Сергей Терещук - Магазин натипков

Включив воду в кране над раковиной, я стал расхаживать по зеркальному кафелю, чувствуя, как во мне закипает злость на самого себя. Меня раздражали очевидность вопросов и полное отсутствие рациональных ответов здравомыслящего существа, то есть меня. Продолжая исследовать необъятность ванной комнаты, за корзиной для белья я обнаружил кучу какого-то белого меха, скорее всего, кроличьего.

– Едрена батона, какого лешего это тут делает?

И пнул со злости так, что куча улетела под зеркальную ванну, стоящую на позолоченных львиных лапах.

Надо было уже наконец выбираться из этой зеркальной шкатулки… В дверь тихонечко постучали.

– Сергей, у вас все в порядке? Вы как-то долго?

– Я обычно так тщательно руки мою!

– Двадцать минут???

– Бывает и дольше… С детства приучили. Когда с улицы прихожу.

Мы продолжали общаться через закрытую дверь. Но так как она тоже была зеркальной, то я общался сам с собой, только ее голосом. Получалось чревовещание какое-то. Или мое альтер эго – женского пола… Тьфу, че за чушь в голове!

– А это для кожи не вредно?

– Чистота?

– Мыло в таком количестве?

– А я без мыла мою. Поэтому так долго…

Чего я несу! С детства ненавидел мыть руки. Пора уже заканчивать эту комедию…

– Я уже выхожу…

– Скажите, Сергей! А там Маркиза нет?

– Маркиза?

Хотел сказать, что все маркизы в Париж уехали, но успел подумать: «Зачем делать себя еще глупее, чем есть на самом деле…».

– Да, Маркиз! Мой кот! Я его нигде найти не могу…

– Кот???

– Маркизик мой! Пушистик! Снежочек мой!

Смутные догадки забурлили в моей голове, как взболтанная газировка. Стало щекотно и любопытно. Неужели та бесформенная куча шерсти, что я пнул, и была Маркизом? Тогда почему это животное не издало ни единого звука? Не мог же я его укокошить одним ударом! Или это такой летаргический сон?

Я открыл дверь. Тамара стояла на пороге с миской кошачей еды.

– Это мне?

– Ну, что вы? Это моему котику. Где же он спрятался? Маркиз! Кис-кис-кис! Он очень стеснительный…

И тут под ванной заскрипела дверь. Такой интерпретации кошачьего «мяу» я еще не слыхал. Тамара радостно кинулась туда с миской.

– Вот он, мой котик!

Во мне теплилась надежда, что там, судя по голосу, сидит маленький котенок.

– Иди к мамочке…

Да что же такое! Почему опять мамочка… Извращенство, да и только! Но не это стало гвоздем программы! А то, что Тамара извлекла из-под зеркального корыта на львиных лапах. Та самая бесформенная куча белого кроличьего меха. Она прижала к груди эту тестообразную шерстяную биомассу размером со среднюю подушку.

– Мой маленький! Стесняется! Спрятался под ванну…

Хотелось ей сказать, отчего он так «застеснялся»… но я не мог выговорить ни слова, наблюдая эту картину. Это нечто, прижатое к груди Тамары, казалось, готово было вытечь сквозь руки хозяйки. Знаете, что я вам скажу, дорогие мои? Это издевательство над животным! Какими чувствами должна обладать душа, чтобы сотворить такое с хищником, пусть даже и небольшого размера? Какими идеями руководствуется мозг, делая из охотника за мышами и воробьями кучу безвольного незнамо что? Кое-как я могу смириться с бонсай. Все-таки деревья не настолько для нас одушевленные существа. И это хотя бы искусство. Можно сказать, что у них своя миссия. Они несут прекрасное, созданное человеком сотни, а порой даже и тысячи лет назад. Но вот этот скрипучий тюфяк не укладывается в моей голове.

– Идем в гостиную, мой малыш! Идем ужинать. Да? Скажи дяде Сергею, чтобы он взял твою миску и шел за нами.

