Наталья Доброхотова-Майкова - Бронзовый воробей. Или приключения красавца-корнета

Он надел мундир, перепрыгнул через ручей и пошел вдоль стены. Как будто впереди за кустами мелькало белое платьице. Ему даже показалось, что он заметил, как оно скрылось в проломе стены. Он свернул туда же и оказался в прекрасно сохранившейся галерее с колонами. Раньше он ее не видел; а ведь, казалось, облазил все здание. Галерея плавно изгибалась вправо, и другой конец ее исчезал за поворотом. Там девушка или нет? Он пошел, а не побежал, чтобы девушка не испугалась, и неожиданно вышел в тот самый дворик, в котором провел ночь. Девушка стояла посреди двора, солдат все так же спал, сидя у колонны. Коня не было.

– Сударыня, вы главное не бойтесь, – сказал он на языке врагов.

– Я нисколько не боюсь, что вы, – заговорила девушка со странной горячностью. – Я просто… вы так неожиданно… – она снова покраснела. Голос у нее дрожал, но большие голубые глаза сверкали отчаянной решимостью.

– Вы заблудились, должно быть, – сказал корнет, торопясь поддержать разговор. – Вы, наверно, живете недалеко. Я провожу вас, если позволите. Хотя я, как вы видите…

– Я… да… нет, – сказала девушка. Теперь она казалась растерянной. – Я, правда, недалеко… вы не думайте…

– Сударыня, – сказал корнет, – поверьте, я не стал бы, злоупотребляя случайностью, навязывать свое общество даме… Но здесь может быть небезопасно… Я не хочу вас пугать…

– Нет—нет, я не боюсь, – быстро сказала девушка.

– Я, например, – продолжал корнет, – или вот этот солдат, он славный малый, но его товарищи…

В этот момент солдат громко зевнул, поднял голову и открыл глаза. Его розовое от сна, простое и красивое лицо дышало детской безмятежностью.

– Сестренка, – сказал он, – выпить не найдется?

Девушка тревожно обернулась к корнету.

– Ничего, это так, – сказал корнет. – Он спрашивает, нет ли у вас вина. У меня он вчера просил поесть, а у меня никакой еды не было, только вот фляжка с вином. Странно, что он больше не хочет есть. Он не ел, наверно, больше суток… и я тоже.

– Я, наверно… вина у меня нет, – сказала девушка. Она как будто колебалась. – Я могу… вот, если хотите…

Она сняла платочек, прикрывавший корзинку, и корнет увидел… у него даже в глазах потемнело. Он увидел круглый, золотистый, с глянцевой корочкой пирог.

– Нет, что… – начал корнет и даже не смог договорить «вы»: ему пришлось проглотить слюну.

– Вот славно! – воскликнул солдат. – Давай-ка сюда!

Он отложил мушкет и подвинулся, освобождая место на ступеньке. Девушка робко оглянулась, как бы спрашивая корнета, что ей делать? Потом приблизилась к солдату, расстелила рядом с ним платочек, и выложила из корзинки пирог, маленький синий горшочек с маслом и три толстеньких, корявых деревенских колбаски. Солдат, глядя на это все, тряс в восхищенье головой и прицокивал языком.

– Иди сюда, друг, – махнул он корнету, а когда девушка собралась встать и отойти: – Куда? Садись, садись, хозяйка! Нам без тебя невкусно будет!

Неизвестно, понимала ли девушка его диалект, но его она понимала. Она осторожно присела на край ступеньки и подняла на корнета чудные голубые глаза.

– Сударь, вы тоже… прошу вас.

Корнет присоединился к ним. Солдат вынул широкий складной нож, отхватил этак с треть пирога, зацепил ножом мягкого желтого масла из горшочка, намазал на пирог и сразу откусил половину. Нож он положил на салфетку.

– Я вам отрежу кусочек? – спросил корнет.

– Чуть-чуть, – шепнула она. – Я недавно завтракала.

Корнет отрезал небольшой кусочек пирога с мясом.

