Владимир Смирнов - Брат мой названый

Или ещё подобное занятие, к которому все недавно пристрастились. Накопают старых фотографий по бабушкиным альбомам или ещё где, в сеть выложат и обсуждают – где и когда снято, что уцелело, что снесено и прочее в том же роде. Многое не сразу и поймёшь. Разве что старики могут помнить, да где их, компьютерных, сыскать? Но если коллективным разумом докапываемся до истины, так чашка кофе втрое вкуснее.

Бродить по знакомому городу, тем более по своему, где ты с рождения обитаешь, не так интересно. Бегая каждый день по одним и тем же улицам, быстро перестаёшь их замечать. В справедливости этой банальной мысли я убедился как-то в Питере. И всего-то полтора месяца на курсах, но каждый день проезжал мимо Зимнего. Первые дни азартно смотрел в окно, а через пару недель даже не поворачивался. А если стоял у окна, то никаких эмоций. Как сказано было давно и не мной, дворец кому-то тоже дом.

Однако джойстика в руке нет. Впереди знакомый незнакомый город. И шанс его увидеть, кое-какие фотографии уточнить. Домой – не хочется. Пока.

Рядом киоск. И вывеска знакомая – «Воды Ю.В. Бендтъ». Есть у меня эта открытка. В той, конечно, жизни. Оказывается, киоск похож на Никольскую часовню. Шатёр. Интересно, никогда не замечал. Да и как заметишь, когда они на разных открытках.

Никольская! Я же могу вернуться и увидеть в изначальном варианте! Да ещё и реставраторов проверить – не ошиблись ли в чём? Её же только-только привели в порядок, глаз не успел замылиться, отчётливо помню! Все остальные знают только отреставрированную. Или не суетиться, вперёд так вперёд. Никольская в первозданном виде ещё лет тридцать никуда от меня не денется. Но не задержусь же я здесь так надолго! За день по центру пробегусь, кое на что интересное посмотрю повнимательнее. И вообще, может, завтра утром уже дома буду, как после короткой случайной командировки. Вернее, проснусь…

Но «Воды…». Даже пить захотелось. Но закрыто – утро. И чем платить? Ладно, на обратном пути водички здешней попробую. Джойстиком – вперёд!

Что рассказывать? Всё как на открытках. Только Никольский храм, которого давно нет, на месте. Но – теряется на фоне Спасо-Преображенского собора. Это и раньше казалось.

Впервые вижу дома на Соборной

Собор вроде не изменился. Но что-то – неуловимо – другое. Как после ремонта – квартира и та, и не та. Кое-чего не хватает. Попробуем найти отличия. Одна картинка перед глазами, другую надо вспоминать. Ага, башенки парами по углам самого верхнего яруса колокольни перед куполом. В той жизни их не было, а здесь есть. Галерея от собора к колокольне вся в лепнине, пряник печатный. Если бы ещё знать, сколько искать отличий… За собором дома, которых нет. Потому и вижу их впервые. Снесли, когда мост начали строить. Видел я как-то в архиве распоряжения о сносе домов. Четыре дома на площади Маяковского и три на улице Урицкого, которая лет около двадцати назад стряхнула это имя со своих табличек и опять стала Большой Казанской. Четыре дома – вот этот самый квартал, выходящий на площадь. А на три казанских посмотрю на обратном пути. Да, и роддома бывшего, в котором полгорода на свет появилось, включая меня, там быть ещё не должно. Что же там было раньше? Увижу, когда круг сделаю и вернусь сюда с другой стороны.

Однако площадь Маяковского – аж смешно. Видимо, с юмором всё было в порядке у тех, кто переименовывал. Сейчас, сто с хвостом лет назад, при двух соборах это ещё нелепее кажется. Когда Малой Иверской за Волгой название Безбожников давали – хоть логика какая-никакая была. Поворот на сто восемьдесят градусов. Большая Иверская там же стала «Правды» в кавычках. Кавычки – не потому, что так сказать, а потому что газета. Тоже в противоположную сторону. А Маяковский – в гробу, наверное, перевернулся с такого юмора. Ладно хоть в начале девяностых перед горланом-главарём извинились, и площадь опять стала Соборной.

Ну да ладно, это все потом будет. Иду дальше.

Если я сейчас начну сыпать номерами домов да именами владельцев – кто мне поверит? Не может обычный человек, разве что если он ничем кроме истории своего города не интересуется и в этом направлении глубоко копает – некая архивная крыса, помесь Нестора-летописца, Генриха Шлимана и Варфоломея Коробейникова в местном варианте, – всё это знать. Да и то, может быть, к пенсии, ежели всю сознательную жизнь копался во всём этом по долгу службы или увлечению. Здесь коллективный разум нужен, который, кстати, и занимался всем этим несколько лет, но совершенно без моего участия. Так что демонстрировать непонятно кому такие невероятно обширные знания из моего ноутбука, к которым имею чисто читательское отношение, и выдавать их за свои не буду. Я всем этим сокровищам даже не хранитель.

Конечно, некоторые дома в нашем городе все знают. Номер назови – семьдесят седьмой, сто тридцать седьмой, сто сорок шестой. А улицу и называть не надо. Или дом на собачьей. Ему уже лет шестьдесят, если не больше, вроде бы ещё до войны начали строить, стало быть собачью площадку и помнить некому. Но кто постарше и всю жизнь рядом живёт, до сих пор так называет. Кстати, это опять же сто тридцать седьмой. Интересно, сейчас там собачья площадка уже есть или её ещё нет. В любом случае – малопрестижная городская окраина.

Через сто лет в путеводителях по старому центру будет писать – бывший дом Наумовых, Дурдина и прочих. А то и просто без бывший, и так ясно. И большей частью кто они такие, эти бывшие, – мало кто знает. Единственно – люди были явно небедные. Разве что о Дурдине слышали. Не забыть, кстати, пиво попробовать. Лучше оно нашего или просто легенда такая сплелась?

Вокруг понемногу появляется народ. На меня никто особо не смотрит, у всех свои дела. Да и я не заглядываюсь. А что? Одежда на предках по фильмам привычная. Разве что против нашей женщины не в брюках, подолом улицу подметают, а на молодых юбки хоть и покороче, но тоже не из папиного галстука сшиты. Ну и макияжа заметно меньше, если вообще есть.

Так что смешаюсь со всеми и пойду просто так. Первый знакомый неснесённый дом, шестьдесят первый по нашему счёту, сейчас оказывается от площади вторым. Стало быть, на набережной снесли только этот угловой двухэтажный, шестьдесят третий. Ну, и остальные три до Большой Казанской, итого весь квартал. С другой стороны площади шестьдесят девятый, это я помню. Значит, два номера между ними и должны быть оба храма. Всё выстраивается. А этот шестьдесят третий, уютный такой, с балконом на углу, не повезло ему. Но потомки не виноваты, мост надо было строить. Хорошо хоть не за счёт собора…