Анастасия Спирина - Погружение в темную воду. Мистические истории: реальные и выдуманные

Покойник высморкался в остатки своего савана, потер нос, вернее то, что от него осталось. Я, наблюдая за этим действом, и чуть снова не потерял сознание. Мой новый друг продолжил:

– Мои проблемы начались задолго до того, как я лег в гроб. Проблемы начались гораздо раньше. Когда я умер, скорбеть по мне было некогда: все мои родственники были заняты поиском денег на мои похороны.

Покойник обратился ко мне:

– Вы знаете, сколько сейчас стоит место на кладбище?

– Нет, я как-то не ииинтересовался этим. – Меня прошиб сильный озноб.

– Зря, милочек, зря! Вам пора задуматься об этом, хотя бы потому, что вам уже надо начинать копить деньги на похороны. Да, это дорогое удовольствие, помирать не захочешь, жил бы вечно и не умирал, но организм – не вечный двигатель, иногда перестает работать. Так вот, когда я покинул мир живых, то у моей семьи не было денег на похороны, то, что дал «собес» хватило только на саван и белые тапочки, да и то, одежда уже давно пришла в негодность. Не было денег на покупку места на кладбище, оно и понятно – это полугодовая зарплата моего сына, а ему еще семью кормить надо. Когда я скончался, похоронные агенты облепили моего сына, набросились на него, как вороны на падаль, и давай его терзать своими предложениями, мол, от какого дизайнера вам гроб, какого цвета саван, что за вино вы предпочитаете на поминках, кутью делать с изюмом или курагой, или какими другими сухофруктами. Не до жиру было. Сын был в скорби, поэтому не мог адекватно соображать. Они столько денег с него содрали, обобрали как липку.

Хочу сказать несколько слов о директоре кладбища – царице мертвых, отстроила себе уже третий коттедж, всех детей обеспечила, вообще людей в грош не ставит, обращает внимание только на тех, кто платит ей этот самый грош, вернее большие деньги, а сын до сих пор долги отдает. Она зарабатывает деньги на скорби других людей, ведет себя так, будто сама бессмертна. Ее бизнес мертвечиной попахивает, знаете, какой есть у нее нелегальный приработок?

Я покачал головой, мне стало жутко интересно.

– Иногда к нам на кладбище приходят незваные жильцы, у них нет официальной кладбищенской прописки, – говорил труп шепотом, чтобы его никто, кроме меня не услышал.

– Как это, я вас не понимаю? – вмешался я в разговор, который с каждой фразой приобретал для меня все больший интерес, мне было любопытно узнать тайны загробной жизни.

– Иногда на кладбище привозят убиенных и закапывают их: либо под куст сирени, либо кому-то в могилу. Представляете радость покойника, лежал себе долгие годы, а тут на тебе, нежданно-негаданно подселили соседушку. Ладно бы дальнего родственника, а то совсем чужого человека без рода и племени. Мы их называем иждивенцами и не принимает в свою компанию. Конечно, я могу посочувствовать их горю, они невиноваты в том, что бандюки их пришили, ведь каждый человек имеет право на достойную смерть. Это нужно внести в Конституцию. В следующий раз, когда пойдете на референдум, проголосуйте за эту поправку. Насчет иждивенцев я говорю шепотом, потому, что сам на птичьих правах. Я, если переводить на ваш людской язык, имею только прописку, а не право собственности, то есть не имею права голоса и меня можно выгнать в любой момент.

Совсем забыл, прогнившие мои мозги, я же вам не рассказал свою историю до конца, отвлекся. Так вот, у сына не было денег на отдельное место на кладбище, меня похоронили рядом с соседом Федором Фомичем. Мы с ним еще при жизни ругались, только предмет спора был другой: раньше мы дрались из-за сотки земли или по поводу незаконно обобранной малины, а сейчас я на него ворчу, когда он случайно ложится на меня. Он кричит на меня, мол, иди отсюда, не пришей кобыле хвост, это мое место. Федор и при жизни не отличался интеллигентностью и тактичностью, теперь то и подавно, полежал в сырой земле, совсем озверел.

Так что как видите, я покидаю кладбище, нет мне покоя даже на том свете. Вы живые, не стремитесь на погост, потому что здесь не курорт, такие же проблемы, как и у живых, только нет у нас прав и законов кодифицированных. Беспредел, одним словом.

Меня заинтересовал этот мертвец, я понял, что он совсем не опасен, наоборот, беззащитен и вызывает сочувствие. Я даже не мог себе представить, что на том свете человека продолжают преследовать проблемы, почти такие же, как на земле.

– Куда же вы направляетесь? – поинтересовался я.

– На другое кладбище, которое заброшено далеко в лесу. Там есть свободные места – я узнавал. А здесь мне жить совсем опротивело.

– А как же ваши родственники, они потеряют вас?

– Ха-ха-ха, – засмеялся покойник загробным голосом, – не смешите мои гнилые кости, моя родня меня давным-давно позабыла, после того как прокутила мое наследство.

Вначале девять дней, потом сорок, потом год и все, трава расти на моей могиле. А я ведь жду. Иногда выхожу на реку и жду. Вы спросите, что мне в гробу не лежится, я отвечу: в таком гробу лежать не захочешь, стыдно, вот и блуждаю, как душа неприкаянная.

Что роптать на правительство, когда собственная семья тебя даже не помнит, но ничего, поменяю место жительства, жизнь наладиться.

Спасает меня то, что я не один, много нас таких, никому не нужных.

Никанор Никифорович замолчал и из его пустых глазниц хлынули крокодильи слезы. Мне стало совсем жалко старика, даже захотелось приобнять его и вытереть слезы, но чувство отвращения преобладало, и я решил повременить с нежностью.

– Я всю жизнь пахал на них как вол, а они, ни молитвы, ни визита, ничего. Внук живет в моей квартире, которую я заработал вот этими мозолистыми руками. Как сейчас помню свои поминки: все ревут, говорят, как любили меня. Если любили, то почему же забыли, почему не придете, не поинтересуетесь как у старика дела.

Покойник прекратил рыдать и опять начал возмущаться.

– Поминки – это самое бесполезное дело, собрание лицемеров. Кто приходит на поминки? Те люди, которые хотят выпить и поесть на халяву. Приходят некоторые субъекты, которых при жизни я не знал, говорят любезности, а сами уплетают за обе щеки и заливают в глотку спиртное. Противно даже вспоминать. Лучший помин – это поставить свечку в церкви за упокой души, многого я не прошу.

Церковь – одно упоение для меня. Только соседство с храмом удерживало меня здесь, я был счастлив, когда слышал колокольный перезвон. Для меня это концерт симфонической музыки, елей на душу. Я счастлив в эти редкие минуты. Колокольный звон так умиротворяет. Знаешь, друг мой, можно я буду так тебя называть?

Я кивнул головой.

– Я встретил здесь любовь, ее зовут Марья Никитична, на три года младше меня умерла. Чудесных костей женщина. Я как только встретил ее, то сразу влюбился. Она прекрасна, в подземном мире я уже забыл, что такое чувство прекрасного. Она истинная красавица, вытек только один глаз, другой светит как морской маяк, в верхней челюсти осталось три зуба, я называю это голливудская улыбка. И гроб у нее внутри обшит красной тканью, от нее тепло и создается иллюзия уюта. Марью Никитичну я беру с собой на другое кладбище.