Ганс Цвейг - Электрическая Настойка

– Эй, дружище, не налегай на выпивку, прежде чем в неё не добавили немного волшебства.

Грэйв достал из внутреннего кармана своего пиджака прозрачный флакон с искрящейся жидкостью и протянул его к горлышку моей бутылки. Я не стал противиться электрическому яду. Мне напротив, ещё раз хотелось пережить те незабываемые ощущения и галлюцинации. Глотнув из бутылки, я почувствовал приятное покалывание электрических искр по всему телу. Химический состав моей крови изменялся. Зрачки расширились, объекты вокруг меня приобрели иные цветовые оттенки. Звуки и запахи стали ярче и резче. Пространство вокруг, к которому я мало-помалу начал привыкать, открылось для меня под новым углом. Музыка воспринималась по-другому. Как если бы двухмерное изображение стало трёхмерным, только вглубь. Я посмотрел на стол: по его поверхности, которая время от времени становилась не то зеркальной, не то прозрачной, и играла нежно-радужными переливами, плыли и перекатывались круги и фракталы…

– Эй, Тод, ну что ты залип?! – смеясь и улыбаясь обратилась ко мне Ира, Девочка С Оранжевыми Волосами.

– Я… Я тут пытаюсь привыкнуть к состоянию.

– Не нужно ни к чему привыкать, иначе перестанет цеплять.

– Да уж, странно это слышать от тебя… Да и, в прочем, от любого из вас. Сколько вы на этом сидите?

– Целую вечность. Ха-ха, шучу. Так обычно говорят о скучном или неприятном, но тут же всё наоборот. Так что, считай, мы живём вне времени.

Я смотрел в её глаза, которые тоже улыбались, и в них отражалась вся Вселенная. Я видел целую бесконечность сверкающих и переливающихся холодным светом звёзд, скрывающихся в зеленоватых туманностях её радужных оболочек. И в тот самый момент, когда меня уже почти затянуло в пучину чёрных дыр её зрачков, я услышал голос со сцены, начавший декларировать в микрофон и принадлежащий, как оказалось, Цельсию:

– Леди и джентльмены, сегодня ночью на нашей сцене Omega Afterglow! Встречайте!

Публика зааплодировала, издавая при этом странные звуки. В музыке они называются дроунами, за то, что как бы тонут, сходя на нет и исчезая в пустоте. На сцену вышло четверо юношей, с коротко стриженными рыжими волосами и в одеждах из блестящей серебристой ткани. Ударник сел за барабанную установку и принялся выстукивать особый звенящий ритм. Вскоре в игру вступили басист, гитарист и клавитарист. Речь вокалиста выпорхнула из его уст стаей летучих мышей:

– Чёрная блестящая маслянистая жидкость с зелёными и фиолетовыми блёстками находится внутри серебряного шприца. Это Эстетика. Непостижимый Идеал. Красивейшая Болезнь. Вколи её в себя, и она превратит тебя в космос.

Космические мальчики завели свою полную скорби по родной планете песнь с привкусом вечности. У них были холодные металлические вечно юные голоса. Прямо как у Зигги Стардаст. От их игры и пения по коже шёл холодок. Видимо, этого они и добивались.

…и грянул прохладный гром тлений свежести. Каждый удар руки о гитарные струны исходил мягким звуком. Он выглядел как мигающая искорками зелёного костра древесина. Пока зелёноогненные звуки раскатывались гулким эхом, как отголоски Большого Взрыва в чреве Вселенной, вступали другие, менее фатальные, более мечтательные. Они возвращали снова и снова к сценам, где каждый, кто их слышал, поворачивал свой внутренний взгляд к условному оконному стеклу. Там он видел самого себя, одиноко стоящего в темноте, смотрящего одновременно и в глаза и нет. И сквозь взгляд, и куда-то за ним. Так чутко осознавая каждое мгновение этого состояния, вызванного замогильными странновесёлыми звуками, как это должно быть на самом деле.