– Нет-нет, – сказала она, когда он потянулся за маслом. Свой кусок он тоже мазать не стал. Он откусил от него, чувствуя, что сочнее, душистее, мягче он никогда ничего не откусывал, и… других воспоминаний у него не осталось. Он проглотил пирог, не успев насладиться им как следует. Солдат между тем отломил половину колбаски, с хрустом откусил от нее белыми зубами и отрезал половину оставшегося пирога. Корнет из деликатности не решился взять все, что осталось, хотя их милая сотрапезница, чуть прикасаясь к своему кусочку алыми губками, явно собиралась растянуть его на весь ужин. Корнет отрезал кусок – меньше, чем ему хотелось бы, – и, чтобы продлить удовольствие, медленно намазал его маслом. Все же кусок исчез слишком быстро. Правда, еще оставались колбаски.

трапеза

– Тебя как звать-то? – спросил солдат, отправляя в рот еще кусок пирога.

– Вероника, – ответила девушка, снова вспыхнув. Она легко краснела, и эта застенчивость в сочетании со смелостью была очаровательна.

– Самогон (или что-то вроде того), – невнятно произнес солдат с набитым ртом, стукнув себя в грудь рукояткой ножа.

Корнет потянулся за своей фляжкой, отвинтил крышечку и налил в нее, как в стаканчик, немного золотистого вина.

– Не откажитесь, мадмуазель, – сказал он. – Нет-нет, умоляю вас, не отказывайтесь: это очень легкое вино, самое дамское, это же Бутон, вы наверняка пробовали… Нам очень стыдно, что мы не можем предложить вам чаю в благодарность за ваше щедрое угощение. Здесь есть только вода – вон в той луже. Мы с конем ее уже пили.

Девушка рассмеялась, осторожно приняла у него крышечку и отпила глоточек. Кто она была? Дочь помещика или священника? Скорее всего, деревенская жительница: румянец, свежесть… С другой стороны, отсутствие жеманства, хорошие манеры – это светское воспитание. Корнет собрался познакомиться поближе, пользуясь тем, что ему удалось ее рассмешить, но тут заговорил солдат.

– У нас в полку был случай, – начал он, отпив из фляжки и протягивая ее корнету. – Стояли мы…

Корнету пришлось переводить. Он сначала даже обрадовался, что девушка понимает не все. Но рассказ солдата был безупречен – жив, занимателен и благопристоен. Скоро они уже смеялись все трое.

Солдат и корнет по очереди прихлебывали из фляжки, резали пирог и колбасу. Даже мадмуазель Вероника согласилась выпить еще глоточек и съесть кусочек своего пирожка. Корнет старался не обращать внимания на исторических деятелей, то и дело возникавших в рассказе, который он переводил; на неиссякающее вино во фляжке. Теперь его удивляло другое: на салфетке между ними все еще оставалось полпирога, почти полный горшочек масла и несколько кусков колбасы. Он почувствовал, что есть больше не хочет. Как раз в это время солдат, не прерывая повествования, вытер нож о штаны, а съестное аккуратно сложил в корзинку, накрыл салфеткой и поставил рядом с хозяйкой.

– Спасибо, барышня, – сказал он, – накормили; а это держите; пригодится. Так вот, лейтенант…

Фляжку он, однако, отнюдь не закрыл. Корнет уже давно перестал пить. Доброй и храброй барышне нужен был, конечно, трезвый защитник; особенно на ночь глядя – ночь-то, она была вот она. Корнет беспокоился все сильней. Мало того, что за веселым застольем он забыл о воинском долге; он забыл даже, что обязан заботиться о девушке. Она, кажется, неплохо провела время; но что будет, если ее родители узнают, что она проводила время в развалинах с двумя военными, да еще из двух враждующих армий! Конечно, в своей невинности она не видела в этом ничего предосудительного; но так не могло продолжаться. «Буду ей спаситель», – мыслил он. Солдат тем временем совсем переключился на фляжку и беседовал уже только с ней.