Жанна Швыдкая - Метаморфоза. Декалогия «Гравитация жизни»

В закатных сумерках активизировались дремавшие в жару комары. Пискляво жужжащие чёрные полчища роились над нами, беспощадно жаля сквозь брюки и рубашку. Они забирались в волосы, лезли в уши и в нос, а я даже умудрилась прожевать парочку. Ночью в лесу оказалось раздражительно, и даже элементарный поход к ближайшим кустам в туалет превращался для моей оголённой попы в настоящую пытку. В попытке защититься от назойливых кровососущих мы бросили в костёр несколько веток с сырой хвоей, надеясь укрыться в дымовой завесе, но вскоре у меня начались рези в глазах и полились слёзы. Прокоптев, словно днепровские лещи, мы не выдержали и забрались в палатку, но даже там нас преследовал высокочастотный писк, а двукрылые твари так и норовили добраться до моих рук и лица. Как мы ни старались укрыться – было уже не до романтики: оказавшиеся под днищем палатки шишки постоянно вдавливались в спину и бока, а от земли тянуло холодом даже через сложенный вдвое спальник.

На следующий день рыба опять не захотела идти на контакт. Подбодрив Алексея, а заодно и себя тем, что это просто не рыбное место, я решила искупаться. Раскалённым диском в зените застыло августовское солнце, и казалось, что всё живое погрузилось в полуденный сон. Оглядевшись вокруг, я сняла купальник и нагишом побежала в воду. Песок кусал пятки, и, едва добравшись до живительной прохлады, я тут же нырнула. Проплыв немного под водой, почувствовала резкий перепад температуры. Холод сковывал тело. Течение усилилось. Чем это грозит, я хорошо знала. «Ну вот!» – только и подумала я и, не теряя драгоценных секунд, начала плавно выруливать по направлению течения в сторону берега. Страха не было, лишь голос внутри повторял: «Вперёд!» Стараясь дышать, как научил меня тато, я синхронно работала руками и ногами, разрезая ладонями толщу воды. В какой-то момент поняла, что не чувствую ног. Предположив, что это судорога и надо срочно лечь на спину, я не могла решиться потерять из виду жёлтую спасительную полосу. Волевым усилием я перевернулась. Взгляд тут же провалился в бездонное небо без единого облачка, за которое можно было хотя бы мысленно ухватиться. Голова лежала на воде, тело немного расслабилось, руки гребли в направлении берега, вот только где он – оставалось догадываться. Вскоре вода вновь потеплела, и, нащупав дно, я остановилась. Купальник и Алексей всё так же беззаботно загорали на берегу, но теперь уже метрах в тридцати от меня, а спокойная ещё несколько минут река клокотала бушующими водоворотами. Похоже, заработал шлюз на ГЭС. В детстве я часто наблюдала, как меняются скорость и характер течения реки, когда включались турбины и большой массив воды подавался или спускался из шлюзовой камеры. В такие моменты взрослые старались загнать ребятишек на берег, да и сами не особо стремились устраивать заплывы на глубину. Убедившись, что водовороты далеко, я вновь легла на спину, расслабила напряжённые плечи и, закрыв глаза, мерно покачивалась на шелестящих волнах.

К вечеру запасы еды закончились, на пустой крючок «глупая» рыба не ловилась, и, кое-как скоротав ночь на чае и ягодах, рано утром мы сели на «Ракету» и отправились в Канев, ко мне домой – за едой и медикаментами. После двух бурных ночёвок на земле я сильно простыла, а может, подхватила какую-то инфекцию от цветущей воды. Позывы писать участились, причиняя острую боль.

