Анна Гольден - Четыре гитары

По пути до Рождественской я заезжаю за парой стаканов американо. Крепкий запах арабики заполняет салон машины. В такт играющей на магнитоле песни «Franz Ferdinand» – «Love illumination» я с ветерком доезжаю до места назначения: любимая песня бодрит меня. Пользуясь тем, что меня никто не слышит, подпеваю, что есть силы. Мой голос, от природы вроде бы женственный и мягкий, совершенно не мелодичен, и стоит мне запеть, как он превращается в хриплый сип больной кошки.

«Sweet, sweet love», — чуть ли не кричу я под энергичный гитарный аккомпанемент, роясь в бардачке в поисках нужной связки ключей. В моей машине обычно валяется не менее восьми комплектов: в зависимости от количества проектов, которые я курирую в данный отрезок времени. Выуживаю из бардачка всё необходимое, в том числе и нужные ключи и, оказавшись на морозной улице, быстро перекуриваю, трясясь не то от холода, не то от волнения. Совершенно исключено, чтобы мы за три дня до сдачи проекта начали что-то хаотично переделывать! Я долго собираюсь с мыслями, прежде чем подняться в квартиру, пытаясь на ходу справиться с неуёмной дрожью в руках.

Олег открывает после первого звонка: из глубины квартиры доносится приглушённая ругань рабочих. Я натягиваю на замшевые сапоги бахилы, бросаю шубу на комод и торопливо иду в гостиную, кидая быстрые взгляды на проделанную работу. Отличный коридор: пороги ровные, картину надо повесить ровнее, зеркало протереть от пыли, а вот рама в Интернете выглядела дороже – надо заменить её. Приостанавливаюсь около гардероба и заглядываю внутрь пустого массивного шкафа из тёмного дуба: так и знала, что его никто не отмыл от опилок и строительной пыли. Внутри стоит затхлый запах, от которого моментально саднит в горле. Я коротко передаю Олегу все замечания и прошу пригласить сюда уборщицу, чтобы та начинала всё как следует отмывать. Олег торопливо кивает, но, кажется, даже не слушает, что я ему говорю.

– Олег, повторите, что нужно сделать завтра? – требовательно спрашиваю я, недовольно скрестив руки на груди.

– Ну, картину помыть, добавить крючки в ванну, половик постелить при входе…

– Олег! – я поджимаю губы и с трудом сдерживаюсь, чтобы не перейти на крик. – Всё неправильно! Не сочтите за труд взять блокнот и всё записать. Я не буду повторять два раза. И попросите своих рабочих нормально выражаться, их мат действует мне на нервы.

– Мои рабочие не спали целые сутки. Карина, пойдёмте, быстренько решим вопрос с проводкой, и я отпущу смену домой…

– Никаких «быстренько», – я перебиваю бригадира и бросаю в сторону гостиной предостерегающий взгляд. – Все будут работать столько, сколько нужно.

– Вы на часы смотрели? У них смена до полуночи.

– Да, а вы на часы смотрели, когда мне звонили? – я недовольно щурю глаза и поджимаю губы. – Как будто я рада была узнать от вас в начале второго ночи, что вы что-то там запороли. Пойдёмте, глянем, что там.

Как я и думала, дела были плохи. Всю техническую проводку рабочие вывели не на ту стену, которая была обозначена в плане. Радует, что молдаване Олега работают очень аккуратно: ровно подбитый плинтус, идеально белый потолок, отличная отделка стен. Не придраться. Я смотрю на план расстановки мебели и начинаю быстрый мозговой штурм. Делаю пару карандашных набросков: попробую поиграть с перестановкой мебели, но боюсь, что это упростит вид комнаты. В своё время я провела ни один час за визуализацией, чтобы максимально выигрышно использовать это большое помещение. Олег переминается с ноги на ногу, что раздражает меня: прошу его оставить меня в покое минут на пятнадцать. Не люблю, когда стоят над душой и заглядывают через плечо. Поэтому в офисе я ультимативно настояла на своем, чтобы мне выделили отдельный кабинет – даже своих помощников, Егора и Катю, я выгнала оттуда: эта молодёжь чрезмерно увлекается пустыми разговорами.