Шерстяная дверь скрипнула в руках Тамары, и они вдвоем прошествовали в гостиную.

У меня было такое ощущение, что я перестал существовать и стал тем, с чем надо общаться через кошачьего переводчика. Почему вдруг я превратился в прислугу для Маркиза? «Скажи дяде Сергею, чтобы взял твою миску…» Ах твою-то так, едрена батона. Знай я, что это был кот за корзиной для белья, не дожил бы он до этого счастливого момента. Тоже мне «племянничек»!

Я, конечно, взял миску с кошачьей едой. И, конечно же, пошел за ними. Еда, кстати, пахла довольно-таки аппетитно. И выглядела, как гречка с тушенкой и с жаренным луком… Только с рыбным ароматом… Не подумайте, что я это попробовал!

Круглый стол был накрыт на… три персоны. Два столовых прибора ровно напротив одного.

– А мы ждем кого-то еще? – спросил я и услышал ответ, который ввел меня в коматозное состояние.

– Маркиз, скажи Сергею, что это твое место! Да, Маркизик? Это же твое место? Приглашай Сергея к столу.

Дальнейшее превратилось в психологическую зоофилию.

Тамара сгрузила эту бесформенную кучу, бывшую когда-то котом, на стол между двумя пустыми тарелками. Взяла у меня из рук миску, как будто я был неодушевленным предметом, типа столика на колесиках. Подсунула ее под кучу меха, растекшуюся ровным кругом на краю стола. Пододвинула стул к тому месту, где между двумя столовыми приборами лежала белая шубейка по имени Маркиз. И торжественно присела, постелив белую салфетку на колени.

– Маркизик, спроси у Сергея, почему он не присаживается?

Это общение напоминало мне игру в испорченный телефон, из детства. Только тут был испорченный кот. Коммуникативный испорченный кот.

Так значит, я тоже должен был общаться через него?

– Маркизик, скажи своей трёхнутой хозяйке, пусть возьмет свой мозг, где она там его выложила, и положит на место. А лучше всего, скажи ей, Маркизик, чтобы она вернула сюда Тамару, с которой я гулял вчера в парке. Сейчас же, драный ты воротник!

Пока я выстраивал эту фразу в своей голове, животное начало чавкать чем-то там у себя внутри. Как происходил процесс поглощения гречки с тушенкой, понять не было никакой возможности ввиду отсутствия у данного субъекта видимой кошачьей морды, а также лап и хвоста. Комок жира, обернутый в меховой бурдюк. Вот что представлял из себя этот кот.

– Приятного аппетита, Маркизик! – сказала Тамара и, положив себе на тарелку селедки под шубой, принялась за еду.

Она даже не смотрела на меня. Так, словно я стал невидимкой. Она знала, что я есть, но в каком-то другом агрегатном состоянии, видимом только Маркизу. Различные чувства устроили во мне Вавилонское столпотворение. Их было так много, что я не успевал давать им определения. Но одно единственное было сильнее всех. И понятнее… Это был голод. Реальный такой. Животный голод. Потому что я, как приличный человек, собирающийся в гости, ничего не ел с самого утра. И коль уж я оказался невидимым по эту сторону стола, то решил сесть и как следует поесть. Надо же хоть какую-то пользу извлечь из всего этого безобразия.

Огромный круглый стол был просто завален едой. Как будто у скатерти самобранки сломался выключатель, и она сама себя завалила едой. Салаты, сыры, колбасы, горячие блюда, холодные блюда, куриные крылышки различных видов, вина, десерты с фруктами и даже компот… Это все летело в топку. Я молотил челюстями так, как никогда в жизни. Словно мне предстоял многодневный поход в места, где напрочь отсутствует еда. Но чувство голода никуда и не собиралось уходить. На нервной почве, наверно. Застольную тишину нарушал только звук столовых приборов и мерное посапывание Маркиза на столе. Он так и уснул на своей миске. А может, и ее переварил… Когда я затачивал восьмое куриное крылышко, Тамара вдруг заговорила.