Дмитрий Клюс - Расскажи мне что-нибудь страшное

– Но это всего лишь мои гипотезы. Увы, мы пока ничего ровным счетом не доказали. Быть может, все еще впереди, – устало произнес доктор и потушил настольную лампу.

В конце апреля в областную психиатрическую клинику поступил новый душевнобольной И. Данное, казалось бы, заурядное событие, было необычным по причине того, что он был не похож на всех остальных пациентов. Его состояние было очень тяжелым. Вследствие полученного алкогольного отравления человек лишился зрения, ослеп на оба глаза. Иссохшее мертвенно – бледное лицо, с вздувшимися искусанными губами, свисающая кожа, будто старая застиранная тряпка, красноречиво говорили о том, что мужчина довел себя до ручки и сейчас ему необходима срочная помощь. Хуже всего было то, что душевнобольной жил своей жизнью, абсолютно не замечая и не реагируя на окружающих. Он то впадал в некий транс и мог находиться часами в неподвижном, безмолвном состоянии, застывая, как каменная статуя, то становился буйно помешанным, начинал метаться по палате, сшибая всех и вся на своем пути, и тогда его приходилось буквально сковывать для его же безопасности смирительной рубашкой. Впрочем, периоды буйства, то ли вследствие принятия транквилизаторов, то ли по другой причине скоро сошли на нет, и больной окончательно затих.

Выписка из истории болезни. Душевнобольной И. 27 лет, из нормальной семьи. В прошлом каких – либо особых заболеваний не отмечалось. Хорошо окончил школу, институт. Из – за проблем в личной жизни (ушла жена) начал злоупотреблять спиртными напитками, в связи с чем страдал нервными явлениями. 3 года назад по поводу общего недомогания, тошноты и головной боли в качестве лекарства выпил большую чашку метилового спирта, после чего на другой день заметил ослабление зрения, а на третий совершенно ослеп.

С этого времени у больного стал совершенно меняться характер – появилась раздражительность, подозрительность, боязнь посторонних. Он стал плохо спать по ночам, часто к чему-то прислушивался. Когда выводили на улицу, боялся, что его бросят в канализационный люк. Иногда ему казалось, что куда-то проваливается. Потом появились резко выраженные страхи. Мужчина слышал голоса, которые грозили убить его, видел странные видения.

То, что это незаурядный душевнобольной, доктору стало ясно при первой же встрече с ним. Но пациент долгое время не шел на контакт. Находясь под капельницей, казалось, он не слышал вопросов врача, его органы слуха, как и зрение, были также атрофированы. Человек угасал, медленно и верно, как тает под пламенем свечной огарок.

Однако доктор не терял надежд. Однажды, когда он снова открыл облезшую от многочисленных слоев белой краски дверь больничной палаты, и, присев на край постели страдающего психическим заболеванием, продолжил свои попытки заговорить с ним, тот откликнулся. Ожили, задрожав, его глаза, затем И. попытался, правда, безуспешно, подняться, и, наконец, испуганным голосом произнес:

– Я не один?

– Прекрасно, – улыбнулся доктор. – Значит, вы меня слышите.

– Мне кажется, что я слышу, чей-то голос.

– Вам не кажется. Вы действительно слышите мой голос.

– Тогда почему я вас не вижу? – снова попытался привстать больной. Он крутил головой по сторонам, пытаясь увидеть своего собеседника. Ваш голос где-то совсем рядом, но он идет из пустоты.

– У вас просто проблемы со зрением, поэтому вы меня и не видите, – мягко объяснил врач.

– Нет, – горько усмехнулся И.– Я уже практически выздоровел. Слепота окончательно прошла. Я отлично вижу, что окружает меня, где нахожусь, но почему не могу найти вас? Прекратите прятаться!

– Я не прячусь, дорогой мой, уверяю вас. Интересно. И что же, любопытно узнать, вы видите? Где вы находитесь?

