Наталья Комлева - Правдивые рассказы подруг в сопровождении картин и скульптур

Горбатенькая девушка сидела за пианино прямо напротив входа, спиной к двери, и что-то невнимательно наигрывала. В кафе был только один посетитель, он сидел в глубине зала и с серьёзным видом жевал, уставившись в тарелку. Пара вошла тихонько, и женщина поставила на пюпитр коробку конфет, а мужчина положил розы прямо на клавиши. Горбатенькая пианистка повернулась на своём табурете, и на какой-то миг паре показалось, что они ошиблись, и это другая женщина: светлая красавица из нездешней, какой-то дворянской, жизни. Но потом узнали её, конечно. И стали они радостно обниматься и рассказывать, что вот разведчик наконец вернулся, выполнив своё важное задание, и что женщина и мужчина весь год представляли себе, как они опять встретятся с пианисткой и вновь будут слушать её чудесную игру, и дали ей визитку с золотыми буквами, сказав, что теперь уже можно раскрыть тайну разведчика. И пианистка с вдохновением и старанием играла им долго, и они все вместе пели, пили вино и веселились сердечно, хотя директор кафе пришла и сердито стала говорить, что нельзя отвлекать пианистку, она же на работе, а гости своей приватной беседой нарушают рабочий график. Но мужчина подарил директору вино и конфеты, которые купил тут же, в баре, и директор смягчилась.

Пара обещала прийти ещё, но этого не случилось: они сильно поссорились и расстались, а поодиночке к пианистке не было смысла идти, верно ведь? Может быть, пианистка позвонила потом своему разведчику – на визитке же был указан его телефон – и история продолжилась?

Огюст Ренуар (Франция). Портрет актрисы Жанны Самари.

Один богачразорился: потерял бизнес, недвижимость, деньги, положение в обществе. Беда с ним случилась большая, но ещё одна беда была в том, что он никак теперь место себе хорошее найти не мог. Не получалось, и всё. И стал он простым подёнщиком: обои клеил, полы настилал, шкафчики хозяйственные собирал – да на всё соглашался, на жизнь ведь надо было как-то зарабатывать теперь.

А жена его прежняя – он её ради новой любви бросил – очень этим была довольна. Она его, изменщика, прокляла хорошенько и считала, что вот он по её проклятию всё и потерял. У бывшего богача с этой мстительной женщиной общая дочь была, и он часто приходил дочь проведать, а придя, обычно на ночь оставался и долги свои супружеские, не до конца в законном браке отданные, со старанием возвращал. Тем более что эта, прежняя, супруга была собою дама весьма привлекательная. Вот только поговорить с ней было особо не о чем. Да и зачем – всё как-то без слов устраивалось.

Новую жену обанкротившийся богач своим мужским вниманием тоже не обделял, но он её больше за интеллект ценил, и до того его восхищение доходило, что он сам и хозяйство вёл, обеспечивая супруге возможность дальнейшего мыслительного развития. Да у него это и получалось лучше. Готовил он превосходно, а она как-то так себе готовила, и убирался он тщательней, и стирал чище, да и вообще у него теперь много времени свободного было – так куда ж его девать, не по библиотекам же ходить?

И как-то раз бывшая жена попросила этого банкрота лоджию благоустроить для её подруги, которая жила в доме через дорогу. Деньги неплохие могли случиться, и он согласился. Пришёл к подруге этой – и обомлел, прямо сказать: женщина и собой чудо как хороша, и хозяйка просто отменная, и разговор любой поддержать может. Прямо два в одном! То он от красивого тела к завидному интеллекту метался, нигде не находя полного своего удовольствия, а то вот оно всё перед ним в дивном своём соединённом виде ходит!

Одна была проблема: муж наличествовал. Нет, две было проблемы: муж красавицы – раз и благородное воспитание банкрота – два. Но ничего, банкрот и тут нашёл выход: стал приходить повидаться с дочерью в такое время, когда не только девушки, но и матери её дома быть не могло, и под предлогом «немного подождать» заходил к новому своему увлечению, очаровательной красавице, и проводил время в приятных с нею беседах, причём всегда у её мужа разрешения спрашивал, чтобы зайти.

Постепенно стали они с этой замечательной женщиной рецептами обмениваться, общие увлечения у них завелись. Ветчину, к примеру, они стали домашнюю делать, очень им обоим такая ветчина нравилась, потом варенье варить, пироги печь… Стал банкрот СМС-ки с юмористическими стихами или анекдотами милой своей женщине посылать, чтобы её поразвлечь, видео смешное, фото – много раз в день – и она ему тем же отвечала. Звонил ей, конечно, беседы занимательные вёл, услаждался.

Всё лучше, чем одинокому-то быть при двух жёнах.

О. Роден (Франция). Поцелуй.

Одна искусствоведочень влюбилась в популярного журналиста – прямо жить без него не могла. Два года осаждала она предмет страсти, пока не добилась от него мужского внимания и ребёнка. Журналист был женат, но детей с законной супругой у него как-то не случилось. А тут – пожалуйста, да ещё и второй намечался…

Развёлся журналист, женился на даме-искусствоведе, прежней супруге благородно оставил недвижимость в виде однокомнатной квартиры и переехал к новой жене в четырёхкомнатную квартиру в прекрасном районе: в двух шагах – метро, напротив дома – парк обширный и хорошо устроенный, магазины замечательные вокруг, кафе-рестораны. Да и сама квартира хороша: третий этаж с отличным лифтом, потолки высокие, комнаты просторные, изолированные, дом – «брежневский кирпич». Красота просто!

Журналист для своих творческих исканий затребовал комнату отдельную, очень уютную, тихую, окно во двор выходило, а жена с детьми в другой комнате устроилась, но не рядом, а наискосок через коридор, чтобы детский писк творчеству не мешал. В детской комнате шумновато было, потому что улица оживлённая под окнами проходила, но ничего, как-то разместились. А родители жены, уже довольно пожилые, в третьей комнате жили, тоже на шумной стороне. Четвёртая комната, самая большая, для светской жизни предназначалась: к журналисту постоянно гости ходили, известные в стране люди.

Жили они так, поживали, горя-беды не знали, как вдруг – оп! – прилетела журналисту от судьбы плюха: грянул кризис, издание, где он работал, закрылось, а в другие двери он принципиально стучаться не стал, потому что не его это был уровень, низкий. И стал журналист ждать, когда в издание высокого уровня его пригласят, а пока что в комнатке своей уютной разные литературные произведения создавал. Произведения в печать не брали – но это потому, что никто не мог его интеллект и мастерство оценить, которые далеко за обычные рамки выходили, да и завистники интриговали, ясное дело. И пришлось его жене, даме-искусствоведу, себе вторую работу найти – детей-то кормить надо было, да и мужа теперь содержать приходилось. Но она не унывала, ведь муж-то был любимый, а дети – славные девчонки!