Vega Nova - Pink Project

Он жалел. Но не мог остановить падение. Следующее мгновение… и мрак. Ни боли, ни возможности вынырнуть из глубокой пучины на поверхность. Только мрак.

– Где ребенок?

– Это Ваш ребенок?

– Нет, но он был со мной… Мы вместе… вместе… сюда пришли… были здесь вместе…

– Успокойтесь, Вам нужен покой сейчас. С мальчиком все хорошо. Он спит. Мы согрели его и накормили. Отдохните еще. Вы спали всего пару часов.

– Мальчик?

– Вам нужно поспать еще.

– Мальчик…

Чарльз уснул снова. Провалился в вязкое беспамятство. У него был жар, он тяжело дышал, не мог двигаться, несколько раз приходил в себя, но сознание не поддавалось ему, и он опять проваливался в сон. Он слышал, как кто-то смачивал ему губы водой. Вода была ледяная, или у него была очень высокая температура, но его губы и горло словно пронизывало ледяным ножом. Ему казались, какие-то голоса или крики, но веки были тяжелы и неподъемны для него.

Кто-то взял его за руку. Теплые прикосновения разбудили его, он пытался вырваться из своей темноты. Потихоньку приоткрыл глаза. Напротив него сидела девочка лет пяти и держала его за руку. У девочки были большие голубые глаза, и когда он проснулся, возможно, от неожиданности или испуга, ее зрачки сузились, оставив видимой только эту голубую бездну.

Подняться было невозможно. Шея и спина подводила его. Девочка положила вторую руку на середину его груди, давай знак не вставать. Он попытался спросить ее имя, но губы тоже подводили. Она улыбнулась и убежала. Он смотрел ей вслед. Помещение было залито солнечными лучами, но он не видел окон, возможно, сверху была открытая крыша. Рядом не было людей, а солнце светило так ярко, что он не мог разобрать предметы вокруг. Он видел свою руку, очевидно, что он лежал в приподнятом положении. Одеяло, которое плотно кутало его от середины груди, было в коричневых пятнах. Шевелиться он не мог, позвать кого-то тоже, рот не открывался, язык не слушался, он не понимал где он, и откуда взялась голубоглазая девочка. Ее глаза напоминали ему глаза девочки, которую он откопал под завалами.

В один момент память начала возвращаться, он вспомнил череду взрывов, разрушивших город, его дом, который горел на его глазах, а он ничего не мог сделать, потому что больше не владел ногами, военную технику и солдат, панику людей на улице, это жуткий гул, запах гари, машину в которую его засунули кое-как. Была еще женщина, которая всю дорогу останавливала ему кровь, и перетягивала всевозможными жгутами ноги, но не могла справиться с таким серьезным ранением. Женщина плакала, прижимала его лицо к груди, но ее лицо он помнил плохо и не понимал, кто она такая. Потом еще один взрыв, машина осталась позади, а он лежал на земле. Вокруг что-то продолжало греметь, но все отошло на задний план. Потом ребенок.… Это была девочка. С круглыми испачканными щеками, растрепанная темноволосая девчонка лет пяти.

Кто-то вошел – он увидел силуэт в конце помещения. Взрослый человек, а следом ребенок. Силуэт приблизился и только когда человек наклонился совсем близко к его лицу, он смог увидеть четко. Это был мужчина средних лет, возможно врач, одежда была светлой, но он видел только размытые очертания.

– Мы рады, что вы проснулись. Как вы себя чувствуете, Чарльз?

Голос был тихим, и каждое слово этот новый человек произносил вкрадчиво и медленно. Но вот речь Чарльза опять подводила, он попытался говорить, но вместо этого начал глотать воздух. Человек сразу же начал его успокаивать.

– Не стоит напрягаться. У Вас совсем нет сил, Вы пробыли в беспамятстве около двух недель. Вам нужно еще набраться терпения, чтобы восстановиться. А пока только покой. Мы уже и не надеялись на Ваше выздоровление, но, о, чудо, вы проснулись! Мы нашли при Вас документы, мы знаем кто Вы. Я здесь врач, меня зовут Ральф, работал в больнице, теперь присматриваю здесь за всеми. Этот мальчик был с Вами, когда мы подоспели. Он не говорит, но за время Вашего пребывания здесь, он успел нам объяснить, что Вы не его отец, и что Вы его спасли.

Рядом с лицом врача, показалось лицо голубоглазого темноволосого мальчишки, он широко улыбался и его зрачки от яркого света были совсем узкими, голубая радужка полностью застилала глаза.

Врач еще что-то рассказывал, но Чарльз разглядывал мальчишку. Круглые щеки, темные коротко стриженые волосы, слегка вьющиеся. Он нашел на завалах девочку. Голубоглазую девчонку, с темными вьющимися волосами чуть ниже плеч, щуплую, но круглощекую. Если бы у нее был брат, возможно, это был бы этот мальчик, который стоит рядом с врачом. Он терзал себя этими мыслями, пока вновь не уснул. А когда проснулся, девочка с густыми вьющимися волосами до плеч, улыбалась и сияла ему голубыми глазами. Она сидела на краешке его кровати, а когда поднялась, взяла его за руку и вложила в ладонь стебель большой белой лилии. Еще несколько цветов лежали на одеяле, и стыдливо прикрывали коричневые пятна на ткани.

– Ты представляешь, я слышал, что в некоторых странах переводят время, с летнего на зимнее и наоборот. Это делают в выходные, с субботы на воскресенье, в 4 утра. Т.е. человек спит и вдруг резко становится не 4 часа, а например, 5! Человек неосознанно теряет один час своей жизни! Он мог прожить его как угодно, он мог проснуться и за этот час изменить свою жизнь! А у него его своровали. Подло и беспринципно.

– Чарльз, ну это же глупости… Он наверстает этот час за свой следующий день. Тем более, человек спит, просто спит – он не хочет ничего менять в жизни, иначе он бы сделал это в любое время. А время ведь вообще относительно! – Тереза засмеялась, она была сонной и не понимала, с какой целью Чарльз разбудил ее в 4 утра.

– А если бы это был наш с тобой последний час. Если бы наши пути расходились, и кто-то из нас уезжал бы ровно в 5 часов утра. Уезжал бы без возможности вернуться, мы бы прощались, тянули бы время, не хотелось бы следить за минутами, ведь мы оба понимали бы, что это конец. И вдруг мы теряем целый час. Мы еще могли бы насладиться целым часом, проведенным вместе, но тут время перевели и все! Вот он твой самолет – уже улетает.

– Ты сейчас это к чему?

– К тому, насколько это важно. Насколько важно следить за временем. За своим временем. А у тебя его отбирают. Крадут целый час. За час можно осуществить дело всей жизни. Можно написать картину. Можно зачать ребенка. Можно сжечь дотла дом. Можно убить человека. Но этого часа у тебя нет. И ему никогда не быть. Это как само собой разумеющееся преднамеренное убийство. У миллионов людей крадут целый час. А люди этого не понимают. Если бы каждый такой человек за один час сделал бы какую-либо мелочь в нужном русле, можно было бы изменить весь мир. Или устроить переворот в стране. Войну, например. А можно было наоборот, разрешить все споры и устроить мир во всем мире.