Станислав Малозёмов - Обстоятельства места. Сборник рассказов и эссе

Сверху, струилась снизу, как бы из-под земли, и как нежный ветер овевала народ с боков. Славика видели то на крыше, то на столбе возле ворот. Потом он залез в погреба – свой и соседский, поставил там по большому громкоговорителю, а в маленькие ямки, которые выкопал под столом и вокруг него, тоже разложил по динамику. Он радовался, что хватило провода и задумка реализовалась.

Вскоре пришли почти все деревенские собаки, которым ветер подробно доложил всю мясную кухонную программу. Собаки поменьше, суетливые и взволнованные сразу же стали беспорядочно бродить по двору, ласково заглядывая в глаза братьям своим большим и наступая им на туфли и босоножки. А крупные экземпляры такими глупостями не занимались. Они солидно расселись вдоль забора, подстелив под себя хвосты, и погрузились в спокойное ожидание. Они знали, что всем на праздниках огрызков достаётся столько, что хозяева их потом пару дней не кормят. Не лезет ничего в собак сразу после больших мероприятий с изобилием еды.

Мужчины возрастом от восемнадцати до семидесяти совместными усилиями истязали глубоко народную футбольно-хоккейную тему, а юные невестины подружки, не отвыкшие толком от школьной формы, торчали тонкими хворостинками посреди двора в неудобных пока «взрослых» платьях. Они как-то испуганно перехихикивались и сверлили завистливыми взглядами незнакомую взрослую женщину в потрясающем наряде и с лицом подружки Нинки Мятлевой.

После четырёх, с опозданием в рамках приличия, дружно подтянулись знатные люди, передовики производства. Механизаторы и животноводы. Все были в костюмах, украшенных всевозможными значками, медалями, а Ляпин, выдающийся комбайнер, имел на лацкане орден «Знак Почета». Передовики пришли солидно. Молча. И лица их отражали внутреннее состояние души. Состояние было уважительным и торжественным. Четверо из них несли огромную коробку, опоясанную почти по всей территории лентами. Ленты сходились в толстые пучки, зажатые в большие кулаки механизаторов. Они аккуратно приземлили коробку перед площадкой для подарков и все свободные от дел подбежали и прочли надпись: Телевизор «Рубин-102». В деревне было всего три телевизора. У Мятлева и ещё двух рекордсменов-хлеборобов. Но Илья с Нинкой не собирались жить у Мятлевых, поэтому подарку этому были рады больше, чем другим.

В пять часов общий невнятный гул перешиб скулящий стон тормозов директорского «УАЗика», хлопнули дверцы и окрестности расцвели от серебряных переливов аккордеона. Это привезли клубного худрука Шевцова, присланного в совхоз по распределению, странного человека, который с радостью играл часами на всех больших праздниках, Но ни на одном из них не выпил ни капли спиртного, несмотря на творческую натуру и душевную утонченность. Играл он часа полтора, ни разу не повторившись. Богатейший был у худрука репертуар.

Около семи часов вечера Варвара, жена Григория Егоровича, вышла из дома на крыльцо и крикнула сестре мужа, плясавшей что-то цыганское.

– Аркадьевна, мы тут все в доме. Родители, значит. Тебя не хватает. Посоветоваться надо.

Надежда Афанасьевна Пилкина, и директор Мятлев сидели с усталыми лицами за круглым столом, уперев локти в розовую скатерть, а кулаки в подбородок. Николай Ильич пристроился на подоконнике и сосредоточенно грыз ноготь. Варвара села рядом с мужем.

– Чего думаешь, Галинка-малинка? – спросил её брат Гриша. – Удобно будет начать без Ванина? Или обождём-таки ещё маленько?

– Да ты что, Гриня! – воскликнула Галина Аркадьевна, описывая круг невдалеке от стола. – Почти сто человек во дворе, да за забором двадцать. Жених с невестой целоваться хотят. Аж не могут уже терпеть. Там уже горько всем гостям-то! Да и нажарили всего. Остынет потихоньку. Надо садиться да начинать!

