Елена Дымченко - Страсти по борзым. Повести и рассказы

Щенок, увлечённый весёлой игрой, влетев в гостиную, не справился с поворотом и, скользя по скользкому полу, с налёту врезался головой прямо в свешенные лапы лежащего в соседнем кресле Свирепа.

Тот, внезапно разбуженный столь бесцеремонно, сердито охнул и резко вскочил. Увидев на полу маленького проказника, нарушившего его сон, он тут же решил его проучить. Гневно рыкнув, он молнией соскочил на пол и, прижав лапой шалуна к полу, клацнул челюстями в миллиметре от его шеи. Тот, испуганно взвизгнув, чудом вырвался и тут же забился дрожащим комком под диван.

Свиреп, не привыкший никому давать спуску, не мог позволить безнаказанно уйти улизнувшему беглецу. Припав на живот, он засунул узкую голову под диван, но увидев, что так ему до него не дотянуться, начал пропихивать вглубь поддиванья своё узкое, гибкое тело, не обращая внимания на боль.

Ему удалось протолкнуть себя вглубь почти до поясницы и теперь, отталкиваясь лапами от пола, он пытался приподнять диван, чтобы дотянуться до забившегося к стенке до смерти испуганного щенка. При этом он грозно рычал, стараясь напугать малыша как можно сильнее. Ему уже почти удалось добраться до наглеца, но сердитый окрик заставил его остановиться.

– Свиреп! Назад! – услышал он сзади гневный крик Ольги. – Назад, я сказала!

Недовольно ворча, он всё же подчинился и с трудом выбрался наружу. Остро переживая свою неудачу, не глядя на Ольгу, он забрался на своё место и, обиженный, затих.

– Ты что это делаешь? Нельзя, она маленькая! – Ольга строго смотрела на него, но Свиреп упрямо прикрыл глаза.

Отодвинув кресло вместе с лежащим на нём Свирепом, Ольга достала перепуганного, дрожащего щенка из-под дивана. Прижав к груди, она ласково гладила его, успокаивая, и что-то шептала на ушко.

Еле заметно приоткрыв веки, Свиреп исподтишка наблюдал за ними и в его душе закипала ненависть к этому маленькому созданию, внезапно ворвавшемуся в его столь размеренную и счастливую жизнь.

Шли дни. Щенок рос не по дням, а по часам. Ольга теперь не ходила на работу и сутками находилась дома, но почти всё своё время она отдавала щенку. Первые дни он практически постоянно находился в той дальней комнате, дверь, в которую всегда была заперта. Смутьян иногда подходил к ней и его почти всегда впускали, тут же закрыв за ним дверь.

Свиреп же в тот конец коридора никогда не ходил. Он теперь редко, вообще, передвигался по квартире. Слишком много запахов здесь напоминало ему о ненавистном сопернике. Почти всё время он одиноко лежал на своём кресле или на диване в гостиной, только здесь за закрытой дверью он чувствовал себя более или менее спокойно.

Аппетит у него почти совсем пропал, он ел мало и неохотно. Ольга, вырывая свободную минутку, приходила к нему и, ласково гладя по голове, тихо шептала ему на ухо:

– Свирепушка, дурачок. Я же тебя больше всех люблю, а она маленькая, ей сейчас нужно много внимания. Ты не обижайся, ты у меня всё равно самый лучший.

Он слушал её внимательно, хотя и не подавал виду. Как будто проверяя её на искренность, он жадно впитывал в себя слова, тщательно пропуская через своё ревнивое сердце малейшие интонации и вибрации голоса, ища и боясь найти в них ложь и обман. Но при всей своё недоверчивости, он не мог не признать, что она говорила совершенно искренне, она действительно сильно любила его.

Постепенно, устав от собственного так тщательно оберегаемого одиночества, он, соскучившись по любви и доверию, стал понемногу отходить и уже вновь с каждым разом всё смелее и смелее, отзывался на её ласку. И хотя, большую часть времени она проводила всё же в той, дальней комнате, вечерних, столь любимых им и Смутьяном прогулок, щенок отнять у него не смог.

Каждый вечер, Ольга оставляла малышку дома, и вместе с ними, с нетерпением ожидавших этих вечерних часов, выходила гулять. И там, спустив с поводков, она давала им возможность вволю набегаться и наиграться. Здесь не было щенка и она опять принадлежала только ему и Смутьяну. Эти прогулки если не примирили Свирепа с появлением нового жильца, то хотя бы убедили в том, что для Ольги он так же любим, как и раньше.

Но дома, он всё время чувствовал незримое присутствие Милки, так назвала щенка Ольга, и это мучило его, раздирая душу болью чёрной ревности.

Однажды, спустя месяц, Свиреп лёжа на диване, услышал в коридоре дробный топот маленьких лап, он то приближался, то удалялся. Милка бегала по коридору и смеющийся голос Максима свидетельствовал о том, что им там было весело и хорошо. Чувствуя приближающуюся волну ярости и, пытаясь справиться с ней, Свиреп плотнее вжался боком в диван и крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть ни Максима, ни Милку.

Вдруг топот, неминуемо приближаясь, затих не более метра от него. Не в силах сдержать рвущееся из горла рычание, Свиреп открыл глаза. Совсем рядом, на расстоянии двух шагов от него стояла Милка. Виляя тоненьким, длинным хвостиком, она, давно забыв об их первой встрече, озорно поблёскивая глазами, разглядывала его с детским, нескрываемым любопытством.

Свиреп, ощутив резкий прилив ненависти, еле сдержался, чтобы не вскочить и не разорвать её в клочья. Всё ещё лёжа, он приподнял голову и предупреждающе зарычал ещё громче.

Милка, не в силах понять причин его ненависти к ней этого пса, однако, не чувствовала особенного страха. Но, всё же чуть отойдя назад, она, не желая уходить совсем, села на пол и приподняв тонкие ушки, удивлённо уставилась на него, наклоняя голову из стороны в сторону.

Свиреп, совсем теряя терпение и с трудом сдерживаясь, громко рявкнул. Уже не в силах справиться с собой был готов сорваться вниз, но в этот момент подоспевший Максим подхватил Милку на руки и сердито, с укоризной посмотрев на Свирепа, поспешно унёс её из комнаты.

Добродушный Смутьян, которому были незнакомы подобные чувства, буквально захлёстывающие Свирепа, удивлённо наблюдал за этой сценой со своего места. Тому даже показалось, что в его взгляде мелькнула укоризна, такая же какую он увидел в глазах Максима. Упрямо мотнув головой и всё ещё гневно ворча, Свиреп улёгся опять на диван и плотно закрыл глаза.

На следующий день Свиреп опять услышал тот же топот. Поплотнее собравшись, он лежал, делая вид, что спит, на самом деле, чутко прислушивался к звукам, доносившимся из коридора. Опять та же волна ненависти накатила на него и гневное рычание уже трепетало на его напрягшихся губах.

В комнату вошла Ольга, а за ней радостно семеня – она, Милка. Свиреп, внутренне взрываясь от ярости, молчал. Ольга, проходя мимо, стрельнула в него глазами и, не спеша, присела на диван, стоящий в дальнем углу комнаты. Ласково подозвав к себе малышку, она в то же время внимательно исподтишка, наблюдала за ним. Свиреп с трудом сдерживался, но молчал. Стараясь держаться от него подальше, Милка, прижав ушки и затаив дыхание, осторожными шажками миновала его кресло и уже дальше неловким, торопливым галопом заспешила к ожидавшей её Ольге.