Елена Дымченко - Страсти по борзым. Повести и рассказы

– Вот паразит! – ругнулся кто-то. – А ну-ка, шевельни его ещё разик, да посильнее!

Палка юркнула под лестницу, снова ужалив Свирепа в то же плечо. Охнув, он упал и тут же вскочив, приготовился к отпору. Инстинктом загнанного зверя он чуял, откуда будет нанесён удар и не ошибся. Палка снова нырнула к нему и, не успев нанести удар, застряла в мощной челюсти. Не ожидавший ничего подобного, человек, выпустил палку из рук, оставив её добычей затаившейся под лестницей собаки.

– Ух-ты, падла! Ну, я тебя сейчас сделаю! Серый, дай-ка спички! – выбросив пустой коробок, обиженный отпором, пьяный злобно бормотал себе что-то под нос.

– Ты чего делать-то собрался, пахан. Ты что сдурел? Оставь ты пса в покое, что он тебе сделал? – раздался глухой голос.

– Уйди, я его сейчас выкурю, падлу!

– Да, что ты завёлся, пусть сидит. Пойдём лучше, ещё пузырь возьмём.

Наблюдая из-под лестницы за происходящим и пытаясь улучить момент, чтобы выскочить, Свиреп увидел две пары ног, которые начали топтаться друг против друга. Обладатель одних из них явно пытался что-то отнять у другого, но это, вероятно, было непросто.

– Да пошёл ты! – толчок, и один, полетел в сторону, отброшенным мощным ударом.

В ту же минуту шаркнула спичка и ночь стала днём. Сделав из палки и облитой водкой тряпки большой факел и довольно ухмыляясь, борец с бродячими собаками, даже не заглянув под лестницу, пихнул под неё пылающий комок.

Нестерпимая боль лизнула огненным языком испуганного Свирепа и затмила собой весь мир.

– На тебе получи! – брызгая слюной и задыхаясь от злобной радости, человек всё мазал и мазал визжащую собаку огненной кистью.

– Ты, что сдурел? А ну, прекрати!

Некоторые участники увеселения вмиг протрезвели и, понимая мерзость происходящего, пытались остановить обезумевшего товарища. Но он с силой, присущей только сумасшедшим и пьяным, отпихивал всех, кто приближался к нему, и снова делал свои выпады.

Свиреп, не в силах терпеть больше эту муку, визжащим, огненным клубком вылетел из своего убежища и, не видя ничего перед собой, налетел на чьи-то ноги. Ничего не соображая от мучительной боли, испытывая только одно желание скрыться с этого места, Свиреп осатанело вцепился зубами в возникшее перед ним препятствие.

– А-а-а! Гад, он меня укусил!

Но Свиреп, вырвавшись, наконец, из злополучного круга, был уже далеко. Отбежав от компании на безопасное расстояние, Свиреп, повинуясь инстинкту, упал на землю и, катаясь по траве, сбил с себя пламя.

Мучительная боль не отступала, но инстинкт гнал вперёд, и Свиреп, не обращая внимания на свою безжалостную спутницу, уходил всё дальше от этого страшного места.

Когда он пришёл в себя и остановился, ночь уже прощалась с городом, брезжил рассвет. Оглядевшись, Свиреп обнаружил, что он в своём бегстве давно уже пересёк городскую черту. Бескрайние, пустынные поля открылись его затуманенному болью взору. Рухнув в первую же попавшуюся канаву и забившись под куст, Свиреп затих.

Его тело, покрытое многочисленными ожогами, стало для него источником нестерпимой муки на многие дни. К счастью, густая псовина частично спасла его кожу и ожоги, хотя их было и много, всё же не смогли лишить его жизни.

Он выжил. Медленно день за днём, кожа его рубцевалась образуя безобразные шрамы. Шатаясь на слабых ногах, худой, со следами страшных ожогов на теле, с обгоревшими клочками кое-где оставшейся псовины, он был жив и по мере своих сил, повинуясь зову города, вернулся на его улицы.

Прошло три месяца, осень отгорела багрянцем и незаметно подкралась зима. Холодный ветер, слякоть, ледяной дождь, вот что теперь сопровождало Свирепа в его одиноких скитаниях. Всё сложнее становилось найти тёплое, сухое место для отдыха, от промозглой сырости болели кости и суставы отказывались служить, отзываясь жестокой болью на каждое движение.

Труднее стало и прокормиться. Прохожие теперь брезгливо шарахались от него, боясь подцепить какую-нибудь заразу, столь страшен был вид его покрытого шрамами тела.

Спасаясь от непогоды, опасливо обходя его стороной, они, зябко поёживаясь, спешили в свои тёплые, уютные дома. Всё чаще и чаще Свиреп вспоминал родной дом, который он так безоговорочно покинул.

И всё чаще воспоминание о Смутьяне тревожило его душу и вот в один холодный и пасмурный день он повернул домой. Как-то вдруг, неожиданно, в одну минуту, он ощутил непереносимую тоску по родным стенам, по теплу и добротной пище, по тем, кто любил его когда-то.

Забыв про ломящую боль в суставах, почти бегом, он направился в сторону дома. Прошлые неприятности как-то забылись, ему уже не казался его дом проклятым местом. Там было тепло, сытно и, главное, там был Смутьян.

К Ольге, которая превратила его жизнь в кошмар, он теперь относился иначе, чем раньше. Любовь к ней почти ушла из его сердца. С присутствием Милки он уже давно смирился, а о щенках он старался не думать. Домой, скорей домой! Вот единственное, что занимало его сейчас.

Он так устал от своих странствий, от холода и сырости, от одиночества. Его нежный желудок, испорченный гнилыми отбросами, которыми он был вынужден кормиться долгое время, измучил его постоянными, резкими болями.

Несколько нескончаемых дней продолжалось его исступлённое возвращение домой. Эти дни он почти не ел и не спал, не желая тратить время на поиски пищи и ночлега.

Скорей! Домой! – рвалась его измученная душа.

И вот уже близки родные кварталы, знакомые улицы сменяют друг друга. Но, несмотря на возбуждение и страстное желание скорей достичь дверей знакомого подъезда, подточенный недоеданием, болезнью и нехваткой сна организм требовал срочного отдыха, сил уже не хватало, но Свиреп упрямо шёл и шёл.

Шатаясь, засыпая на ходу, падая и подымаясь вновь, он брёл вперёд. И вот уже показался знакомый дом. Осталось пересечь дорогу, и он в родном дворе. Не в силах даже оглядеться, ведомый только своей исступлённой жаждой добраться во что бы то ни стало скорей, Свиреп ступает на проезжую часть.

Дойдя до середины, в какой-то миг он боковым зрением замечает летящую прямо на него, горящую фарами громаду машины. Инстинкт сработал и, напрягая последние силы, он попытался свернуть в сторону, но сила инерции оказалась сильней его запоздалой предосторожности, и со всего размаху она кинула его ослабленное тело на горячий бок машины, пытающейся, в свою очередь, объехать его.

Визг тормозов, удар и тишина. Проехав с десяток метров, машина остановилась. Испуганный водитель минут пять чего-то ждал, однако из машины не выходил. Собака не шевелилась. И вдруг решившись, водитель выжал газ и умчался, оставив беспомощного пса на обочине.

Ольга всё это время безнадёжно пыталась найти Свирепа. Сколько было пролито слёз, дано обетов, лишь бы он вернулся. Все щенки уже давно были розданы, и Ольга, надеявшаяся вначале на то, что, почувствовав это, Свиреп вернётся, уже отчаялась его ждать.