Вячеслав Киктенко - Неандертальца ищу. Роман-идиот. Первая часть

Эту чеканную формулу золотом бы на мраморе! Впрочем, сталинские идеологи практически это и сделали – внедрили в учебники. И даже назвали старого акына степным Гомером.

А ведь умны были, черти! И сравнение точное нашли. Гомер величественен. Не умничал, не морализировал, просто пел. Именно пел.Пел всё то, что и составляло Жизнь с её богами, героями, царями, победителями, побеждёнными.

Победил? Значит, прав. Нечего рассусоливать. Победителя вижу – победителя пою. Красавицу вижу – красавицу пою. Это не голое фиксирование факта, это Гимн Жизни – такой, какая есть.

Баснословная слепота Гомера не в счёт. Всё видел. И видел лучше других.

А то придумали тоже – «Тема», «Композиция», «Фабула»… какая, на фиг, фабула?

Степь вижу – степь пою, идиота вижу… почешу репу, идиота пою.

Минчензайнера вижу, промоутера… уста немотствуют.

***

Неандертальца ищу…

***

Побочные дети Хлебникова, его детишки «обериуты» – ранний Заболоцкий, Хармс… – вот у кого язык современных детей. Особенно, если прислушаться, разглядеть в Интернете, в блогах и живых журналах лепет, говорок современных детишек. Эти сокращения фраз, игровое калечение слов, типа «Поганьский язык», «Олбанский язык» и проч. «Дыр, бул, щир, обещур…» – вот где кручёныховская заумь становится умной, а Хлебников приближен к нам. Особенно к детям.

А если приглядеться к Писанию, к словам Его о детях?..

Бытует мнение, что Хлебников язычник. Но вот ведь, поди ж ты, этот «язычник» ближе других оказался к Писанию, к сути Его. «Будьте как дети…».

А Хлебникову и не надо быть, он всегда есть, был — дети .

***

Нет, главный в России не Офрей, он подходящ для маленькой Греции, Бельгии, даже для не очень маленькой Франции. А в России главные – Великаны.

Дурни несусветные: Лаптевы, Хабаровы, Дежневы… и чего их тянуло на край земли? Первые парни на деревне, крепкие ребята, ушлые, работящие!.. Лучший дом на побережье, коли захочешь – твой, лучшая девка – твоя! Так нет же… не только на край земли, но и – за край!

Зачем, для чего? А – надо! Жадность, жирность, страсть… вот что движет русским человеком, то есть – Великаном, то есть – дитём (гляди, как жадны и страстны дети в своих играх!)…

Это не альковный Орфей, мучительно и коварно подкосивший чуть ли не всех русских поэтических гениев. А чем подкосил? Прелестями, искусами, соблазнами…

Да какими! Самыми пошлейшими:

«…вот и маленькая ножка,

Вот и гибкий круглый стан,

Под сорочкой лишь немножко

Прячешь ты свой талисман…»

И это один из гениальнейших русских поэтов, Лермонтов. Правда, очень ранний, юный Лермонтов.

Тут даже не в юности дело, эта пошлейшая нота насквозь пронизала всю великую русскую поэзию. Пронизала самых гениальных творцов, подкашивая их, унижая (неведомо для них самих же!), опошляя, уводя от Главного!.. И этот талисман , чуть прикрытый сорочкой, воцарился, как в альковах, в стихах почти каждого светского поэта… да русского ли поэта?

Гениальные, не очень русские великие… европейцы были они. Душой русские, а по форме и содержанию – почти все из «Войны богов» Парни. И только Октябрьская Революция, смею утверждать, породила несколько истинно русских поэтов – великого Хлебникова, Есенина, Маяковского, Ксению Некрасову, Андрея Платонова…

***

Главный – не сын Орфей, не отец Морфей. Кто? Дед. Дед Пихто.

***

И главное в России – Гимны. Гимны Солнцу, небу, земле, травке малой… Плодородию. Вот его-то, Плодородия, и не стало без этих Гимнов, великих песен, былин, народных, исторических, лирических песен, сказок, пословиц, поговорок…

То есть, они никуда не делись, но всегда шли в стороне, в теневой стороне, как бы на отшибе от большака. А вместо них целых два, если не три столетия красовалась пошлейшая и – гениальная порою – светская поэзия.

Жалко, как жалко… столько сил ушло на «прелести»! И – по инерции – всё уходит, уходит, уходит…

***

Когда у России был мощный боевой гимн:

«Гром победы, раздавайся,

Веселися храбрый росс…» – победы были великие. Канцлер Безбородько, сдававший дела молодым приемникам, сказал между прочим:

«Не знаю, как у вас, молодые люди, дело поставлено будет, но вот при нас ни одна пушка в Европе не то что выстрелить не могла без нашего на то соизволения, жерло развернуть не смела».

А потом всепобеждающий гимн сменился верноподданническим: «Боже, царя храни…». В итоге ни царя не сохранили, ни великой державы.

Сила Гимна…

***

Деление поэтов по кастам:

Пушкин – кроманьонец.

Хлебников – неандерталец.

***

Но остаётся, вопреки всему, Настоящее в русской поэзии, остаются её Великаны и, конечно, великая русская проза. Менее грешная перед Богом, нежели русская поэзия, но проза. Более позднее и тяжёлое образование, нежели русская поэзия.

***

…хочется сказать напрямую о карликовом начале, поедающем Великанье, как мелкие мураши скопом пожирают огромных, великих, большеглазых муравьёв, но напрямую не выйдет – узелок в клубке расплетают неторопливо, по ниточке…

***

Настоящий неандерталец:

На всякий лай, на всякий гавк:

«Козла на мыло, на табак!..»

Он достаёт свой ноутбук

И расчехляет томагавк…

7. Бессемянность

Томагавк, помноженный на ноутбук, даёт ньюнеандертальца.

А почему нет?

Рубило, помноженное на компьютер, даёт вначале шарманку. А шарманка предок компьютера. Первокомпьютер. (Подробности ниже, глава «Рубило-компьютер»). Потом рождается программист. И только потом этот, заматеревший в столетиях ньюнеандерталец пишет свои пещерные, но вечно авангардные алгоритмы…

***

Таинственный, незавершённый рассказ Набокова «Ultima Thule»…

Великий рассказ Бредбери «В дни вечной весны»…

И всё это сводится к детству, к Писанию.

Сын Набокова спрашивал отца, а есть ли хотя бы ключ к разгадке незавершённого произведения? Отец сказал – есть.

Вот тут я поверил мистификатору-Набокову. Долгое время искал этот ключ. И, кажется, нашёл. Не саму разгадку, но направление пути к ней.

Коротко, суть рассказа в том, что некий Фальтер, после очередного «гигиенического» визита в публичный дом, шёл себе по улице, насвистывая весёлый мотивчик, ощущая чудесную лёгкость (облегчённость) в чреслах, зашёл в номер отеля, и вдруг…

Каким-то невероятным образом, помимо своей воли, он вдруг проник в Код Мира, и, что самое потрясающее: « …его не убила бомба истины, разорвавшаяся в нём… »

Он просто заорал на весь отель. Орал безумно, долго, вздулись все жилы, его разрывало от проникновения Истины. Сбежались служащие, постояльцы отеля, вызвали полицию, медиков. И когда, после четверти часа непрерывного нечеловеческого воя, он отчасти пришёл в себя и рассказал врачу-психологу то, что ему открылось, врач… умер. Не выдержал взрыва внутри себя «бомбы истины». И тогда Фальтер замкнул уста.