Герман Мелвилл - Маскарад, или Искуситель

– Что это означает? – спросил местный торговец, пристально глядя.

– Ничего. Завывание раненого помешавшегося волка, – сказал методист. – Раздражительность, много раздражительности, которая есть хрупкое порождение его злого неверующего сердца: оно сделало его безумным. Я подозреваю, что он природный подонок. О, друзья! – Он воздел свои руки, как на кафедре проповедника. – О, возлюбленные, вот мы и предупреждены печальным зрелищем этого безумца. Давайте извлечём пользу из урока, чтобы у следующего человека, не верящего в провидение, не было того, против чего должен молиться человек, то есть против того, чтобы подозревать своего ближнего. Я был в сумасшедших домах, полных скорбного духа, и обратил там внимание на законченных безумцев: капризного безумного циника, бормотавшего в углу, в течение многих лет из-за своего безумия прикованного там, голова которого была поглощена грызением его собственной губы, ставшего стервятником по отношению к самому себе, в то время как из угла напротив виднелась судорожная гримаса идиота.

– Какой пример! – прошептал один.

– Мог бы удержать Тимона, – был ответ.

– О, о, хороший шентльмен, неужели вы не верите кривой бедный стар негр? – возопил возвратившийся теперь негр, который во время последней сцены с тревогой стоял в стороне.

– Верю ли я тебе? – вторил ему тот, кто шептал, внезапно изменившимся тоном, резко развернувшись. – Это ещё неизвестно.

– Я говорю тебе, каково это, Чёрное Дерево, – столь же изменившимся тоном сказал ему тот, кто ответил на сплетню, – что вон тот грубиян, – он указал на деревянную ногу на расстоянии, – является, без сомнения, довольно грубым парнем, и я не хотел бы походить на него, но это не причина, почему ты не можешь быть своего рода темнокожим Джереми Диддлером.

– Никакой вера кривому бедному стар негру, денди?

– Прежде чем вселить в себя нашу веру, – сказал третий, – мы будем ждать отчёта доброго джентльмена, который отправился на поиски одного из твоих друзей, кто должен будет рассказать о тебе.

– Очень вероятно, что в этом случае, – сказал четвёртый, – мы не будем ждать здесь до Рождества. Не должно задаваться вопросом, пока мы не увидим этого доброго джентльмена снова. После напрасного поиска через некоторое время он придёт к заключению, что был обманут им, и, таким образом, не возвратится к нам из-за чистого позора. Факт в том, что я сам начинаю испытывать мало угрызений совести относительно негра. Все странности этого негра зависят от него.

Негр завопил снова и, в отчаянии отшатнувшись от последней фразы, умоляюще поймал методиста за полу его пальто. Но возбуждённый проситель заметил перемену. В нерешительной и обеспокоенной атмосфере священник безмолвно следил за просителем, против которого, так или иначе, инстинктивное недоверие, поначалу слабое, теперь возрождалось, и, во всяком случае, с усилившейся серьёзностью.

– Никакой веры кривой бедный стар негр, – снова и снова вопил старый негр, отпуская полы пальто и умоляюще поворачиваясь повсюду вокруг себя.

– Да, мой бедняга… я… верю тебе, – тут же воскликнул уже упоминавшийся местный торговец, отчего негр, жалобно стоящий на жёстких пятках, понял, что решение принято в его пользу. – И вот здесь есть некое подтверждение моего доверия. – И затем, подложив свой зонтик под мышку и запустив свою руку в свой карман, он выловил кошелёк, и как раз случайно его визитная карточка, никем не замеченная, упала на палубу. – Здесь, здесь, мой бедняга, – продолжал он, жертвуя полдоллара.

Не более благодарное за монету, чем за доброту, лицо калеки пылало, как полированная медная кастрюля, и, качая одной протянутой рукой, он взял милостыню, в то время как, подсознательно придвинувшись, кожаным ремнём накрыл карточку.

Несмотря на общее чувство, благодеяние торговца не свершилось бы, возможно, без его нежелательного возвращения из толпы, и с того момента это благодеяние, казалось, так или иначе адресовало всем присутствующим своего рода упрёк.

И снова, и более неуступчиво, чем когда-либо, раздался выкрик против негра, и снова тот вопил в своём плаче и обращался к другим людям, опять повторяя, что друзья, которых он имел в виду, частично покинувшие список, свободно вступились бы за него, если бы кто-то пошёл и нашёл их.

– Почему ты не пойдёшь и не найдёшь их сам? – потребовал грубый лодочник.

– Как может я идти найти их сам? Друзья кривой бедный стар негр ногами должен прибыть к нему. О, што, што, а хороший человек с сигарой – хороший друг кривой негр?

В этот момент подошёл стюард и позвонил в звонок, призывая всех людей, которые не получили свои билеты, идти в контору капитана; это объявление быстро проредило толпу вокруг чёрного калеки, который вскоре сам, озадаченный несчастьем, исчез с глаз долой, – вероятно, по почти таким же делам, что имелись у остальных.

– Как дела, господин Робертс?

– А?

– Разве вы не знаете меня?

– Нет, конечно.

Толпа возле конторы капитана со временем растаяла, и вышеупомянутая встреча произошла на одном из балконов со стороны кормы между человеком в траурном наряде и с представительным, но не самым блестящим, длинным пером на шляпе и вышеупомянутым местным торговцем, к которому по-дружески, как к старому знакомому, тот и обратился.

– Возможно ли, мой уважаемый господин, – резюмировал тот, что с пером, – что вы не помните моего лица? Тогда почему я вспоминаю ваше отчётливо, как будто не более получаса, а не полвека прошло с тех пор, как я увидел вас? Не припоминаете меня теперь? Посмотрите внимательно.

– По своей совести, воистину, я протестую. – Честное изумление. – Благословите мою душу, сэр, я не узнаю вас – воистину, воистину. Но останьтесь, останьтесь, – добавил он поспешно, не без удовлетворения глядя на креп на шляпе незнакомца. – Останьтесь. Да, мне кажется, хотя я и не имею удовольствия лично знать вас, но всё же я вполне уверен, я, по крайней мере… слышал… вас, и ещё недавно, совсем не давно. Бедный негр на борту здесь упомянул вас среди других, из-за характера, как я полагаю.

– О, калека. Бедняга. Я его хорошо знаю. Они нашли меня. Я сказал всё, что мог ради него. Я думаю, что преуменьшил их сомнения. Если бы я мог оказать более существенную услугу! И кстати, сэр, – добавил он, – теперь позвольте мне спросить о том, что останавливает меня: обстоятельства отношений одного человека, хоть и скромного, к характеру другого человека, хоть и огорчающему, не заставляют ли поспорить о большей или меньшей моральной ценности у последнего?

Славный торговец выглядел озадаченным.

– Вы всё ещё не вспомнили моё лицо?

– Истина пока заставляет меня сказать, что не могу, несмотря на все мои старания, – таков был неохотный искренний ответ.