– Ну, допустим, они-то нацелуются ещё. Аж надоест. Жизнь вся впереди, – тихо проговорила мама Ильи Пилкина Надежда Афанасьевна. – Тут другой вопрос. Людей чего мурыжим? Свадьбы так не делаются. Бестолково. Полный двор гостей. И семья такая ж будет бестолковая. Ни уму, ни сердцу. Чего ждём? Большого начальника твоего? Шишку! Свадебного генерала! Да он, небось в областном театре премьеру с почетной ложи смотрит сейчас. Или в Москву срочно вызвали на ночь глядя. У них, у верховных, всё не как у людей. А мы тут над гостями измываемся. Не говоря уже про молодых.

– Он сейчас кем служит, Гриня? – Пилкин старший ноготь-таки отгрыз и выплюнул за окно. – Вроде как второй человек в области он теперь? То есть, занят под самое не хочу. Он, может, никак совещание со своими раздолбаями не закончит. Или с Первым секретарём великую думу в две мудрых головы думают

– Ага, как же! – вставила ехидно Галина Аркадьевна. – В сауне, небось, пиво пьют все областные командиры. Устали же за день. Горы сворачивали, реки вспять пускали. Умаялись.

– Вот ты, Гриша сам прикинь картинку, – Пилкин Николай разыскал на пятерне ещё один ноготь, чтобы погрызть. – Ну, будто не его пригласили, а тебя.

Ты ищешь и берёшь подарок, потом с трудом отбиваешься от неотложных забот обкомовских, прёшься почти за сто километров с улыбкой на лице, поскольку знаешь, что тебя очень ждут. Что гость ты почетный и долгожданный. Приезжаешь, а все кругом вдрызг, на столах объедки, парни по углам девок тискают, а молодые устали исполнять команду горько и удалились на время передохнуть. Одни объевшиеся собаки бегают и тётки-посудомойки. Во дворе – пьяные за столом, мордой в салаты воткнутые. Из трезвых только собаки вот эти и магнитофон на крыльце. Как себя чувствовать будешь? Почетным и долгожданным, или будто на тебя из окна ведро помоев вылили?

– Ты, Коля, прямоугольный такой! – обиделась на мужа Надежда Афанасьевна. – Как дверной косяк. Разве ж в еде да в питье дело? Он что, пожрать едет, накваситься до зелёных человечков в глазах? Он уважение Грише выказал, когда согласился. Гриша у него в долгу по самый похоронный оркестр. До гроба в долгу. Кабы не Ванин, то и свадьбы сейчас не было. И ты, Гришка, копал бы силосные ямы штыковой лопаткой на третьем отделении. Я, Варя, так говорю или нет?

И она поднесла к глазам краешек шелковой розовой скатерти. Не было платочка.

– Не, а я к чему клоню! Не слышите никто меня? Пилкин нервно отгрыз маленький кусочек ногтя и катал его пальцем по ладони. – Я ж к чему клоню? Обождем ещё! Невелики персоны, гордость тут свою как флаг над головами не носим. А Ванина обождать надо. Он – общее наше спасение как-никак. Да и времени – десять минут девятого всего. Сейчас подъедет. Чувствую.

Мятлев, директор, невестин отец, медленно поднялся. Подошел окну и уперся лбом в стекло. За окном было темно и прохладно. Сентябрь-таки. Перед собой вместо палисадника и вялых георгинов, да осыпающейся желтой акации увидел он просторную комнату, райкомовский зал заседаний. Стол, красной тканью покрытый, члены бюро на стульях. А в торце стола тогдашний первый – Шагалов. Он глядит из темноты в упор на Григория, стоящего перед бюро в позе виноватого и говорит зло: – Такую шваль как Мятлев мы на любой мусорной свалке найдём. А вот они, со свалки которые, партию и дело общее позорят. Исключать не будем тебя. Ванин упросил. Спасибо скажешь. Но от работы его заместителем мы тебя освобождаем. Есть кто против? Нет! Свободен, Мятлев.