Гоар Маркосян-Каспер - Кариатиды

И за примерами далеко идти не надо… Женщин Рита знала неплохо. Да и мужчин… настолько, конечно, насколько женщина вообще в состоянии проникнуть в мужскую душу. Когда два года еженедельно пишешь очерки о самых разных людях, больших и маленьких, меньше больших, больше маленьких… Неизвестно, правда, насколько поверхностное журналистское общение позволяет узнавать людей, перед журналистом ведь все приосаниваются, как перед коварным глазком фотоаппарата, который может уродину сделать красавицей, но и с тем же успехом и вероятностью наоборот, приосаниваются, как бы внутренне причесываются, наводят блеск, и очень сложно делать не парадные портреты, а, так сказать, снимать скрытой камерой… И однако же ты более не журналистка, напомнила она себе, по крайней мере, не только журналистка. Ты – писательница. Слово-то какое нелепое! Просто язык не поворачивается выговорить… То ли поэтому, то ли потому что не привыкла, но вслух себя писательницей Рита не называла. Про себя, впрочем, тоже, несмотря на то, что опубликованную в “Литературной Армении” ее повесть даже отрецензировали в паре газет, местами хвалили, в основном, ругали, однако не за стиль либо иные литературные качества, а за “искаженное отображение национальной психологии”, а такую критику можно скорее считать похвалой, Рита и считала, но думать о себе, как о полноценном прозаике, пока остерегалась, пусть и начала потихоньку царапать роман, еще не зная толком, о чем он будет… Собственно, о чем, она все же знала, суть задуманного грандиозного полотна исчерпывалась условным названием “Исход”, условным, поскольку словечко, увы, было уже прочно занято ветхозаветными романистами, правда, под историю другого содержания или, иначе говоря, процесс с обратным направлением, что, впрочем, неважно, занято, и баста, но суть будущего романа оно определяло, однако суть это ничтожно мало, почти ничего и даже излишество, потому что кто же в наше время пишет романы с сутью, пишут ни о чем, и, наверно, правильно делают, стоит ли себя утруждать, все равно читают только детективы, а в будущем, на которое рассчитывают наивные авторы “нетленок”, и на детективы охотников не найдется, поскольку вряд ли в том будущем, чьи контуры просматриваются в уже существующем, в какой песок ты от него голову не прячь, настоящем, вряд ли кто-либо будет уметь читать, как только компьютеры начнут говорить, большая часть тех, кто еще знает алфавит, радостно его забудет…

Зазвонил телефон, он стоял неподалеку, на ближнем краешке журнального столика, и Рита даже не стала вставать, просто переползла по одеялу в ту сторону и сняла трубку. Голос был смутно знакомый, но сразу она не вспомнила, лишь когда собеседница назвалась, вообразились не вполне четкие очертания толстухи с вытравленными перекисью кудряшками и объемистой грудью, обтянутой чем-то невероятно безвкусным, чуть ли не с блестками.

– Я вот все думала, – тараторила предполагаемая толстуха, – стоит ли, потом решила, что лучше тебе знать (сразу пошла тыкать, хотя на брудершафт с ней никто не пил, болезнь армянского плебса, и не только его, общенародная, можно сказать, не удивительно, давно канули в Лету времена, когда в Армении существовала аристократия, фамилии княжеские еще, кажется, и сохранились, но самих князей след простыл, собственно, кто знает, как они друг к другу обращались, не импортированное ли это величание на вы и по имени-отчеству, римляне, например, даже с правителями были на ты, аве, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя… ненужные в общем-то эти мысли торопливо скользили по поверхности ее сознания, а там, в глубине, тревожно ворочалось бесформенное и безликое, не облеченное пока в слова предчувствие). Хуже нет, когда… – она сделала паузу, и Рита принуждена была спросить:

– А в чем, собственно, дело?

– Видишь ли, твой муж… – последовала еще одна многозначительная пауза, но на сей раз Рита не среагировала, и собеседница продолжила менее уверенно: – Я его встречаю в нашем дворе почти каждый день, а пару раз даже рано утром. А вчера с хлебом. Из магазина то есть. Не знаю, к кому он ходит, но родственников у вас тут по-моему нет, а то я и раньше б его видела…

– А где ваш двор? – спросила Рита машинально.

– На Орбели. Напротив госпиталя, большое восьмиэтажное здание, знаешь, наверно?

Рита промолчала.

– Если увижу, в какой он подъезд ходит, сразу тебе позвоню.

– Спасибо, – сказала Рита и положила трубку, не прощаясь.

