Олег Шадрин - Агент 0.01‰

– Постой, я с предохранителя не снял. Вот, теперь пали!

Малярчук начал лихорадочно нажимать на спусковой крючок. Как ни странно, но все пули достигли цели: «УАЗик», не снижая скорости, «свернул» в кювет.

– Эт ты, старе, даешь, Владимир Драчев, не иначе!

– Знаешь, Сашок, в тире в Горьковском саду иногда балуюсь исключительно из-за главного приза – плюшевого мишки, уж как Моня любит об него когти драть! – заскромничал Батумыч.

Словом, Малярчук реально всем помог, хотя это уже и подзабылось. Хорошо, что напомнил. Как говорится: «Долг плутежом красен». Квартет дал отмашку:

– Прав, пензер, негоже добро забывать! Надо завершить начатое!

Пацаны закряхтели: надо так надо.

На отдельные воспоминания было потрачено немного – минуты три. Попутно выяснилось, что пропал Люлипупенко.

Что ж, придется тащить этого сома, Малярчука, дальше в соседний дом без Арно.

Лифт там тоже, естественно, не фурычил.

Но по дороге обратно подобрали Люлипупенко – вздремнул за мусоропроводом.

– Всё, на себе больше не потащу! – отрезал Квартет, утирая градом лившийся пот.

– А, давайте, его, как сайгака, на вертеле отфугуем, – хлопнул себя по лбу Кисельков.

– Точно! Вон, у Митяя-дворника и метла за дверью припрятана.

Продели древко сквозь пальто на груди и потащили дальше. Малярчук сверху. Как бы отдыхает. Ягуаром. Мордой, то бишь физией вниз.

Сначала вроде ничего. Всева даже всхрапнул на помеле, прижавшись к нему щекой. Но через пролет груз развернуло на сто восемьдесят градусов, и Батумыч брякнулся башкой о бетон.

Переладили метлу на спину. Руки засунули в карманы, чтобы не свешивались. Опять ноги по полу волочатся! Какие-нибудь тесемки бы. Достали из Левиных ботинок шнурки. Привязали ими Всеву за ступни и кисти. Вот теперь надежно!.. Но. Но всё одно тяжело.

Несколько раз уронили ношу, и радости не было конца: получай по заслугам, хлопец!

После третьего марша Шура остановил ватагу:

– Так дело не пойдет, Всева головой о ступеньки запинается. Шляпа всё время слетает. Еще простудится, не к нам сказано. Нужны какие-то новации.

Парни наморщили лбы.

– Есть одна идейка, – поцокал языком Музян. – Помню, у нас в разведке пленных на черенке лопаты носили «чемоданчиком», продев шанцевый инструмент между коленных сгибов и шеей. Никакие завязки не нужны. И голова при теле.

– Это как?

– Покажу в динамике. А ну, садите Батумыча, на ступеньку. Колени пошире.

– Приехали что ли? – приподнял веки Всева.

– Ага, почти. Посмотри-ка, что у тебя там между ног болтается, – скомандовал Молик.

– Где? – выкатил глазенки Малярчук.

– Где-где? В Улан-Удэ. Ниже голову. Цоп! Ну вот, всё и готово, – с этими словами Музян споро продел черенок сквозь Малярчука. Нанизал, как курицу-гриль на шампур.

– Ловко замучено, ничего не скажешь, – пробасил Смолянский.

– Потерпи чуток, скоро дома будем, – успокоили Всеву пацаны и дружно покантовали дальше.

С шестого этажа между тем какая-то братва спускала вниз диван: то ли ворюги квартиру обнесли, то ли кто из местных переезжал. Между пятым и шестым этажами обе процессии встретились.

– Кыш с дороги! – начал метать икру здоровенный детина, таранивший переднюю часть дивана.

– Фильтруй базар, баклан! – злобно зыркнул Саша Квартет. – С авторитетом имеешь дело.

Детина в замешательстве оглянулся на мелкого.

– Для нас авторитет – это тот, кто платит деньги, – оскалил зубы мелкий. – А ну, в сторону, олени!

– Сам ты козерог, – поперхнулся от обиды Лева. – Вперед, мужики!

Та и другая тусовка поперла навстречу друг другу.

Наши опомнились только у чердачного люка.

– Откуда диван? – задал закономерный вопрос Шуран, обращаясь к Квартету.

Сашок недоуменно пожал плечами:

– Сам ума не приложу.

– Вставай давай! Че отлыниваешь, сачок, – это он Левику, который, оказывается, прикорнул калачиком на мягком.

– А где старый хмырькуале Малярчук?

Выяснилось – уже на улице. Те самые грузчики отбуксировали его вместо дивана из подъезда к машине.

Дама, которая переезжала, обалдело захлопала ресницами:

– Вы кого, алкаши, мне сватаете? Что за фуфло?

– Как что? Диван, как договаривались, – обиделся рослый детина.

– Где ты видел, чтобы у дивана была драповая обивка? Кроме того, с пролысиной, – больно ткнула она ногтем в Малярчуковское темя. – А я покупала неделю назад новый. На что намекаете, пошляки? Что на этой плешивой скрюченной развалине можно спать?!

Грузчики стали непонимающе переругиваться матерками: «Че вяжется не по делу?»

И тут объявляются наши бухоиды с мебелью.

Хошь не хошь, пришлось делать ченч. Диван на Батумыча. Чего только не происходит на почве алкогольного угара!

Ну, наконец, всё. Край. Вот он заветный седьмой этаж. Малярчука так укачало, что он видел третьи сны…

Дверь открыла какая-то дама (жена, вроде, другая была, хотя… не поймешь их в боевой размалевке).

– Женщина, примите супруга законного свово.

– Мой супруг на кухне.

– Галя, кто там? – раздался в глубине квартиры густой баритон.

– Шут их знает, алкашня какая-то.

– Малярчуки?

– Здесь такие не живут.

– Сотая квартира.

– Нет, сто восьмая.

Перебор. Зря старались.

– Это ты, арифметик, считаешь только до шести, – цыкнул на Музяна Левик.

– Еще два этажа вниз? Да лучше бросить его тут.

– Женщина, мы его вам оставим, а уж вы разбирайтесь с ним, как хотите.

– А я сейчас мужа позову.

– Не надо мужа. Вот мужа – не надо! – догадались други. И поволокли Малярчука вниз. Легче, как-никак.

– Стоп! – крикнул Батумыч, чуть-чуть приоткрыв один глаз. – Моя дверь, приехали.

Прислонили задремавшего Всеву к дверному косяку.

– Ключ? – замычал Батумыч и ткнул пальцем на карман.

Вынули из кармана ключ.

– Тут уж я сам.

Всева взял его и вставил в замочную скважину. По-барски махнул рукой. Мол, свободны, люмпены.

– С тебя поляна! – метнул глазами молнию Квартет.

– Само собой.

Чертыхаясь на чем свет стоит, пацаны побрели во двор. Сорвал, стервец, общественное мероприятие…

Всева стал поворачивать ключ в замке. Тот, однако, не поддавался…

На следующий день Малярчук объявился на улице с многочисленными пластырями на лице – «кошка Моня». Потом сознался. Выяснилось: пока он шебуршал ключом в замке, выбежала с визгом какая-то деваха, сначала всего исцарапала, а затем до кучи облила ведром воды. Всё-таки перепутал, сомец, с бодуна квартиру. В первый-то раз правильно домахнули – родимую дверь не опознал. Потому как пешком он никогда домой не ходил. А с лифта и с лестницы – разные ракурсы.

Что поделаешь, все стареют, хотя и справедливо полагают, что старость – не надость.