Николай Игнатенко - Дельфин

– Я стараюсь держать эмоции в туго завязанном узле перед собой. И чем он больше, тем больнее хлопнет пощечиной, развязываясь, в книге или сценарии. Вот и хожу по жизни с пластырем на щеке.

Через некоторое время Симон предпочёл оставить беседующих молодых людей наедине, которые прыгали с темы на тему и смеялись добрым саркастическим шуткам Луки. Эмилия внутренне удивлялась тому взгляду, которым её одаривал собеседник, сам же плававший в бездонном океане мира, частичками которого она с ним делилась.

– Вы не просто писатель. Не случается так, чтобы писатель оказывался на таких вечерах – нужно уметь немного больше, нежели написать завораживающую историю.

Лука пригладил ухоженную и постриженную бороду на щеках. Вчерашнее сожаление по поводу избавления от растительности куда-то исчезло, и искать его не хотелось.

– Так и есть. Не каждый писатель является таковым, не каждый сценарист пишет пьесы. Вы говорите о том, что на такого рода собраниях, на собраниях по приглашениям, а уж тем более в «Равенне», собирается совсем не высшее общество, а коллектив…

– Необыкновенных.

Молодой человек улыбнулся и продолжил.

– Это такой водяной знак. Все, кто оказался в этом здании – избранные. И именно поэтому вы можете мне доверять.

Эмилия неожиданно даже для себя вновь обратилась к глазам писателя:

– Нет, совсем не поэтому. Я же здесь не по приглашению, а как артистка. Значит, не избранная. Да и…

– Я тоже не верю в эту чепуху, но мы же вроде как пытаемся соблюсти приличия. Впрочем, сейчас я понимаю, что нам это вряд ли нужно. Это как разбивать желток в яичнице.

Засмеявшись, девушка поймала себя на мысли, что этот обаятельный человек обладает невыразимой харизмой и чутьём, а его напор словно бы обрамляли узоры. Вокруг беседующих людей словно бы не царила атмосфера напыщенного приёма, а если она прорывалась, то Лука гасил её желточными шутками. В этот самый момент Эмилия обратила внимание на то, что все артисты стекаются тонкой струйкой среди гостей прямо ко входу в подсобку.

– Боюсь, мне пора присоединиться к небольшому собранию труппы театра.

Лука слегка развёл руками:

– Всё имеет свойство заканчиваться.

Он вновь ощутил руку Эмилии в своей, уже в знак прощания, и слегка склонившись, пожал её, ощущая бег камней на кольцах по своей ладони. Качнув головой, он оставил девушку с улыбкой на лице, и, развернувшись на пятках туфель, двинулся в толпу вытекавших из театра платьев и смокингов. По пути Лука вновь оставил бокал на подносе у летевшего мимо официанта, а также, вынув из внутреннего кармана конверт, отдал его сборщику пожертвований, задумчиво запустив руки в карманы. Разыскав в толпе у дверей младшего брата, он, успокоившись, сделал еще несколько шагов в сторону улицы. Уже у самого выхода Лука оглянулся, чтобы убедиться, в том, что Эмилия, исчезавшая в дверях в глубине театра, тоже обернулась, чтобы найти его в море людей.

Глава 12. Без ума от этой баллады.

– Если ты решил устроить свидание, то зачем становиться при этом домушником? Август сидел в пижаме на своём письменном столе с сигаретой в руке и сонно рассматривал брата, размахивавшего руками в кресле.

– Потому что у меня брат-домушник. Залазил к подружкам – залезешь и в театр. Лука провёл рукой по горячему лбу и заговорил серьёзней:

– Неужели не понимаешь, какого масштаба мы можем устроить чудо, если всё получится.

Музыкант спустился со стола, и, описав круг в воздухе рукой с сигаретой, отчего она оставила дымное кольцо, ткнул ей в сторону кресла-качалки:

– Погоди-погоди, прежде чем ты продолжишь и скажешь еще какую-нибудь глупость в пять утра…

Август подошёл ближе и пристально всмотрелся в лицо писателя.

– Ты готов запеть?

Лука ответил на удивление просто, словно поразившись, что брата сейчас интересует только это:

– Да, конечно.

– Мм. Угу.

Младший брат был обескуражен, и, подойдя к окну, распахнул его, чтобы выбросить туда остатки сигареты вместе с усталостью.

– Что же… тогда давай посмотрим, что можно придумать.

Лука поднялся с кресла и стал рядом с ним на фоне уже исчезающих звёзд.

– Я прошу тебя о помощи, Август. Давно я это делал? Давно говорил о долге? Ты нужен мне, если это тебя тронет.

– Не знаю я таких правил, где братья друг другу должны. А дело стоит того. Но…

– Но? Ты сказал «Но»?

Август двинулся к роялю и бережно провел по нему рукой. Остановившись, он проговорил фразу, поморщившись от её банальности:

– Я видел, как ты смотрел не неё вечером. Больше никто так не смотрел, не нашёл я парней или ухажёров, а выпил я вчера достаточно для того, чтобы их различить.

Август вернулся в русло перегарного сарказма, не вынося откровенности ситуации:

– Более того – я выпил достаточно, чтобы они сменили имидж и перестали быть ухажёрами, но впустую, эх.

Было не очень ясно, говорит ли Август всерьез или шутит, однако досада казалось искренней, что слегка напрягло Луку и пошатнуло уверенность в отношение брата к событиям. Тот же проникновенно продолжал вещать:

– Впрочем, это не значит, что их вовсе нет. Может быть, это какой-то очередной клерк с удивительной судьбой и возможностью притягивать к себе галактики.

– Нет, Клерка у неё точно нет. Не тот она человек.

– Определил за три фразы разговора?

– Я писатель, это моя профессия.

– Ты потерявший голову романтик, а это снижает точность исследования.

Август снова начал мерить комнату подошвами:

– Всё, что я хочу сказать… Знать степень авантюрности мне не важно, это ерунда. Какая разница, какой степени приключение, если эта затея сама по себе, она автоматически выше всех планок рутины. Я хочу сказать…

Младший брат повернулся к Луке и заговорил тихо, словно бы приоткрывая завесу своих заключений и переживаний.

– Даже если нам придётся сделать то сумасшествие, которое ты задумал, я – с тобой. Это действительно может отправить нас на самую вершину Олимпа романтики. Но ты знаешь себя, я знаю себя, и мы не знаем её, совершенно. Быть может, это дико звучит из этих уст, но я бы не хотел наломать дров уже с самого начала. Это важно для тебя, потому – вопрос: ты уверен, что это стоит делать именно так?

Лука не изобразил ни единой эмоции из большой мозаики, вызванной братской речью, и сумбурно клеившейся внутри него:

– Если не так невероятно, то зачем тогда вообще?

Музыкант помолчал.

– Необыкновенные девушки требуют необыкновенных свиданий. Пускай.

Старший брат поймал себя на мысли, что тот прав.

– Итак…

Август потер ладони.

– Что же она поёт?

***

Через несколько дней, проведённых в снах и размышлениях о будущем невероятного события, выдуманного влюблённым творческим нутром Луки, писатель вместе с братом досматривали последний акт «Фимбулвинтера», знакомого до боли его автору. Спектакль этот был большим экспериментом в творчестве и жизни Луки, и в качестве пробы он решил подослать его в «Равенну» под именем Августа. Когда пьесу приняли, Лука был ни капли не удивлён. Труппа в очередной раз удивляла кропотливой работой с первоисточником, не искажая и не коверкая рукопись, а слегка добавляя в него лоск, адаптируя под немного артхаусный стиль гигантского театра. У автора это вызывало симпатию, которую он относил либо к поднятому настроению в связи с тем, что он снова видел необыкновенную девушку на сцене, либо к готовящемуся чуду невиданной степени авантюризма.