Евгений Козлов - Склеп духовных скреп

Покуда протестуешь – молод. Смирился – встречай старость.

Бог создал человека, дабы человек создал бога. В мироздании всё перемешалось, и уже не определить, где вера, а где безверие, где истина, а где всего лишь воображение. Поговаривают, будто божество обитает высоко и потому человеческим разумом божественное провидение не постичь. Также уверяют многие, что властители земные от простого народа далеки. Небожители, они все таковы. Вот только все эти господа небесные, да земные, только часть правды милостиво отворяют, подобно тюремным решеткам, тогда, как главные истины недосягаемостью тайной берегут. Видимо потому простым людям только крошки достаются с барского стола, дескать, вот вам священные писания, вот вам божьи повеления, вот вам закон конституционный. Слепо вчитывайтесь и беспрекословно верьте букве. Так вот же где оказывается, запрятана вся сила государей и божеств, их могущество в чернилах, да в бумаге. Тогда как без бумаги они от других неотличимы. О ком же тогда книги те толкуют? О людях сказывают, кои когда-то жили, цивилизацию лепили и из глины той храм себе соорудили. В тот храм и доныне влачат богатства, будто бы богу оно нужно. Вот жертвенник этого храма, а на нем войны, воинства, разрушенья, слезы, кровь и геноцид. Будто бы богу нужны все эти человеческие жертвы. Вот жрецы этого храма в дорогих одеяниях, вот на стенах развешаны их портреты в золоченых рамах. Будто бы для бога они предпочтительней, нежели чем все другие люди и якобы он наделил их чем-то особенным. И наконец, вот прихожане сего храма. Для чего они пришли сюда? Кто как. Кто ради обретения счастливой жизни, кто-то для возвышения, либо унижения, ради искусства, удовольствия, размножения, забвения, скуки. Всё смешалось в храме жизни. Все они взывают к божествам, но никто им не отвечает, никто их не видит. И прибывая в этой безответности, они ищут в своих собственных мыслях голоса духов, в совпадениях находят божественный промысел, всё потому, что человеку трудно примириться с одиночеством, которое таинственно. Жизнь есть тайна смысла. Но прожить жизнь, так и не узнав, для чего она была дана, то же самое, что книгу прочитать, но, так и не уразумев ее значенье, когда сюжет ясен, а смысл непонятен. Книга что, всё та же бумага. Жизнь же человеческая не бумажная, она куда важней. Хотя в картонном храме жизни бумаге дарована великая власть, она способна людей как возвеличивать, так и унижать, росчерком пера по бумаге людей жизни лишали, их судили, миловали, изгоняли, депортировали. Бумагой лгали. О сколько лгали, сколько в мире бумажной лжи! Но то раньше было, нынче тычут пальцем в поверхности экранов. Как когда-то в римские времена пальцем разрешали человеческие судьбы, сейчас пальцем спешат указать – нравится, иль не нравится, и тем управляют судьбами людей. Исторический процесс всё движется куда-то, а жесты, символы неумолчно неизменны. И мы по старинки бога в храме ищем, когда бог живет в душе. Каждый из нас свой личный бог.

Антиутопия. Русия.

Вымышленные персонажи вымышленной истории.

Все совпадения не случайны.

Дворник Бибиков уютно расположился в своей укромной каморке, расположенной на нижнем этаже гуманитарного университета. Он сидит за плохо сколоченным письменным столом, изредка покачивается на деревянном скрипучем стуле, да перебирает тонкими ладонями рук кое-какие ничего не значащие бумаги. А всевозможных бумажек и книг у него превеликое множество. Он давно уже перестал писать всяческие доклады и научные работы, статьи, все они сложены в продолговатый ящик его стола. Писательская деятельность ему крайне наскучила. Ему хочется попросту отыскать какой-нибудь исторический факт и словно первооткрывателю возрадоваться найденному пыльному сокровищу дней минувших. Но вся история тоскливо однообразна, ничего в истории нового нет, всё уже было и всё прошло. Это пройдет – повторял Бибиков про себя словосочетание, описывающее нынешнюю эпоху. Это пройдет.… И, казалось бы, он готов был умереть от тоски прямо здесь и сейчас, поминая всуе бессмысленность бытия, как тут внезапно, в дверь его кельи постучали. Бибиков нехотя отворил дверь. И кого он увидел на пороге? А тем незваным гостем оказался всем известный журналист Неверов.

– Разрешите войти? – спросил у Бибикова журналист, прищуренным взором осматривая его каморку.

“Очередная типичная лачуга отшельника. Висит одна лампочка без абажура, всюду пыль, плесень на стенах, затхлый запах непроветренного помещения, кругом раскидана бумага. И что-то еще. Видимо запах холостятской жизни. Предсказуемое зрелище. Но именно такого одинокого человека я и искал. Стотысячный бессребреник, верящий в какую-нибудь метафизическую чепуху и непреклонно гордящийся своим якобы уникальным умом”. – подумал Неверов оглядываясь и не замечая скромные ничем не примечательные одежды Бибикова.

– Мне думается, я ни в чем не повинен. А значит не интересен для прессы. – ответил журналисту Бибиков, примечая его элегантный слегка вычурный наряд.

– Так я по делу сугубо историческому, всё в рамках вашей компетентности. Вы же, насколько мне известно – историк. – сказал Неверов, осклабившись своими немного острыми зубами и напрягшись всеми своими многочисленными лицевыми морщинами.

Неверов надел на себя в этот раз черный бархатный пиджак на черную матовую рубашку. Бибикову на секунду показалось, будто журналист изобразил демонический заостренный взор искателя скандала или сатирического экспромта.

“Видимо он ошибся дверью. Я не историк и никогда им не был”. – подумал дворник Бибиков, но по неведомой ему причине произнес.

– Раз пришли, то присаживайтесь. – пригласил он гостя воссесть на один единственный стул в его каморке.

Неверов загадочно победительно улыбнулся и сел на предложенный ему стул, который чудесным образом ни разу не скрипнул. Будто призрак опустился на изваяние грубого материализма.

“Вот так грация”. – подумал Бибиков удивившись.

И покуда дворник устраивался поудобней на своей дряхлой кушетке, Неверов тем временем рассмотрел его персону повнимательней и сразу же безапелляционно огласил тому вердикт.

– Ваша фамилия – Бибиков, насколько я осведомлен.

Бибиков в ответ нехотя кивнул головой.

– Так вот, Бибиков, смею вам сообщить, что ваша одежда изрядно изношена, испачкана чем-то и потому не годится. Ваши спутанные волосы с сединой, так и быть, немного причешем. Странно, однако, что в свои тридцать с небольшим, вы уже седеете. А впрочем, это дело не испортит. И еще меня беспокоит эта ваша всегдашняя картавость. Что ж, и это не так уж и критично. Пусть ваша речь будет иметь эту пикантность. А что касается всего остального, то вы отличный кандидат на исполнение наиважнейшего моего задания.