Юлия Ник - Хроники любви провинциальной. Том 3. Лики старых фотографий, или Ангельская любовь. Книга 2

– Давно пора. Я весь внимание, серьёзная.

– Нет, не здесь.

– Хорошо, как скажешь. У тебя, так у тебя, – он весело улыбнулся.

– Нет, ты невыносим, – она остановилась посреди тротуара.

– Хорошо. Я слушаю твоё предложение, – мимо проходили люди, здоровались, Леон и Стаси механически им отвечали.

– Давай на аллее. Там народу меньше.

– У озера? Хорошо. Но не вдохновляет, честно говоря. Там же охрана везде?

– Ну ладно. Согласна. Тогда давай договоримся здесь, прямо на тротуаре.

– Давай. О чём договоримся-то? – полушепотом и заговорщицки оглядываясь спросил Лео.

– Ты опять смеёшься? А мне не до смеха, Лео. Ты что, не понимаешь, что ты меня компрометируешь. А такие дорогие подарки я не могу принять. Я тебе деньги за него отдам, он мне действительно нужен. Иногда вечером хочется услышать что-нибудь хорошее.

Леон весь как-то страдальчески сморщился: «Стаси, ты что, даже подарка взять не умеешь? Не оскорбив при этом? Это всего-навсего набор каких-то ламп. Я тебя увидел улыбающуюся, обрадовался, как дурак. И ты всё сейчас рушишь своей меркантильностью бабской», – он искренне расстроился.

– Лео! Да спасибо тебе огромное, конечно. Но тут все так смотрят… Пойдём уже скорее, хоть куда.

– Куда? Давай оставим этого монстра уже у тебя в комнате, а потом уже пойдём куда-нибудь. Не таскать же его за собой? Все на меня действительно, как на дурака с балалайкой, смотрят, – они решительно ускорили шаг.

В общежитии Леон учтиво поздоровался с вахтершей, положив перед ней маленькую шоколадку-медальку.

– Молодой человек, только до одиннадцати, прошу не задерживаться долее. А за медальку спасибо. Внучка давно мечтала о такой.

– На здоровье, мамаша. Я недолго. Радио вот налажу, и сразу домой.

У Стаси опять руки начали трястись, ключ перекашивало.

– Дай-ка, я открою. Чего ты нервничаешь-то вечно, я не понимаю? – он быстро открыл дверь и поставил приёмник на стул около двери. – Давай чайник, пока обувь не снял, за водой схожу, надо же его подсоединить, а за это время, пока то да сё, и чайник вскипит, я пить хочу сильно, – схватив чайник, Леон быстро пошел по направлению к кухне.

– И всё-то они тут знают! И везде-то они тут бывали… – возбужденно шептала Стаси, быстро рассовывая некоторые вещицы, лежащие на кровати, по полкам в шкафу. – Хорошо, что и кружки купила, наконец. Так вот и обрастают барахлом незаметно, – она ворчала про себя, она злилась на себя, и она решилась всерьёз положить всему этому конец.

Когда Леон вернулся с полным чайником, в комнате был идеальный порядок, на лице у Стаси тревожно горели глаза несчастной девочки, решившейся отчаянно на первый взрослый женский поступок, на разных концах стола стояли два разноцветных бокала под кипяток. В центре стоял заварочный чайник и конфеты на блюдечке.

«Если бы здесь ещё и тяжело больной бы где-нибудь завалялся для полного комплекта самообороны – не сносить бы мне головы», – хохотнул про себя Леон, но нашел в себе силы не рассмеяться.

– Пока греется, давай я установлю этого, голосистого. Куда ты его планировала поставить?

– Вот сюда. На стул около кровати, чтобы выключать удобно было и утром, и перед сном.

– Понятно. Значит, розетку надо переносить. У кого тут есть дрель и отвертка?

– Ни у кого. Это же женское общежитие? Надо в мужское сходить?

– Ясно. Не надо никуда ходить. Завтра принесу и сделаю нормально, а пока… пока просто проводки протяну, но ты за них не берись. Поняла? Это двести двадцать, как шарахнет! – и с кровати упадешь. О, нет! Не буду-ка я рисковать. Кровать-то железная, замкнет ещё. Пусть на шкафу постоит, со стула дотянешься, помучаешься один день. Слушай теперь свою музыку… Леон повернул ручку и из приёмника сразу полились звуки, пел Козловский.

– О, Боже, как же я тебе благодарна, Лео! Я теперь каждый вечер буду что-нибудь слушать.

– Вот ты всегда так! Не замечала?

– Что я не замечала?

– Что? Ты ещё спрашиваешь? Сначала окатишь меня водой холодной и презрением из-за моей радости, потом отнимешь её. А сама потом радуешься, а мне-то мою уже не вернуть. И что ты за человек такой?

– Ты это про что сейчас?

– Про то, что ты всегда лишаешь меня первозданной радости.

– Не понимаю.

– Да что тут понимать? А помнишь, как ты всю ту кучу тех штуковин, которую мы выменяли за забор, одним движением руки всё тому пацаненку отдала? Я даже этим сокровищам по-настоящему и обрадоваться не успел. Целый день ждал, когда они уже этот забор покрасят, наконец, как моя бабушка мечтала беленький такой заборчик из окна видеть, и не будут мне мешать? – в глазах Леона бегали фосфоресцирующие искры с трудом удерживаемого смеха.

И смех разразился!

Они хохотали до слёз оба, не в силах остановиться. И чем больше их разбирал смех, тем дальше отходило на второй план чувство неловкости. Но стало приходить смущение из-за возникшей теплой близости.

Чайник вскипел вовремя. Стаси насыпала заварку из зелёной жестяной баночки с грузинскими буквами-крючочками на ней и восточным узором. Леон залил заварку кипятком. Стаси накрыла чайник полотенцем.

– Мы с тобой работаем, как одна команда. Ты знала того пацана, которому всё отдала, всё богачество небывалое моё?

– Ну, не только твоё, допустим, а наше. Я же интерес к тебе создавала, заманивала простодушных на пахоту твою, на кисти твои с известкой. Поддалась тогда твоей хищнической натуре. Но только временно, заметь. Этот мальчишка был из очень бедной семьи. Детей куча мала, их отец инвалидом с войны пришел. Ты помнишь, что он тебе сунул за возможность покрасить две доски?

– Нет. А ты, прям, помнишь?

– Помню. Два стручка гороха. Больше у него ничего не было. Я думаю, что ты сделал его счастливым на несколько дней. У него так глазенки заблестели. А его горох ты, между прочим, один слопал.

– Ну, всё! Гореть мне в аду. Комплекс вины тебе удалось в меня втиснуть. А я редко комплексую вообще-то, – Леон пододвинул ей её бокал и налил заварку, а потом кипяток. – На, пей. Торжествуй и воспевай своё великодушие!

– Спасибо. Очень горячий.

– А мы же не торопимся? Или торопимся, Стаси? – Леон был уже серьёзен, даже печален. – Ты о чём со мной хотела серьёзно поговорить? – он мельком взглянул на неё и опустил взгляд на стол, чтобы не видеть её, ставших снова несчастными, глаза. – Давай. Говори.

– Лео, только давай не обижаться, ладно? Я сразу тебе предлагаю искреннюю дружбу вместо твоих нелепых, по-моему, попыток создать совершенно ложное представление об…

– О чём, Стаси? –голос у Лео мгновенно стал жестким и неуступчивым.

– Наверное, ты таким был, когда ты тут оставался один, подростком? Ты всё воспринимаешь в штыки.

– Это, каким-таким я был? И откуда вообще это тебе известно?