Она посидела еще пару минут, скрестив ноги, потом поднялась. Сложила одеяло, старое, когда-то зеленое, а ныне местами выцветшее почти до белизны, местами порыжевшее от подпалин, на нем гладили много лет, пока не выбраковали окончательно, и теперь Рита стелила его зимой на ковер, а летом прямо на паркет, отметив для верности, чтоб не спутать и с полом в прямой контакт не входить, она была брезглива, внутреннюю чистую сторону булавкой, сложила, отнесла в спальню и сунула в шкаф, в самый низ, под висевшие на вешалках платья. Шкаф был новый, большой и странноватый, дверцы из идеально отлакированного натурального дерева даже с чем-то вроде резьбы, довольно лаконичной, правда, в основном, вокруг узкого длинного зеркала, боковины и дно из ДСП, а задняя стенка и вовсе из двух листов раскрашенного под древесину картона, кое-как скрепленных пластмассовой полоской. Вылитый портрет современной цивилизации, блестящая поверхность, а дальше суррогаты, как не вспомнить многоуважаемый чеховский, наверняка из красного дерева, олицетворение добротного и основательного прошлого века… уже позапрошлого почти, без пяти минут, можно сказать, ибо что такое полгода, моргнешь, и нет… Единственным достоинством шкафа – не чеховского, а впрочем, наверняка и его – была вместительность, в него удалось наконец-то убрать всяческие юбки-блузки, разные и немало, поскольку Рита безоговорочно предпочитала их платьям, и, конечно, сорочки, свитера, брюки, да даже трусы и носки, прежде украшавшие собой спинки большинства стульев, это Риту вдохновляло, она любила порядок, вещам следовало находиться на отведенных им местах, может, одной из причин, по которым она не возражала против постоянного отсутствия Ишхана, проводившего в мастерской не только дни, но и вечера, была его безалаберность, ей претила его привычка скидывать одежду где попало, оставлять везде полные окурков пепельницы, делать наброски на листах бумаги, комкая их затем и бросая на пол. Дни, вечера, а нередко и ночи, широкая тахта в закутке, отгороженном от остальной студии, стояла изначально, потом, уже довольно давно, он отнес туда простыни, подушки, одеяло, словом, обзавелся постелью и частенько – когда случалось задержаться допоздна за работой или просто в компании приятелей, всякого богемного народа, непременно приправлявшего разговоры об искусстве алкоголем разного достоинства и потому в дом к Рите, не терпевшей пьянства, не вхожего – оставался в этой постели спать. Рита не задавалась вопросом, один он там или нет, давно осточертело, горбатого могила, может, и исправит, а перед бабником и она бессильна, бабник и на том свете будет поглядывать на ангелиц или дьяволиц, это как повезет. Так что по чужим дворам мог и не ходить, приводил бы к себе, даже удивительно, что не водит, лодырь ведь, лишнего шагу не сделает, видимо, подружка его в мастерской ночевать не желает, тоже лентяйка или любительница комфорта, там же грязь непролазная. Или просто гордячка… Неужели?.. Неужели Ира? Странное дело. Дом этот был Рите знаком, она брала как-то интервью у жившей там в полном одиночестве, и так случается, очень немолодой когда-то весьма популярной актрисы, горестно жаловавшейся на свою нынешнюю невостребованность, обычная история, если актеры-мужчины играют до глубокой старости, то для бедных женщин возрастных ролей почти не написано, женщины интересны миру лишь внешне, пока молоды и красивы, если красивы, а далее… Хороший дом, по советским временам, конечно, кооператив, большие комнаты, прихожая – можно кресла с диваном поместить, и кухня просторная, в общем, не чета ее черемушкинским хоромам… Ну и что? Там же полторы сотни квартир, почему обязательно Ира? И все-таки что-то ей подсказывало… может, просто поскольку она никого другого там не знала? Хотя… Ира все-таки одноклассница, не стала бы, наверно… Впрочем, особой близости между ними никогда не было, даже в школе, пусть и жили в соседних домах, а тем более после, в основном болтовня на улице, ведь родители, и ее, и Риты, адреса, в отличие от них самих, не поменяли, и так уж выходило, что они постоянно сталкивались, когда навещали мам и пап, обычно это случалось в сквере у памятника Сарьяну или на автобусной остановке напротив, ехать им надо было в одну сторону, наверх, Ире на Орбели, ей в Черемушки, вот и… Постоянно, конечно, не значит каждый день, и не каждый месяц даже, но два-три раза в год получалось, а это вовсе не так мало, если учесть, что большинство одноклассников она не видела со школы, многих, наверно, уже и не узнать… Как и ее самое… Она машинально бросила взгляд в зеркало, увидела дряблые мышцы, образовавшие довольно заметные складки на ребрах, и настроение испортилось окончательно.

Читать дальше