Бегло просматриваю на телефоне рабочие заметки и порывисто черкаю на чистом листе новые варианты. Кресло и журнальный столик установить около камина? Тогда не получится пить утренний кофе, глядя на роскошный вид из окна на набережную. А если разместить книжный стеллаж под углом? Тогда комната потеряет целый метр пространства. Я рисую один вариант за другим, ругаясь на себя и бестолкового Олега. Вы только послушайте, эти парни ещё смеют говорить обо мне в таком тоне и такими словами! Я закрываю дверь, чтобы полностью изолировать себя от мата, с которым так или иначе переплетается моё имя, и делаю глоток кофе. Ощутив внутри себя живительную силу кофеину, я начинаю работать более слаженно и точно, как автомобиль, которому до упора заправили бак.

Рисую схематичный камин, кресло, маленький аквариум, кручу скетчбук вверх и вниз, пока, наконец, в голове не рождается идея сделать в этой огромной комнате перегородку. Она даст возможность переставить мебель таким образом, что не придётся переделывать стены и перепрокладывать провода. Ширма спасает весь проект! Я делаю финальные изменения в перестановке, помечаю ещё пару дополнительных мест для розеток и радостно зову Олега.

– Олег! Я всё придумала. Вот здесь, – я рисую на листе маленькую линию. – Мы установим ширму. Ширму я завтра куплю. Она будет из тёмного дуба с резьбой и золотистыми элементами. Не будет смотреться дёшево и по стилистике продолжит настроение комнаты. Диван мы переставляем поближе к стене, камин устанавливаем вот здесь, всё остальное понятно на моём плане. Работаете вы по этому рисунку. Всё ясно?

– Да, Карина. Всё ясно. Мы можем начать делать это всё завтра с утра? Парни устали и готовы бросить всё и уйти.

– Зовите их сюда, – требовательно велю я, слегка повеселев оттого, что смогла решить проблему минимальными усилиями. – Мне не нужен бунт на корабле за три дня до сдачи проекта.

– Карина, вы время видели? – самый плечистый и старший на вид рабочий начинает качать права прямо с порога. В нос ударяет отвратительный запах пота и дешёвых сигарет, и я торопливо открываю форточку, чтобы не задохнуться. – Мы и так застряли здесь больше, чем нужно! – он снова начинается ругаться матом, на что я пренебрежительно поднимаю бровь и терпеливо жду, когда поток брани иссякнет. – Дамочка, перестаньте обезьянничать! Ваши ужимки нам не интересны! Я сейчас же разверну парней, и вы будете тут ползать с Олегом в своей дорогой шубке и заканчивать ремонт без нас.

– Смените тон, – недовольно говорю я. – Ваше право сейчас уйти и всё бросить, но в таком случае, наша компания откажется платить вам гонорар, так как работу вы не сдали. Как вас зовут, напомните?

– Максим, – угрожающе бурчит громила, протирая лоб грязной кепкой.

– Итак, Максим. И вы, – я обращаюсь к остальным рабочим, которые смотрят на меня так, словно я уже кинула их на деньги. – Проделали замечательную работу. Ремонт просто роскошный, и я очень довольна. Думаю, балерина Большого театра, София Рождественская, которая будет здесь жить со своей семьёй, непременно оценит ваш труд. И, конечно же, будет рекомендовать нашу компанию своим знакомым. И, конечно же, я, как ведущий дизайнер компании, буду привлекать вас в другие дорогостоящие проекты, – я произношу слово «дорогостоящие» чуть громче и выдерживаю небольшую паузу. – Но понимаете, будет очень обидно, если вы бросите сейчас всё, как есть. Очень обидно. И вам, и мне, и нашей заказчице. Но, как вы выразились, мне не составит труда поползать здесь три дня и закончить все мелкие нюансы, в то время как вас не хотелось бы оставлять без денег, – я снова выдерживаю театральную паузу. Станиславский бы аплодировал мне стоя. – Поэтому, давайте не будем раздувать из мухи слона. Мы оплатим вам все переработки, а сейчас я обсужу с Олегом все нюансы, которые вы за оставшиеся три дня спокойно доделаете. И кстати, о переработках: вы задержались сегодня не по моей прихоти, а потому что неправильно проложили проводку в стене. Мне пришлось ехать к вам с другого конца Москвы в час ночи, но как видите, я не стала делать из этого проблему. Сейчас можете быть свободными, – диктаторским тоном заканчиваю я, радуясь, что смогла довести эту патетическую речь до конца и ни разу не запнуться. – На работу завтра приезжайте к одиннадцати часам. Вам хватит времени выспаться?