Анатолий Давыдчик - Бешеный сапер: Вторая война

Рядом садится парнишка из группы Калинина, отложив в сторону Стечкин, интересуется,

– А что, как думаешь, когда все закончится? – я молчу, он продолжает. – Мы тут по горам ходили, надыбали чехов. Так наводчик саушки навел, а мы просто, даже не стреляли. Наше дело найти было. А щас, как думаешь?

Он пристально смотрит, ожидая ответа. А что я могу сказать? Надеяться на чудо – глупо. Хотя они и случаются, поэтому отвечаю уклончиво,

– Хрен знает, поживем увидим, – и меняю тему. – Дашь из пистоля пострелять?

– А у вас что не было? – наивно спрашивает он.

– Конечно не было, нам ведь не положено, – успокаиваю я его.

Ну не говорить же ему, что в первую одна только разведка и саперы нашей бригады имели столько оружия, что спецы нынешние обзавидовались бы.

– Ладно, дам, – милостиво соглашается паренёк.

К нашему костру, подтягиваются ребята и вскоре нас человек семь. Кто греет тушенку, кто заваривает чай и, как водится, началось все издалека.

– Нет, мужики, я все понимаю, но нас до этих высоток и на вертуханах могли докинуть, – начинает кто-то у костра.

– Ага, – отвечаю я, – У них то воздух занят, то ещё какая-то хрень. И вообще, вы в общаге у летунов были?

Все молчат.

– А я был, там газ-квас полный. И хули вы хотите, в Моздоке генералов, как говна на ферме. Им даже честь не отдают, заебешься, – сырость и неопределенность меня пробили на разговор.

– Вы тут думаете мы герои? Хуй там! У них, – я машу рукой за спину, – каждая штабная блядь имеет наград больше, чем мы все вместе взятые. И поверьте, справочки они себе нахуярили – будь здоров. А ты потом ебись доказывай (причём им же), что ты был, принимал и участвовал.

Я ржал, идёшь мимо, а там кунги, сети и надписи: «ОРТ», «НТВ» и так далее… И такое пиздят, уши вянут. А когда у них в банно-прачечном батальоне один другого штык-ножом завалил, по синей грусти, то аж диверсантов искали. Тьфу, блядь!

А как крокодилы стоят под масксетью, рассказать? Хуеплеты приедут, сети снимут. Мол, вот они есть у нас. Мощь какая! Охуеть просто! Только они денег стоят, упаяешься отписываться.

А вы хули, списали и – на хуй. Железо посмертно вручат, только вам от этого ни жарко, ни холодно. И может быть, когда-нибудь, детям на уроке очередного мужества, какой-нибудь отставной полкан будет чесать заученную сказку про то, как погиб пацан и его последней мыслью была распирающая любовь к Родине.

Я выдохнул и замолчал. На удивление, парни восприняли все спокойно. Пребывание тут, в постоянной жопе, меняло не только восприятие мира, но и мышление.

– А я знаю, – вдруг проговорил один из рослых парней, по виду и облику бывалый и тертый контрабас. – Нас вон к мужику представляли. И хули толку? Ждём. А манда, вон, за пизду свою уже имеет, и все чин по чину. Так что прав ты, Сапер. Тебя звать то как?

– Толян, – представляюсь я и жму ему руку.

– Леха, со Пскова, вернее с части, а так… Да какая разница, все мы с России, – усмехается тот.

– Ты давай ещё загни про Родину, про Долг и Честь, – подначивает один из нашего коллектива.

– А у меня, где была честь, хуй вырос, – хохочет Леха, – Поэтому не заморачиваемся. За парней порву, остальное вообще не дыр-дыр.

– Все, парни, по ходу не идём сегодня никуда, старшие власть поделить не могут, поэтому я в секрет….

В горах темнеет быстро и рано, поэтому еле успели выставиться. Батареи КБН бережем, хрен знает сколько скитаться. А время неумолимо шло. В темноте каждый шорох воспринимался обостренно. Вся дурь была в том, что костры не гасили и у них появлялся то один, то другой боец. Кто дров подкинуть, кто просто погреться. Подошёл и я. Прикуриваю от уголька и слышу.

– В кулак кури, снайпер ёбнет.

Я оборачиваюсь и вижу Калинина.

– У вас все хорошо? – ехидно спрашиваю я, – А то, что костёр? И я возле него. И вы, кстати, тоже. Ниче?

Тот, пробормотав извечное: «дурдом», ушёл в темноту. Не обостряя отношения отхожу и я.

– Ложись на моё место, – шепчет Леха, – я все равно в секрет. Кемарни хоть децл.

Он бесшумно растворяется в темноте.

Эх, Леха! Друг. Даже больше, чем брат. Я ведь так толком и не узнал тебя. Но этот вот жест, когда ты уступил свой коврик для нищего сапера – голодранца, я помню до сих пор. И буду вечно помнить. Прости меня, если что. Я верю, ты до сих пор где-то рядом. Потому что иногда я слышу из ниоткуда твой голос, когда уже вырубает от усталости: «Кемарни, хоть децл…»

Утром началась уже апатия. Это когда ты понимаешь, что идти надо, а куда и зачем – уже по хер.

Мокрые, злые раскуриваем папиросы. Демонстративно ломаем ветки, запаливаем костры. Командиры групп постоянно что-то бубнят по рации. У них нет сил даже ругаться. Не только матом, вообще ругаться.

Мешки, промокшие до нельзя, тянут плечи, но в путь. Меня на сегодня пихнули в боковой дозор. С двумя пацанами срочниками топаем по лесу, романтика, блин. Один из нашей троицы вдруг плюет себе под ноги.

– Все, заебался, хватит. Быстрее бы боевики что ли…

– А что поменяется? – спрашивает второй и, видя, что мы молчим говорит, – Вот то-то, а боевичья на наш век хватит. Даже останется. Сапер, как думаешь?

«Ну что за манера, – про себя думаю я, – как что, так меня спрашивать. Я что – рыжий?!»

Но вслух отвечаю.

– Да не тут мы их гоняем, парни. Их в Москве да в Питере гонять надо, а тут так, шелупонь.

– Ну не скажи, – как-то неуверенно подхватывает мой напарник и показывает Стечкиным куда-то в даль, – Тут тоже алахакбаровцы ещё те.

– Да брось ты, – отмахиваюсь я, – если им месяц денег не давать, вся эта херня на раз закончится. Поверь мне.

Мы могли и дальше бы спорить, но тут натыкаемся на место, даже не стоянки, просто лежки…

– Совсем охренели, – ворчит один из наших, держа в руке металлический таганок, из комплекта сухпайка. – Тёплый, блядь. Только что были, а могли бы, как путевые, подождать.

Он задумчиво крутит таганок в руках и осматривает поляну

– Странно, такое чувство, что они где-то рядом. Просто смотрят и прикалываются, – говорит он наконец.

До меня потихоньку доходит в чем странность ситуации, но не тут и не сейчас, все потом.

Покрутившись, возвращаемся к основной группе. Как обычно, колонна растянулась. Топаю по грязи в центр колонны, где по логике вещей должны быть старшие. Я уже не поражался тому, почему нас не грохнули. У меня был другой вопрос: когда?

Радист группы, с полусонным, отрешенным от усталости взглядом, сидел прислонившись спиной к дереву. Его было реально жаль. Наша портативная рация, сто пятьдесят девятая, плюс «Историк», плюс БК, плюс дополнительный груз, да ещё и аккумуляторы, чуть меньше автомобильных…

Если кто-то из нынешних реконструкторов хочет попробовать, милости прошу. Только все это никак не вписывается в «Уря-картинку». Поэтому до сих пор у меня к этим мальчикам, реконам, отношение скептическое.