Владимир Ковтонюк - Святая вода. повесть и рассказы

– Десять, – дружно ответил класс.

– Правильно, молодцы, – похвалил доктор. – Известен случай, когда врачам удалось оживить человека, который был подо льдом двадцать четыре часа. Давайте, ребята, дружно поблагодарим Диму и Васю за то, что они спасли человека!

– Спасибо! – хором сказал класс…

– Видимо, эмоции тогда у меня перехлёстывали через край, раз я запомнил эти цифры на всю жизнь, – задумчиво произнёс Ракитский. – А вообще-то, если покопаться в прошлом, то этот случай из школьных лет, пожалуй, не единственный в моей жизни, произошедший со мною тринадцатого числа. Только теперь в феврале…

* * *

Так уж сложилось, что в природной полосе московского региона после ноябрьской и декабрьской темени и брожения атмосферы, обычно в конце января – начале февраля вместе с морозами появляется солнце. Не удивительно, что вся летающая братия, заждавшись хорошей погоды, начинает нетерпеливо потирать руки в предвкушении полётов.

Так же было всё и на площадке, приспособленной под небольшой аэродром, рядом с домом Ракитского. В свою очередь, дом Ракитского располагался на берегу Москвы-реки, и Москва-река отделяла его от Бронниц.

Вдоль реки торчали вышки высоковольтной линии электропередачи, поэтому, чтобы зайти и сесть на аэродром этим курсом, требовалось «поднырнуть» под провода, перелететь реку, и постаравшись не уткнуться колёсами в обрывистый глинистый бережок высотой около метра, не далее, чем через несколько метров коснуться взлётной полосы. Столь суровые условия посадки бескомпромиссно диктовались тем, что короткая взлётная полоса другим своим торцом упиралась в насыпь автомобильной дороги.

Немудрено, что хозяин, пилотировавший самолёт-амфибию, вынужден был во избежание ещё больших неприятностей крепко «приложить» её на посадке, в результате чего от амфибии отлетела, прихватив за собой внушительный кусок борта, левая стойка шасси.

Самолёт некоторое время лежал, поджидая ремонта, рядом с сараем, пока, наконец, удалось договориться с ребятами из Хотьково. Они, как высококлассные специалисты, восстановили стеклопластиковый борт и поставили на место стойку.

Самолёт поставили на лыжи и теперь по традиции, принятой в авиации, его следовало «облетать».

– Дмитрий Александрович, может, слетаешь? – ходил за Ракитским хозяин самолёта, прекрасно зная, что Ракитский скоро сдастся, раз запросто ввязывается в такие мероприятия.

– Ну, что ж, готовь самолёт, я пойду, переоденусь, а то замёрзну. Там, – Ракитский показал вверх, – ещё холоднее. Да и парашют возьму, пожалуй.

– У меня на самолёте полёт с парашютом не предусмотрен. Там с парашютом в кресло не сядешь. Они такие, как в легковом автомобиле.

– Ничего, парашют небольшой, крепится на спине. Я с ним на планёрах летаю, – пояснил Ракитский.

Но как ни пытался Ракитский устроиться на сиденьи с парашютом за спиной, у него ничего не получалось. Парашют мешал, и Ракитский снял его и положил на снег рядом с лыжей самолёта.

– Вообще-то, на самолёте должна стоять спассистема, но на неё пока нет денег, – оправдывался хозяин.

На взлёте, едва самолёт миновал кольцевую автодорогу, правый двигатель неожиданно заглох, и самолёт в такой конфигурации, как это бывает при парашютировании, «посыпался» на трубу котельной. Ракитскому сразу же стало, мягко скажем, не холодно и где-то там, ниже пояса, возникло ощущение, что он вот-вот нанижется на эту трубу, как на шампур.

Но мотор после того, как заставил пилота согреться, заработал так же неожиданно, как и заглох перед этим, и Ракитский сделал для себя вывод, что это не критично, это поток от винта левого мотора оказывает влияние на правый мотор, в результате чего карбюратор правого мотора «замерзает». Но как только мотор глохнет, воздушные потоки под капотом теряют свою интенсивность, и карбюратор отогревается, открывая бензину проходные сечения в жиклёрах. Набегающий поток воздуха постоянно вращает винт, и мотор запускается.

После того, как с мотором произошло такое два-три раза, Ракитский решил, что это закономерность, и перестал обращать внимание на это досадное явление, так безотказно взбадривающее пилота.

Но, видимо, у этого самолёта в запасе имелся неисчерпаемый запас сюрпризов. Едва Ракитский махнул рукою на неполадки с мотором, как самолёт вновь заставил его согреться, на сей раз до пота – самолёт резко клюнул носом, намекая на то, что немедленно переходит в пикирование. Ракитский осмотрелся в поисках причины такого явления и с большим удивлением обнаружил, что из-за ошибки при установке лыжи развернулись носками вниз и встали перпендикулярно направлению полёта.

Стало понятно, что при таком положении лыж удержать самолёт в полёте можно только на минимальной скорости, практически равной скорости сваливания в штопор.

Сразу же появилась мысль – послать всё к чёрту, открыть фонарь кабины, выбраться из неё, да и сигануть.

Но Ракитский вовремя вспомнил, что перед взлётом снял парашют. Поэтому, тут же в утешение появилась и другая мысль – какой нормальный человек выпрыгнет из пока ещё нормально летящего летательного аппарата. А парашютик был совсем маленький, с большой вертикальной скоростью снижения. В лучшем случае, ноги переломаешь, а то и совсем гробанёшься, внизу-то вон, сколько всего понастроено. Одна ЛЭП чего стоит, сразу в обугленную головешку превратишься. Да и неизвестно, куда упадёт эта штуковина, пока ещё называемая самолётом, которая, как только её покинет пилот, станет обыкновенным неодушевлённым предметом.

Ракитский представил, какой вой поднимется в газетах, как расшумится радио и телевидение! Вот, летать не умеют, а всё туда же! А если и пытаются летать, то на таких аппаратах, которые и в воздух выпускать нельзя. И вообще, дай им волю, они и на Кремль полетят, а там – до теракта недалеко. Куда смотрит Министерство транспорта? Запретить, и немедля! И вообще, арестовать их всех, да пересажать! И впредь никого не пущать!

Но раз прыжок с парашютом пока откладывается, а сажать самолёт с лыжами в таком положении немыслимо, то необходимо придумать что-то неординарное, чтоб на посадке не разбить машину и не убиться самому.

Для того, чтобы выиграть время для обдумывания и принятия решения, необходимо для начала набрать высоту, хотя бы тысячу метров. Это следует выполнить на минимально возможной скорости, чтобы сделать силы, затягивающие самолёт в пикирование, минимальными. А то ведь и руля высоты может нехватить для удержания машины в воздухе.

И Ракитский, выпустив закрылки и убавив обороты моторам, приступил, удерживая самолет на минимальной скорости, к выполнению этой задачи.

Самолёт медленно набирал высоту, хотя и дрожал, как живое существо, предупреждая лётчика о том, что находится перед сваливанием в штопор.