– Сырые стены, потолок, пустое брошенное помещение, здесь они все оставленные. Старая, сломанная мебель: подранные кушетки с вырванным поролоновым наполнителем, стулья, прогнившие от воды, доски на окнах, забитые ржавыми кривыми гвоздями, на полу – крошки от раздавленного стекла, много разбросанных исписанных листов, какие-то детские игрушки и старое заскорузлое тряпье. Склянки, шприцы, заплесневевшие бутылки с лекарствами, упаковки таблеток, бинтов, что-то похожее на аппарат, которым врачи слушают дыхание, кажется, он называется стетоскоп? Тут раньше, наверное, был аптечный пункт, множество других, неизвестных мне предметов, лужи воды от дождя, который проникает в это место сквозь щели и дыры… – бормотал тот.

– Вы действительно это наблюдаете? – изумился доктор. А, положим, дотронуться до чего – нибудь?

– Что именно? – недоуменно спросил И.

– Возьмите в руки любой предмет из тех, что вас окружают. Какой он? Опишите его, – попросил психиатр.

– Ну… обыкновенный стул, старый, обитый потертой материей, с продавленной спинкой и расшатанными ножками. Зачем вы заставляете меня это делать? – нотки раздражения появились в голосе И.

– Удивительно. Ни один мускул не дрогнул. – сам себе сказал доктор. -Скажите, милейший, как вы попали в это помещение, в эту ммм… будем считать, аптеку? Что вы делаете в ней?

– А вы разве находитесь не со мной? – затревожился И.

– С вами, с вами, не волнуйтесь. Я теперь, ваш доктор и буду постоянно рядом. Вы чувствуете меня? Он взял и положил свою теплую ладонь на руку больного, но тот мгновенно ее отдернул, будто получил небольшой разряд электрического тока.

– Не делайте так больше – мне страшно, – попросил больной. -Пожалуйста.

– Хорошо, – успокоил его доктор. Расскажите, как вы попали в это место. Вы же помните, где жили раньше? У вас была другая жизнь, своя квартира, родители, друзья, наконец…

– Вот именно: другая жизнь, – подхватил И. – Когда я заболел и внезапно ослеп, то стал много пить. Гораздо больше, чем прежде. Вот и в тот день мы выпивали… С друзьями в моем доме… другом доме. Они часто навещали меня. Так сказать, поддерживали. Хотя, какие это друзья… – скривился И. – …я чувствовал: им просто негде и не за что было пить, а деньги у меня всегда водились, пенсия по инвалидности как никак, вот и повадились всякие ко мне ходить.

Потом я вырубился. Ничего не помню. Очнулся в каком – то незнакомом месте, в канаве, в мутной, зеленой, прокисшей жиже, наполненной жирными дождевыми червями. Открываю глаза… а в них медленно заползает свет. Бледный… сумеречный свет. Странное место. Вокруг размокшие, набухшие высокие деревья… и среди них, представляете, спрятались серые пятиэтажные хрущевки, с разбитыми глазницами окон, выломанными дверями. Вокруг ни души. Пустые улицы, заросшие кустарником. Похоже на какой – то заброшенный город посреди леса.

И тут меня осенило. Я же снова вижу! Протираю глаза, думая, что мне все это привиделось. Но нет… действительно вижу. И это явь. Мой недуг прошел, хвала Господу! Опьяненный осознанием данного факта, я прилично воспрял духом. Теперь надо разобраться, где я. Что же это за место, как тут оказался? Да, действительно, это был небольшой город, но, видно, давно заброшенный. Деревья разорвали асфальт некогда бывших улиц, и вымахали больше кирпичных многоэтажек. Шел мелкий, нудный моросящий дождь, который, как сито, посылало заплывшее хмарью небо, впрочем, он идет здесь постоянно и, похоже, не прекращается. Чем шел я дальше, тем больше взору открывалась полная картина многолетнего опустошения. Ржавые указатели улиц, мятые жестянки дорожных знаков. Впереди виднелась полуобвалившаяся городская башня, напоминающая католический костел с огромными остановившимися часами, на которых стрелки застыли на цифре 21.50.