Екатерина Русина - Уходи к своей Наташе. Сборник рассказов

Как летит время… Вот уже два года как не стало его любимой Алевтины, которую он до конца её жизни называл «душа моя» и каждое утро целовал как только просыпался. Такая любовь не каждому выпадает… А ему вот повезло. Он не знал, радоваться ли тому, что ей удалось уйти первой – ведь, с одной стороны, ей так легче, чем если бы он ушёл первым, а она осталась бы страдать и доживать в одиночестве. Но в то же время её уход стал поворотом всей его жизни.

* * *

Жили они в большой трехкомнатной квартире в центре города, у Мирона была своя отдельная комната с кучей игрушек и книг, так как он был единственным ребенком в семье, то родители старались дать ему всё.

Когда же Алевтина отошла в мир иной, Мирон заявил, что он уже не в том возрасте, чтобы жить с отцом, и квартиру надо разменять. Так Григорий оказался в однушке на другом конце города, а все оставшиеся средства отдал сыну, тот вложил их в ипотеку и купил себе большую двушку в центре, недалеко от того места, где они жили всей семьей.

Особо теплых отношений у них с сыном не сложилось. Их всегда объединяла мать, нежная и добрая, создающая невероятный уют в доме. С её уходом связь потерялась, они остались как два отдельных человека, некогда родных, но по сути с трудом находящих общий язык.

Мирон был сосредоточен на себе, на новой работе, квартире, своей девушке, и отец не играл особой роли в его жизни. Григорий старался часто звонить сыну, чтобы не только не потерять, но укрепить связь, научиться жить с тем, что теперь их осталось двое, что никто не будет помогать им взаимодействовать. Но сыну было не до него.

Григорий не обижался, он понимал, что у молодости свои дела. Он очень скучал по своей Алевтине, по тому времени, что они провели вместе. И хоть он всё делал для сына, понимал, что взамен ничего ждать не стоит. Мирон вырос не тем человеком, который взял бы на себя груз ухода за престарелым отцом.

Пенсии Григория вполне хватало на жизнь, он справлялся. По вечерам он гулял по скверу, потом читал книгу, сидя в большом кресле в углу комнаты, а перед сном разговаривал с Алевтиной, словно она была жива. Рассказывал ей о том, как он скучает, как прошел день, как он пытается сблизиться с Мироном, но ничего не выходит. Она бы смогла ему помочь…

Григорий несколько месяцев откладывал пенсию чтобы сделать на могилку жены красивую ограду. Когда работа была закончена, он позвонил сыну, чтобы вместе с ним съездить на кладбище и посмотреть, как всё получилось.

– Сынок, ты прости, что отвлекаю тебя. Оградку я заказал. Съездишь со мной посмотреть?

– Пап, ну я не могу, правда. У меня работа, дела. Давай сам, ладно. Что я, оградок не видел.

Это было больно слышать, но в самом деле, что такого в оградке… Так ведь Мирон ни разу на могиле и не был, не то что на оградку посмотреть, так хоть бы помянуть.

Через пару месяцев Григорий понял, что достучаться до сына у него не получится. Он звонил ему каждый день, но всё больше понимал, что звонки только раздражаю сына. Он отвечал грубо, резко, и временами давал понять, что тот ему мешает.

Вскоре Григорий заболел, совсем слёг. Позвонил только своей тётке, которая и сама была уже стара и не здорова. Но приехала к нему, стала за ним ухаживать. Пока еще Григорий был в силах, написал завещание – чтобы после его смерти квартира была продана, а средства переданы на постоянный уход за их с супругой могилами, а оставшиеся средства – в детский дом. Сыну решил ничего не оставлять.