Новые полутона нот смешивались с предыдущими, стремительно набирая силу, как масса реки, летящей к водопаду. Звуки окрашивались из зелёного в синий, летя ателеограммой, сладостно пронзая каждого из наблюдающих за действиями электрооккультистов. Зал зачарованно утопал в мистической агонии экстаза, холодно обжигающего изнутри каждого.

За условным оконным стеклом, за спиной копии наблюдающего, маняще раскинулось царство тьмы. В нём таилось очарование неизвестности, вызывающее на дуэль знакомства, где в недрах скрывалась вся окрестная природа, девственная пустота, не знающая пока ещё никого, и тем самым желанная. И где-то там, справа, тот самый Город, зовущий своими огнями в очередной спонтанный водоворот ночных приключений, одурманивающих и возвращающих в этот зал снова и снова.

Пребывая в этом сладостранном состоянии, паря и путешествуя в нём, мы сидели за столиком и общались. Я странствовал вне времени, поэтому мог сколь угодно наблюдать за своими друзьями, разговаривать и погружаться в размышления. Они не были вязкими, я свободно пролетал сквозь них, будто в компьютеризированном космосе. Его звёзды глядели на меня своим электронным шрифтом. Оранжевые цифры кружились в хороводах, комбинируясь в информационные коды галактик…

Очнувшись от иллюзии, я осознал, что разглядываю свои собственные нейронные связи. А лучше сосредоточить внимание на связях случайных. Ведь случайности не случайны. Электропоцелуи нечаянны, но током бьют отчаянно.

Отыграв первую тему, Omega Afterglow ненадолго притихли, и их солист произнес в микрофон:

– Приветствую вас, друзья. Это была наша вступительная композиция, «gothikpunxarestillonesotericdrugz». А теперь, как насчет того, чтобы немного потанцевать? – сказав это, он и его коллеги по группе припали руками к своим инструментам и вновь заиграли. Я повернул голову вправо, к сидящим со мною ребятам. Они приняли предложение группы Omega Afterglow и уже вставали из-за своих мест, попутно приглашая дам.

Вообще-то я не особенный любитель танцев. Но у меня было настолько приподнятое, пронизанное мистицизмом клубного полумрака настроение, что я решился. Мой взгляд упал на Лакшерис. Она сидела, одетая в блестящее синее вечернее платье, помешивая соломинкой свой темно-синий коктейль, в котором плавали звезды, планеты с кольцами и кометы. Лакшерис медленно подняла свои глаза и посмотрела на меня из-под чёлки своих синих волос, плавно опускающихся на плечи. Молнией сверкнула её застенчивая улыбка. Очаровываясь всё больше и поборов смущение, я наклонился и спросил:

– Можно Вас на танец?

– С удовольствием!

Мы взялись за руки и вышли к сцене. Группа играла сонг «Gothic Youth».

Мы обнялись, плавно покачиваясь под ритмы неведомых галактик, обдаваемые снопами искр. Электрическая настойка усиливала экстатические ощущения, от чего мы воспаряли на крыльях эйфории ещё выше. Пользуясь случаем и видя, что ей так же клёво, как и мне, я поцеловал Лакшерис. Мои губы прикоснулись к её, и она ответила на поцелуй. Наши языки встретились и сплелись, а в моей голове крутились всевозможные голографические образы. Я будто плыл по течению какой-то странной реки, в русле которой плескалась отнюдь не вода, а нечто плазматическое или параплазматическое, может даже газообразное… Нечто не было статичным. Я чувствовал, как его тёплые струящиеся розовые волны, искрящиеся многочисленными блёстками, качают меня. Вдруг это и была та самая электрическая настойка? Долгий поцелуй прервался, мы смущенно заулыбались и опустили глаза. Я обнял Лакшерис, и, покачиваясь в танце, принялся разглядывать других танцующих. Все они описывали фигуры в воздухе своими руками и ногами, кто-то один, кто-то в паре. Среди парочек я разглядел Джеза с Ванаглорией, Коула с Ирой, Грейва с Супербией, Ацедию с Аваритией и Инвидию, танцующую с Цельсием. Всё и вся покачивались в такт с ритмом звучащей со сцены музыки. Песня кончилась, парочки разъединились. Я поблагодарил Лакшерис: