать, его жена ни в чём не виновата. Какого чёрта она должна его кормить, это мужик должен заботиться о бабе, разве нет? Она знает, что он гордый, что он не в состоянии примириться даже с мельчайшим поражением. А если он умрёт, она же наверняка подумает, что погубила его, а потом так или иначе будет дальше жить с этой виной. Разве это то, чего он хотел? А чего, собственно он хотел? Хотел, чтобы закончилась эта невыносимая обида, прекратилась душевная боль. Какое, на самом деле, эгоистическое, недостойное желание. Как глупо сидеть здесь, ничего не предпринимая…