Олеся ДЕРБИ - Вкус счастья

***

…Утром я проснулась с желанием написать книгу про Риткины посиделки в Белой комнате. Не дожидаясь следующего четверга, позвонила подруге и спросила разрешения на публикацию историй. Та посоветовалась с Мадлен. И обе странствующие по облакам дамы дали добро. Но перед тем, как приступить к творчеству, я взяла с подруги честное слово показать рукопись Ильфу, Петрову и Зощенко. Зачем? Да так, к слову… Интересно же, как оценят мои труды классики русской советской литературы.

Мы созванивались с Риткой по четвергам. У неё этот день был единственным выходным. Остальные отметки недели были расписаны на месяц вперёд: деловые поездки с мужем, спиритические сеансы, шоппинг, благотворительность, прогулки под луной и встречи в Белой комнате. Я в шутку называла этот день «чистым четвергом», намекая на очищение помыслов и смыслов. Маргарита, увлечённая своими приключениями, на шутку не обижалась. Напротив, считала четверг самым лучшим в списке недели. Ведь именно по четвергам она занималась тем, что больше всего любила в заграничной жизни – разговаривала на родном языке.

Следом за Риткой начала любить четверг и я. И вовсе не потому, что по привычке перенимала от подруги не самое лучшее. (По мнению моего горячо любимого супруга, Ритка была для меня плохим примером, которому не надо подражать. Заряжаясь энергией и жаждой приключений, после каждого нашего разговора я хотела круто изменить жизнь). А потому, что в четверг для меня открывалась завеса новой тайны. Именно с этого дня недели планировались масштабные перемены в моей скучной и однообразной жизни. Согласитесь, редко кому хочется активных действий накануне выходных. Ведь обычно новый мир строят с понедельника, а не с четверга…

Однако именно один из таких четвергов стал нашей с Риткой отправной точкой. Куда мы отправлялись? Навстречу давней мечте. Все эти прогулки в облаках, шабаши, кружевные трусики на люстре и расклады Таро были для Маргариты очередным развлечением. Не лекарством от скуки, как она любила повторять. А ширмой, плотной и пыльной, как занавес в стареньком театре. Той чертой, которую Маргарита очень боялась перейти. Границей, отделяющей девушку не только от родины, но и от мечты.

– В моей жизни стало слишком холодно и туманно, – сказала мне тогда Ритуся. – Хочу чего-то настоящего, понимаешь? Не мифического, странного и загадочного. Желаю жить так, как велит сердце, а не муж, не мама, не общество или мой ребёнок. Но вся беда в том, что туман очень густой – никак не могу рассмотреть: что там, за ближайшим поворотом. И страшно. И жутко интересно. Как думаешь, надо ли вглядываться дальше?

Тогда я ответила: дескать, чего бы ни прятал под серым плащом туман, нужно обязательно идти вперёд. Ведь возвращаться назад уже нельзя – за спиной тоже туман. А потом, когда положила трубку, задумалась о туманном будущем. Чего я хочу рассмотреть за ближайшем поворотом? Как, где и с кем желаю жить? Чтобы, как говорится, за себя не стыдиться и было что внукам рассказать…

В тот четверг, словно отвечая на наши с Риткой вопросы, Вселенная прислала подсказки. Мне она подсунула один модный журнал, а Ритке – встречу с очередным гостем в Белой комнате.

…На встречу с Сервантесом Ритка не смогла пойти. То ли занята была, то ли приболела, уже и не помнит. Но раз время назначено и Белая комната свободна, то обидеть гостя было бы с её стороны оскорблением. Попросив Мадлен поговорить с известным писателем, Рита вздохнула с облегчением. Ведь, к стыду своему, «Дон Кихота» не читала. Да и Сервантеса как писателя совсем не знала. Как-то у них не сложилось, что ли… Да, подруга видела по телевизору отрывки, снятые по книге этого испанца. Но, скорее всего, они не впечатлили настолько, чтобы проникнуть в душу и запомниться надолго. Поверьте мне на слово: Ритка не была бы Риткой, если бы пропустила что-то для себя важное и интересное…

Отправляясь в Белую комнату, Мадлен пригласила на встречу и Драгомира. (Сама не знает, как так получилось. Вроде бы он упоминал про Дон Кихота, как одного из любимых литературных героев). Друзья вернулись под большим впечатлением. Сказали: мол, писатель был очень рад, что Маргарита про него спрашивала и надеялся: дескать, прочтёт книгу и поменяет мнение о Дон Кихоте. Сервантес прислал Ритке книгу с подписью «Дульсинее от вечно преданного Дон Кихота. С надеждой на встречу», чем расстрогал девушку необычайно. В тот день она дала себе слово прочитать роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». И вовсе не потому, что обещала. Просто действительно заинтересовалась.

Мадлен уселась поудобнее, приготовила листок с Риткиными вопросами. Едва скрывая волнение, начала беседу:

– Что думаете о себе как о писателе?

– Хм… Пожалуй, признаюсь: писатель я так себе, – Мигель улыбнулся, подняв указательный палец, словно призывая слушателей к тишине. – Но не хуже многих… Писал больше для себя. Наверное, потому что не писать не мог. Иллюзий по поводу своего творчества не питал. Успех произведений удивил, но и обрадовал, конечно. Каждому ведь хочется признания…

Тогда Драгомир, который в эти дни находился в тупике, пытаясь выйти к свету в своих тёмных изысканиях, и который, в отличие от Ритки, перечитывал книгу Сервантеса несколько раз, спросил мнение писателя о Дон Кихоте как о герое.

– Да не герой он вовсе, – с грустью ответил Сервантес. – Так, потерянный сумасшедший в сумасшедшем мире людей. Кругом злоба и зависть, а он, как противовес – чистота и наивность.

Мадлен, внимательно наблюдая за тем, каким мягким и нежным становится лицо колдуна, невольно любовалась мужчиной, увлечённым, как мальчишка, не только магией, но и ветряными мельницами. Позже наставница тайком делилась с Риткой: в те редкие минуты, когда ведьмак не знал (или не ощущал), что за ним наблюдают, становился похож на простого человека. На мужчину, который не только отвечает за свои слова и поступки, но и, возможно, умеет любить и мечтать.

Может потому, не ведая, что просьба высказать мнение про счастье – это любимый, даже один из главных вопросов, которые Маргарита задаёт гостям, Драгомир спросил о нём у прозаика. Тот ответил, что главным источником счастья его земной жизни было писательство: «Много писать – это словно находиться в другой жизни. Ведь на бумаге легче бороться с мельницами и побеждать, а вот реально такое в принципе невозможно…»

Ещё одним источником счастья простой жизни для Сервантеса была… еда. Она доставляла ему радость: «Ибо нет ничего приятнее, чем сидеть за столом и наслаждаться покоем». Что для него счастье сейчас? Наверное, писать и носить одежду славы, наблюдать за популярностью, какой пользуется произведение на земле. Счастье сейчас – помогать людям в понятии и принятии жизни. Ведь настал тот момент, когда наконец-то рассвело, и дорога открылась, указывая верное направление.