Ольга Воропаева - Вне себя

Виски болели и тревожно тикали, словно бомба со взрывчаткой. Я пыталась сосредоточиться и услышать что-то из потока слов Дюка. Пара минут навязчивых звуков внутри и вот наконец-то начала слышать звуки снаружи. Хотя может и не стоило. Дюк просто пытался меня тормошить, что-то кричал и бросал вещи.

Не могу сейчас говорить. Закрыла глаза и уснула. Оказывается, просто сильно хотелось спать.

***

Не знаю, сколько времени я была в отключенном состоянии. Почему-то время сегодня чувствовалось совершенно иначе. Оно словно растянулось в ширь и в высоту. Будто его растянули во все стороны сразу как тесто фило.

Я потянулась. Дюк сидел рядом, занимался чем-то своим, но периодически на меня поглядывал.

Как только я открыла глаза, он перебрался ко мне, быстро пряча телефон.

– Что это было?

Вот и как можно ответить на вопрос, когда сам не знаешь ответа.

– Не знаю. Мне стало плохо.

– Ты – ребёнок!

– Чтоооо?

Тут уже у меня исказилось лицо. Мои глаза явно были такими же большими как недавно у Дюка.

– Ты в своём уме? Какого чёрта было устраивать это представление?!

Это обвинение меня возмутило. Ведь я была беззащитным ребёнком, а не монстром. Да и будто я нарочно! Я же не Копперфильд или ещё какой фокусник.

– Спокойно… Давай просто поговорим сейчас о чём-нибудь ещё. А это обсудим потом. Знаешь, мне только что приснился странный сон. Приснилась несуществующая песня Валерия Меладзе. Притом это было настолько реалистично, что я слышала его голос. Ох, как же он её поёт! Нам обязательно нужно её записать. Может ему отправим? – я попыталась шутить, дабы разрядить обстановку. Не вышло.

– Какая песня? Ты в своём уме? Хотя зачем спрашиваю, явно нет. Давно предполагал, что ты чокнутая на всю голову.

– Не знаю. Точнее, впервые это случилось вчера, но что… как… не знаю… Дюк, мне страшно. – попыталась схватить его за руку.

– А мне не страшно?! К психиатру тебя надо. Может и мне тоже. Мне как-то с этим тоже теперь жить. – Дюк резко скинул с себя мою руку.

– Мне правда страшно. А если это снова повторится? Ты что-нибудь пытался делать, пока я была в таком состоянии?

– Конечно нет.

– Почему?

– Ты решила ещё раз поменять тему?

– Нет, просто мне кажется, что тебе наплевать на меня. Что может быть такого интересного в телефоне, что можно было совсем забить на меня?

– Не твоё дело.

– Так может и то, что ты не появлялся две недели – это тоже не моё дело?

– Не твоё! – обрубил меня Дюк. – К слову, сама ты тоже не особо проявляла инициативу. Мой телефон у тебя есть, ты не писала.

– Почему это снова должна была делать я? Ты вообще никогда не делал этого первым. Я почти всегда звонила первая, приезжала первая… Может у тебя ещё несколько пара баб есть, раз ты так раскидываешься нашими отношениями?

– Перестань так говорить. Грубые слова тебя не красят. Ты становишься похожа на базарную тётку или свою мерзкую бабушку. Хотя для вашей вообще это характерно.

– Ты совсем охренел? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не позволяю себе мат или грубости, по крайней мере без причины. Пару раз, всего пару раз вырвалось. И каждый раз из-за тебя!

– Я не собираюсь продолжать этот разговор. Думаю, тебе пора.

– У тебя точно кто-то есть!

– Успокойся! И собирайся. – Дюк схватил меня больно за руку и потащил к двери.

– Нет, ты будешь его продолжать. – я выхватила у него телефон, но он успел меня больно толкнуть.

Я отлетела в сторону дивана. Ударилась затылком и больно саданула локоть.

– Совсем офигела?!

– То есть сейчас и ты вспомнил о существовании мата. – кольнув ответом, я попыталась встать, цепляясь за спинку кровати.

Когда удалось подняться, увидела, близко его глаза. Они становились яркими и злыми, раньше мне это так нравилось. Сейчас же я увидела словно со стороны себя, пытающуюся довести до истерики совершенно, по сути, чужого человека; и самого человека, ярость которого перерастала границы адекватности. Его лицо, на самом деле не такое и красивое, как я когда-то думала. Оно нервное и злое.

Также со стороны увидела, как он долго размахивается, словно стараясь набирать максимум силы, а потом разряжает запал об мою щёку.

В глазах помутнело, меня как током пронзил ужас, но не от боли, а от того, что приступ может повториться. Только я останусь беззащитной рядом с этим человеком.

– Знаешь, по-моему, нам надо расстаться. – на этот раз абсолютно спокойно. Я хотела сказать что-то другое, хотела расплакаться или начать извиняться. Но что-то щёлкнуло и эти простые слова наконец-то выстрелили в воздух.

– Ты – психопатка. И да, ты абсолютно права. Сваливай! – сказал Дюк и кинул кофту в лицо.

Хотелось ещё наговорить грубостей, но почему-то не вышло. Молча собрала остатки разбросанных вещей. Молча оделась и ушла. Злость внутри кипела, но в целом, почему-то стало легче. Может потому, что не он меня бросил и что случилось всё не из-за моей внешности или лишнего веса. Может, я и правда психичка.

Интересно, то, что со мной происходит – это диагноз? Или я в себе, раз это видят окружающие. Всегда боялась больше всего одной вещи – сойти с ума. Мне все говорили: «Но ты ведь и не поймёшь. Ты просто будешь уже жить в какой-то своей вселенной, страшно или плохо будет только людям вокруг.» Меня же это никогда не успокаивало. Да, я не буду этого знать, но что будут обо мне думать близкие или друзья… Да и сама мысль об этом внушала ужас. Что я не смогу себя контролировать, не смогу всё контролировать. Весь мир будет нестись куда-то без меня. Личность просто растрескается внутри мёртвой оболочки и высохнет.

Грустно, а может даже забавно, что сейчас велика вероятность того, что я просто сошла с ума. Только мне почему-то не страшно. Надо записаться к психиатру.

Снежные точки беспорядочно носились под лучами солнца: вниз, вверх, вбок, опять вниз. Кружа и обгоняя друг друга, они врезались в кожу, оставляя на ней неприятный режущий след. Хотелось прикрыть глаза и чувствовать эти маленькие уколы сразу всей кожей. Видеть что-то было сложно, но я продолжала смотреть сквозь этот бешеный поток на солнце и щурилась от яркости, скользя глазами по белому мраморному небу.

Солнечно даже сквозь пелену неба. Ярко, а всё равно жутко тоскливо. Хотелось найти под рукой кнопку плеера, нажать и услышать грустные песни. И вот тогда уж точно закрыть глаза, может даже начать плакать, пропевая знакомые строчки.

Домой идти не хотелось, поэтому я выдохнула все свои печальные эмоции в мороз, чтобы они застыли и не тревожили меня какое-то время, и пошла ходить по улицам.

Погода, конечно, выкручивала руки и окатывала лицо такой волной холода, словно получил порцию анестезии у зубного или пластического хирурга. Мимика стала каменной, что даже немного радовало. Грустить или радоваться сейчас не получалось чисто физически.