Вячеслав Сукачев - Крис и Карма. Книга первая

– А как скажешь – так и назовем, – усмехнулся Михалыч, и выжидающе уставился на внука.

– Давай его Яшкой назовем? – улыбнулся довольный внук.

– Давай, – легко согласился Михалыч.

За полтора года Яшка вымахал почти что в самого настоящего взрослого лося. Длинноногий, с высокой холкой, большой горбоносой головой и маленьким символическим хвостиком, он своим внешним видом слегка напоминал лошадь. Особенно выделялась у Яшки голова, несоразмерно крупная, она словно бы принадлежала другому животному.

Всю зиму Яшка простоял в загоне на полном кормовом обеспечении. Сена и кормовых отходов Михалыч для него не жалел. Да и Николка, почти каждые выходные наезжавший к деду из села на мотоцикле, Яшку не забывал. То комбикорма ему привезет, то пару буханок хлеба, а уж несколько кусочков сахара-рафинада, любимого лакомства молодого лося, это всенепременно. И Яшка, одному ему ведомым путем распознавая среди прочих дней субботу, уже с утра начинал нетерпеливо хоркать, ворочать из стороны в сторону лобастой головой, и сторожко прядать ушами.

В конце апреля Михалыч решил: пора Яшку на волю отпускать. Мол, хватит ему в нахлебниках ходить, сколько можно – вон какой лоб вымахал. Николка было в пузырь полез, не хотелось ему со зверем расставаться.

– Деда, тебе что, сена для Яшки жалко? – язвительно спросил он, узнав о решении Михалыча.

– Жалко – не жалко, – усмехнулся Михалыч, а коровку мою с мерином он основательно объедает. Полтонны сена, не меньше, в его утробу ушло.

– Не боись, – нахмурился Николка, – я этим летом стожок сена ему сам поставлю…

– А вот это – без надобности.

– Как так? – удивился Колька, хлюпая вечно простуженным длинным носом.

– Да так, – Михалыч, сидя за кухонным столом, чинил конскую сбрую, которая в двадцать первом веке стала жутким дефицитом и без которой тем не менее никак нельзя было на кордоне обойтись. Николка, слегка припухший после ночной дискотеки, потягивал пиво. – Ты сам, Николка, посуди. Вымахал твой Яшка уже больше моего Серка, и скоро ему в нашем загоне тесновато будет. А мозги-то у него – куриные… Мало того, что он без родительского воспитания остался, так еще и в загоне у нас, как в тюрьме сидит…

– Ну и что теперь? – подозрительно спросил Николка.

– А то, что пора ему к своим родичам возвращаться, пока он все навыки природные окончательно не растерял. Лето для этого – самая благодатная пора. Без корма он теперь никак не останется. Да и матка его, как я полагаю, где-то поблизости обретается. Лось хоть и долгоног, но большие концы делать не любит, толчется все больше в знакомых местах.

– Жалко, – опять Николка вздохнул. – Скучно без него будет.

– Да ты погоди прощаться, – улыбнулся Михалыч. – Он сразу-то вряд ли уйдет. Его еще палкой отгонять придется. А вот осенью, когда у них гон начнется, тогда, Николка, ежели его не отпустить, он нам не только загон, а и домишко мой по бревнышку раскатает. Ты вон, на себя посмотри: по дискотекам-то своим чертовым совсем извелся, исхудал, один нос только и остался. И попробуй, удержи тебя, хо! – Михалыч отложил в сторону хомут, глянул в окно – день на вторую половину перевалил. – А тут зверь, к тому же дискотека у него всего-то две-три недели в году бывает. Усек?

– Усек, – засмеялся Николка. – А все равно жалко мне его отпускать.

И отпустили. Открыли настежь ворота в загон. В сторону отошли. А Яшка лишь волоокими глазами в их сторону повел, да большими ушами стриганул.

– Ну, Яшка, давай, двигай! – подбодрил его Михалыч. – Двигай, не задерживай, так сказать – на вольные хлеба.

Николка выжидательно молчал. Было видно, что он рад такому Яшкиному поведению. Потом Михалычу сказал:

– В селе мужики смеются. Говорят, что мы с тобой окончательно свихнулись. – Николка возбужденно засопел. – Мол, триста кило отборного мяса сами из рук выпускаем. И даже в деньги все это перевести успели. Подсчитали, что если на рынке мясо продать – почти девяноста тысяч рублей получится…

– Ого, – хитро сощурился Михалыч. – Если на мою зарплату перевести – полгода работать надо. А тебе, Николка, в аккурат на новый мотоцикл хватит, и даже – с коляской. Есть о чем подумать, а, Николка? Может, ворота притворить, пока не поздно? – и Михалыч сделал такое движение, словно и в самом деле собирался запереть загон.

– Да ладно тебе, деда, – нахмурился Николка. – Я ведь тому, кто на Яшку руку поднимет, голову запросто оторву…

– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул Михалыч, взял хворостину и пошел в загон. – Давай, Яшка, давай на волю, – словно корову, легонько хлестнул он его по крупу хворостиной. – Давай, пока лихие люди тебя на котлеты не перекрутили.

И Яшка, словно осознав сказанное Михалычем, осторожно потянулся на выход.

«Милый, любимый, дорогой, – писала в эсэмэске Светка, – я так по тебе соскучилась. Я так тебя люблю. Ты сегодня уехал, а я места себе не нахожу. И знаешь, всякие глупые мысли в голову лезут. Думаю, а вдруг ты в вагон-ресторан пошел. А там какая-нибудь фифа из филармонии отбивную кушает. И мест больше нет. Только возле нее. Вот ты взял к ней и подсел. Ой, извини, тут ко мне клиентка пришла. Потом допишу».

«Не майся дурью, – пишет в ответ Вадик, а кое для кого – Вадим Сергеевич. – Какой ресторан, если ты меня беляшами на неделю загрузила. Правда, бутылку пива я купил, было дело, потому что в купе нашем жара невозможная. Я тоже скучаю. А что толку – у меня работа такая, сама знаешь. Все время на колесах. Целую».

Вадик работал на небольшой мебельной фабрике, специализирующейся на производстве кухонь и шкафов-купе для прихожих. В его непосредственные обязанности входил сбор заказов на изготовление индивидуальной продукции. Дело вроде бы нехитрое, но требующее обязательного умения контактировать с заказчиками и кое-что понимать в этой самой мебели. Вадик понимал, поскольку в свое время закончил строительный институт, да и руки у него из правильного места росли. А что касается заказчиков, особенно – заказчиц – никаких проблем! Почти два метра роста, жгучий брюнет, аномально голубые глаза… Есть вопросы? И у Вадика их не было, а вот заказы – были. А женщины, если начинали заказывать – удержа им не было. И Вадика на работе за беспримерную работоспособность очень ценили. У него даже свой собственный, отдельный офис в центре города имелся. С хорошей мебелью, компьютером, кожаным диваном и цветами в горшках. «А диван-то зачем?» – спросили ревнивые сотрудники у шефа. Шеф засмеялся, многозначительно подмигнул Вадику и весело ответил: «Я полагаю, что этот диван мне не только аренду офиса, но и кое-что еще покроет… А ты как думаешь, Вадим Сергеевич?» И Вадик, имевший удивительную для его возраста способность краснеть, опустил густые ресницы и прямо-таки залился краской.