Наталья Киндулкина - Тайное место на берегу безымянного озера

Ребекка начала танцевать в барах сразу, после того как уехала из родного дома. Тогда ей исполнилось шестнадцать. Нужно было платить за квартиру, а денег ни на что не хватало. Бабушка предлагала посылать свои сбережения, но Ребекка не могла их принять. Все, что она тратила на алкоголь и развлечения, не должно было касаться никого, кроме нее самой. Она всегда расставляла приоритеты: разделяла семью и личную жизнь, если это было ей нужно. Она умело входила в роль хорошей девочки, которая так осточертела за всю жизнь. Ей хотелось бунта, но для протеста не было повода: никто ее не ограничивал и ничего не запрещал. А этот мальчишка был слишком мягким, чтобы коврик для обуви превратить в ковер-самолет.

*****

– С тех пор ты ненавидишь чечевицу? – усмехаясь, спросил Джастин.

– Я тогда ее даже не пробовал! – фыркнул возмущенно Чарли.

– Нет ничего постыдного в том, что тебе нравится чечевица. Конечно, есть блюда гораздо вкуснее, но бывают и куда более отвратительные, например, мидии.

– Кончай издеваться!

– Знаешь что? – улыбнулся Джастин. – Она гораздо умнее тебя. Я уважаю тех, кто знает, чего хочет от жизни и, невзирая на мнение других, идет к своей цели.

– Я так расстроен, что еще немного, и я не знаю, что с собой делаю!

– Возьми себя в руки! Будешь? – Джастин достал из кармана мятую сигарету.

В детстве Чарли дал отцу обещание не курить, но в надежде, что это поможет, взял сигарету в руки.

– Надеюсь, завтра я об этом не пожалею.

Он не выдержал, и от резкого движения кружка разбилась об пол. Осколки рассыпались, образуя красивый узор. За дверью послышались шаги – кто-то услышал шум и решил проверить, что происходит.

– Вы – жалкие ублюдки, какого черта?! Какого черта вы здесь делаете? Вы на часы смотрели?!

Дуглас любил выступать на публику. Его любимая фраза про болванов встречалась почти в каждой из его речей, когда он был всерьез недоволен. Если бы он не был моряком, из него бы мог получиться хороший актер. Он мастерски вживался в роль и подходил к этому вопросу со всей серьезностью. Благодаря своей харизме он бы точно получил одну из престижных премий, и его фотография тут же стала бы украшением центральной площади городка, откуда он родом. Зная его характер, можно предположить, что он бы непременно внес деньги в городской бюджет и помог обустроить школьные классы, а еще оплатил бы сооружение городского памятника, на открытие которого съехались бы все местные репортеры. Играть на камеру он любил, а еще он любил коньяк хорошей выдержки.

– Что уставились?

Дуглас распахнул жилет, под которым была все та же серая кофта, достал из внутреннего кармана маленькую бутылку и приказал пить всякому, кто здесь находился.

– Так точно, капитан!

Стали слышны посторонние звуки: в каюту ворвался заспанный Люк. Он выглядел так, будто провел в беспамятстве несколько дней.

– Ой, как я вовремя!

– Вот только ехидничать здесь не надо! Сегодня мне пришло послание от Дидье, он просит меня принять участие в одном серьезном мероприятии. Оно состоится через три месяца, и нам нужно успеть завершить все дела до того времени. Вы будете нужны мне для подстраховки – для работы там будут свои люди. Эти ребята не знают счета деньгам и согласятся на мое единственное условие. Не люблю работать один в незнакомой обстановке. Это выводит меня из себя! – сказал по секрету Дуглас.

– А я думал, мы продолжим работать с Робертом, – удивился Люк.

– Я так и планировал, но я не могу отказать Дидье, он слишком много для меня сделал. Это неуважительно, и после пары таких отказов мы будем вынуждены сидеть без работы все оставшееся время. О его связях ходят легенды.

– А поподробнее?

– У меня пока нет информации, но если за этим стоит сам Дидье, не сложно догадаться, что речь идет о чем-то серьезном.

– Я обещал матери, что помогу разобраться с деньгами. – Люк взлохматил и так растрепанные после сна волосы.

– Люк, дружище, будут тебе деньги и семье твоей будут. Надо только потерпеть.

– Я очень на это надеюсь, ведь, связываясь с Дидье, мы потеряем Роберта, а он источник нашего дохода уже не первый год.

– Я с ним поговорю, но что-то мне подсказывает, что он уже в курсе происходящего.

Несмотря на возраст, Люк был полон романтических мечтаний – не тех, о которых пишут в любовных романах. Романтика чести – делать вопреки. Жертвовать своими интересами, полостью растворяясь и посвящая себя другим. К своей семье он испытывал самые теплые чувства, но это не могло продолжаться вечно, и он это понимал. На самом деле мужчина стремился лишь получить похвалу, всю жизнь он воспринимал как игру, где нужно зарабатывать баллы. Люк и подумать не мог, что даже с маленьким количеством очков можно быть любимым и нужным.

При свойственном Дугласу расчете он еще ни разу не обманул никого из своей команды, но намеренно сохранял интригу – это заставляло его чувствовать себя всемогущим.

*****

– Я приготовил все, как ты любишь! Кажется, получилось неплохо, – Миллер вышел в коридор и крикнул так громко, чтобы было слышно в соседней комнате.

На столе стоял луковый суп, разлитый по тарелкам, и остатки вчерашнего пирога.

Суп был одним из простых блюд, и Миллер готовил его часто. По дому им помогала соседка, живущая напротив, – Люси, румяная женщина с широкой лучезарной улыбкой и грустными голубыми глазами.

Он часто ловил себя на мысли, что их общение было вынужденным, ведь в окружении Даниэля больше не было женщин. Они переехали сюда два года назад, и с тех пор Люси всегда была рядом, надеясь стать добрым другом для их небольшой семьи. Тогда ему так казалось.

Всякий раз, когда она приходила, то приносила пирог. Ненадолго, но ему все же удалось стать одним из любимых блюд Даниэля. Если за столом был пирог, значит, за ним будет и Люси, но сегодня ее не оказалось. Хорошо, что она не пришла, ведь когда она слышала ругательства, то затыкала уши и выключала радиоприемник. Даже если в эфире никто не ругался, она не могла это терпеть, будучи слишком консервативной в своих взглядах. Больше всего Люси не любила, когда кто-то имел мнение, отличное от нее.

– Ты не расстроился, что Люси не пришла? – спросил отец. – Она неважно себя чувствует. Думаю, мне нужно ее навестить.

Миллер не испытывал к Люси романтических эмоций, но чувство благодарности бурлило и кипело внутри, желая вырваться наружу и увидеть свет. С раннего детства родители учили его, что нужно уметь быть благодарным. Ему нравилась Люси, но он по-прежнему считал, что она ходит сюда напрасно. Вероятно, долгое время она пыталась себя убедить, что ни на что не рассчитывает и единственное, что ей остается – это быть рядом, не требуя ничего взамен.