Родители были на работе, и, достав из аптечки горку медикаментов, мы с Алексеем принялись их изучать. В детстве меня лечили преимущественно народными средствами, согревая, растирая и отпаивая травами, поэтому, кроме цитрамона, ничем другим я не пользовалась, а если и приходилось что-то принимать, то лишь то, что давала мама. На одной из упаковок с названием «Цистон» я увидела слово, похожее на «урологический». По смыслу немного подходило, но что за странные тёмные таблетки у меня на ладони, я не понимала. Резкая боль внизу живота заставила всё это проглотить даже без воды, усилив по совету Алексея двумя таблетками антибиотика. Не знаю, что из этого помогло, но часа через два стало немного легче. Оставаться на ночь и знакомиться с моими родителями Алексей не захотел, даже несмотря на то, что в моём состоянии отходить далеко от унитаза было всё ещё проблематично. Возможно, ему было неловко из-за того, что я простыла, а может, просто не был готов принять на себя роль моего парня в глазах родителей. Отыскав в очередной раз для себя оправдание его поступку, я вновь уступила, пожертвовав на этот раз уже своим здоровьем. Мы пообедали маминым жарким с мясом, я открыла трёхлитровую банку домашнего томатного сока, который у родителей получался невероятно вкусным, и, собрав бутерброды в дорогу, мы извинились в записке за съеденную еду и поспешили на последнюю «Ракету» в Киев.

Осень пролетела бы незаметно, если бы не одно обстоятельство: неожиданно Алексей исчез. Без предупреждения, без какой-либо весточки он словно растворился или перенёсся в параллельный мир. Несколько раз я спрашивала у Игоря, но он тоже ничего не знал. Я сильно беспокоилась. Прождав в неведенье неделю, я не выдержала и вечером после работы поехала к Азе Степановне в Дом творчества юных, где она руководила детским кружком.

– Алексей сейчас в Одессе, – понимая пикантность ситуации, вкрадчиво сказала она.

– Как в Одессе? В какой Одессе? – обескураженно переспросила я.

– Два дня назад он позвонил мне и сказал, что находится в Одессе на Дерибасовской. Попросил выслать деньги на обратный билет. Но ты не волнуйся, он скоро приедет, – похлопав меня по руке, утешила она.

От этого известия легче не стало. Ясно было одно: ничего плохого с ним не произошло, и он скоро приедет.

Через день, как ни в чём не бывало, Алексей с розой в руке появился на пороге ЛККЗ. С трудом досидев до конца рабочего дня, я быстро оделась и, не говоря ни слова, вышла на улицу. В ответ на прямой вопрос он лишь пожал плечами и посмотрел на меня своими бархатными глазами. Объяснить, зачем поехал в Одессу, он никак не мог, как не мог и вспомнить, каким образом обнаружил себя на Дерибасовской улице, словно вместо него был мешок с песком, который кто-то взял и погрузил сперва в поезд, а затем выбросил посередине улицы. Но больше всего поразило, что о своих планах он никому ничего не сказал. Произошедшее показалось мне настолько нелепым, что никаким образом не вписывалось в моё понимание допустимого, и, не найдя разумного объяснения, я постаралась обо всём поскорее забыть. Зажмурив глаза, решила, что, если я не вижу проблему, значит, и она меня тоже, а следовательно, её не существует.

Приближался 1991 год. Новогодние праздники тётя Женя решила встречать у родственников, Игорь с Таней уединились в квартире на Сырце, а мы с Алексеем остались в доме. Это была наша первая годовщина, и хотелось побыть наедине. Я вдруг поняла, как сильно к нему привязалась. Это было какое-то наваждение: я просто не могла без него жить. Незримым магнитом нас тянуло друг к другу, словно наши души и тела кто-то смазал клеем и мы оказались сцеплены навеки. Нас объединяли схожий взгляд на мир, общие интересы и, конечно же, хороший секс. Моя зависимость от Алексея разрослась настолько, что, ослепив разум и поработив тело, угрожала стать фатальной. Я жила только им и готова была на всё, лишь бы он был со мной. Он по-прежнему нигде не работал и не собирался. Мама каждый день приносила сыночку кастрюльки с супом и кашкой, отец привозил с огорода овощи и фрукты, а сестра нередко давала брату деньги. Я понимала, что Алексей не принц из моих детских грёз, но он стал для меня чем-то незаменимым. Я пребывала словно в дурмане, в каком-то липком тумане, который обволакивал моё сердце, мой разум и мою волю. Ничего странного в наших отношениях я не замечала, а на все попытки тёти Жени и родителей меня образумить реагировала, словно разъярённая волчица, отстаивающая свою территорию и право собственного выбора.