Тётка позвонила сыну Григория, когда сам он уже не мог разговаривать. Сын приехал не сразу, а спустя несколько дней. Когда узнал о завещании, стал кричать на больного отца:

– Да как ты можешь! Кому нужны эти могилы! Да поросли бы они сорняками! Мертвым не все ли равно, где лежать! А детский дом? Кто-то детей бросает, никому они не нужны, собственным родителям не нужны, а тебе нужны стали!! Нет чтобы родному сыну денег оставить, чтоб я ипотеку мог закрыть, в отпуск нормальный съездить! Ну и папаша мне достался!

Сын долго еще ходил по квартире и кричал, а по лицу Григория только тихо текли слезы…

Когда Мирон ушел, тётка села рядом с Григорием и сказала:

– Ну и сыночка вы вырастили… Надо было вам тогда взять ребеночка из детского дома, хотели ведь вы. Может хоть один бы толковый вырос, не свой, так чужой. Но Алевтина так любила Мирона, что не решилась больше на деток… Ох дорогой ты мой. Ну ничего, я с тобой до конца буду. И завещание твоё передам куда надо, всё сделаем как ты хочешь.

Григорий отошел в мир иной через две недели. Мирон на похороны не приехал…

– Семён, ты не поверишь, кого я сейчас на улице встретила! Надо же, сколько лет-то прошло. Ну ты представь, Платона Иваныча! Ну помнишь наверное, друг твоей молодости, Платон?

– Да что ты? Уж его забудешь. Я думал, он в Америку уехал.

– Мы поговорили немного, он в Америке и живёт, а сюда приехал в гости к родственникам. Дядька у него тут остался да племянники, редко видятся.

– Нашла с кем разговаривать.

– Семён, столько лет прошло! Давно забыть пора.

– Забыть? А ты сама-то забыла уже?

– По крайней мере зла я не держу. Что было, то было. Всего зла не удержишь. И на тот свет с собой не заберешь. Простил бы ты его…

– Как у вас всё легко.

– Семён, ты уже не в том возрасте чтобы зло таить. Отпустить пора, чтоб с легкой душой в тот мир идти.

– Ты меня уже туда отправляешь?

– Да ну тебя. Я серьёзно. В общем, пригласила я Платона к нам в гости. Придёт через час, я пойду стол накрою. Сама я уйду если хочешь, а вы главное поговорите, выясните всё. Без драк только! Не мальчишки уже.

– Вот ещё! Не буду я с ним разговаривать!

– Будешь, будешь. Куда ты денешься то? Ты извини, но ходить ты не можешь теперь, сидишь дома как пень. Прошла молодость, здоровье ушло, осталось только о душе думать и всё зло отпустить. Ну ты посиди, подумай, а я пойду на кухню.

* * *

– Ну здравствуй, Семён. Сколько лет прошло…

– Здравствуй, Платон. Вот уж не думал, что свидимся.

– Я много лет уже в Америке живу. Но раз приехал сюда, то не мог не зайти. Ты, говорят, болеешь давно.

– Да не твоё дело, болею или нет.

– Да хватит уже, Семён. Ну сколько нам осталось жить. Наверное, и видимся-то в последний раз. Я поговорить хочу. Давай я сначала скажу, а там если захочешь, выгонишь меня.

Мы с тобой сорок пять лет не виделись. Но я не забывал про тебя и про то, что произошло. Молодые мы тогда были… Сестра твоя была очень красивая, ладненькая… Как увидел её, так влюбился. Она с твоей женой дружила тогда, лучшие подружки были. Ну молодой я был, глупый, резвый больно. Такую девушку надо было замуж сразу брать, да беречь как зеницу ока… Дурак я был! Ну прости ты меня!

Помнишь, какая она была… Глаза огромные, голубые, как посмотрит так таешь. Забеременела она, такая счастливая была, когда мне сказала. А я что… Какой мне ребёнок тогда. Я ей и сказал, что не нужен мне никакой ребёнок, и жениться я не собираюсь, в город собираюсь уезжать, поступать и прочее. Она ведь не ответила мне ничего. Ушла молча.