Денис Шутов - Зомби – это пшик

Посвящается Лене.

Знайте, без неё этот апокалипсис мог бы и не состояться!

***

Солнце медленно восставало из мёртвых, обещая дать жару всем, кто не успел спрятаться. Мурат знал, что дожидаться мертвецов – занятие неблагодарное, поэтому проснулся ещё до рассвета. Юноша брёл по сонному августовскому лесу и часто озирался, держа наготове своё единственное оружие – перочинный ножик.

Вдалеке почудилось движение. Это могло обрадовать охотника, но вот охотником Мурат не был – скорее, наоборот. Он резко свернул и, сделав пару шагов, заметил в траве то, что предпочёл бы не находить.

Разваливающиеся останки жёлтой шляпки. На её полях бурела запёкшаяся слизь, а в многочисленных дырках виднелись кусочки мякоти, где уже наверняка копошились черви.

По всему было видно, что обладательницу шляпки пожирали долго, упорно и заживо.

Это означало, что Мурат опоздал.

Окажись он тут хотя бы на пару дней раньше, и такого исхода можно было избежать, а теперь…

Лисичка сгнила.

Не то чтобы из этого стоило делать трагедию, но заметив шляпку, Мурат надеялся найти вкусный гриб, а нашёл труп гриба. Обманутые ожидания есть обманутые ожидания.

***

Мурат очень любил собирать грибы. А ещё – ловить рыбу. Поэтому первые выходные августа решил провести на природе. Подальше от мертвецов с работы и мертвецки пьяных вэдэвэшников, чей профессиональный праздник выпал на воскресенье. Конечно, День Воздушно-десантных войск в последние годы праздновался более спокойно, чем в начале двухтысячных, но кто знает, как пройдут гуляния «голубых беретов», когда в это же время мусульмане будут отмечать Курбан-байрам? В общем, выходные, проведённые в городе, могли закончиться для Мурата на работе. А этого он не хотел. Потому что работал ночным санитаром. В морге.

Можно подумать, что перспективы сотрудника на такой работе не радужнее перспектив его «клиентов», но это не совсем так. При определённом везении существовали мизерные шансы стать санитаром дневным и немного повысить свой оклад. Правда, вместе с ростом зарплаты увеличивалось и количество грязной работы. Ночной санитар в основном спал, иногда таская новопришедшие трупы. Его дневные коллеги проводили с телами все остальные необходимые манипуляции: вскрывали полости, извлекали органы, зашивали. Казалось бы, не самая лакомая вакансия, но, попав на такую должность, можно очень неплохо зарабатывать мимо кассы.

Ведь родственникам очень хочется, чтобы в гробу их близкий выглядел чуть ли не лучше, чем при жизни: «Шоб как на этой фотографии!» Где покойник, кстати говоря, тоже получился лучше, чем в натуре. Эту разницу междум «инстаграмом» и смертью пытаются нивелировать не скульпторы, не художники и даже не гримёры или визажисты, а простые дневные санитары. За отдельную и иногда очень солидную плату.

Поэтому когда Мурат из интереса спросил начальство о переводе в дневную смену, ему дали понять, что чурбан без волосатой лапы может попасть туда только вперёд ногами. Обе лапы Мурата были совершенно лысы. В переносном смысле.

Впрочем, не особенно и хотелось. В ночном морге Мурат оказался по другим причинам. Во-первых, он надеялся подучиться медицине у скучающих патологоанатомов, что, с учётом его планов, было крайне желательно. Во-вторых, такой график давал возможность получить нормальное дневное образование.

Если, конечно, кто-нибудь согласится, что учёба в техникуме на лесничего – это нормальное образование.

Мурат вот сомневался. Но после детдома и армии… Он не чувствовал себя ни кавказцем (так как родителей не знал и всю жизнь провёл в Москве), ни уж тем более русским (такого шанса ни сверстники ни старшие ему никогда не давали). А в армии он себя и человеком-то порой не ощущал.

В этой жизни уважительно к Мурату относились только мертвецы. По крайней мере, так ему казалось. И речь даже не о «клиентах», иногда позволявших себе звуки, которые уважительными не назовёшь. Речь, например, о Довлатове, об Азимове, об Ильфе и Петрове, о Стругацких, о Брэдберри, об Оруэлле, о Дике и многих, многих других. Живых писателей в детдомовских библиотеках почему-то не держали. Наверное, чтобы не создавать тлетворной атмосферы.

К девятнадцати годам друзей во плоти у Мурата не оказалось. Каких-то особых навыков тоже. Зато была насквозь аварийная однушка, выданная государством на фоне громких слов про заботу о сиротах, да пара сотен тысяч, скопленных на сберкнижке.

Итак, что он делает здесь? В мире двоемыслия, где по телевизору говорят одно, но в жизни всё делается совершенно иначе. Люди из ящика утверждали, что дети – это будущее страны! А будущее у страны – великое! Вот только почему детдомовский персонал обращался с великим будущим России как с дерьмом?

Что ж, одна из сторон явно оценивала ситуацию более здраво.

В армии, впрочем, всё было ещё хуже.

Мурат не мог понять, как жить в таком обществе. Работать с людьми и для людей ему совершенно не хотелось. Но что тогда делать?

Идея пришла в голову по дороге со службы, когда напившийся Мурат зачем-то излил душу попутчикам-дембелям. Те посоветовали ему отправиться в Сибирь и героически защищать вымирающих амурских тигров. «Собственным телом. От голода. У-ха-ха-ха!»

После драки и сотрясения мозга совет мог подзабыться, но на счастье один из дембелей, попавших в соседнюю палату, оказался большим фанатом «Короля и Шута». Хит этой группы, постоянно звучавший из смартфона, и выступил профориентатором.

Так что в пятницу утром Мурат уехал из города не только отдыхать, но и осмотреть потенциальное рабочее место.

В пятидесятилитровом рюкзаке поместились все необходимые для выживания вещи. А так же парочка не особенно нужных. Среди последних ручная динамо-машинка для телефона, которая вряд ли пригодилась бы Мурату в эти два дня, тем более что на природе он держал мобильник выключенным. Но зарядник все гуру-выживальщики заклинали брать. Рядом валялась другая хрень – миниатюрный рекламный образец спрея от комаров, втюхнутый промоутером у метро.

Разумеется, навязанные вещи были закинуты в отделение с верёвкой. Кладя двадцатиметровый моток в рюкзак, Мурат усмехнулся, на секунду почувствовав себя лицемером, ведь, буквально говоря, одна из целей его похода – резать верёвки. Чужие, естественно: те несколько обрубленных витков, которые туристы оставляют на деревьях, чтобы не заморачиваться с отвязыванием натянутого от непогоды тента. Казалось бы, и правда: зачем возиться с этими узлами? Да и вреда от них никакого: всё равно сгниют. Вот только скорее сгниёт несчастная сосёнка. Точнее, засохнет. Если дерево молодое, то ствол быстро ширится, и со временем верёвка начинает перекрывать приток соков к верхушке. С этим справляется даже самый ветхий и гнилой шнурок, постепенно превращаясь в первоклассную гарроту, удушающую жертву всего за несколько лет.