Екатерина Алёхина - Как Данила Лёню спасал

Стоит, наверное, пояснить, чего Данила вообще явился на чужую лекцию. Никакой особенной причины за этим не крылось: просто его вызвали в деканат по какому-то делу, но когда он смог прийти, декана на месте не оказалось, а секретарь, улыбаясь всем своим естеством, пропела, что Даниил Миронович может подождать прямо здесь и предложила угоститься леденцами. Даниил Миронович от леденцов предпочитал отказываться, чтобы потом не выяснилось, что он съел их все, поэтому он поспешил выйти из деканата и хотел вернуться на кафедру, но по пути встретил Ренату. Рената, как и Константин, была из тех студентов, кому лучше не позволять открывать рот, но прежде чем Данила успел перебить, она уже это сделала, и из неё полез поток бесконтрольной информации о книге, которую она только что закончила читать. До кафедры путь был не близкий, и Данила опасался, что успеет выслушать весь сюжет, поэтому он совершенно бесцеремонно покинул общество Ренаты, нырнув в первую попавшуюся аудиторию, уверенный в том, что она не заметит его отсутствия ещё, как минимум, минуты две.

Впрочем, радоваться ещё было рано. Её теперь заменил Константин, который, конечно, снова прервал лекцию. Даниле показалось, что он не только услышал вздох лектора, но и буквально почувствовал тяжесть этого вздоха на своих плечах. Звали его, значит, Леонидом Борисовичем. Вспомнить фамилию мешал, мать его, Костя. Он, так и продолжая стоять, начал нести банальщину, будто вычитанную из Википедии, мол, а как же десять миллионов невинно убиенных и прочее.

Тут Данила вздохнул и сам. Откинувшись на спинку стула, он задумчиво смотрел на Леонида Борисовича, ожидая, что тот ответит. И как-то ему становилось жутко. Нет, вопросы, конечно, всякие бывают, но Леонид Борисович выглядел так, будто для него любые вопросы были всё равно что зубная боль. Он просто хотел скучно почитать свою скучную лекцию и скучно уйти.

– Цифры сильно преувеличены, – скупо ответил он.

– Но ведь вы не станете отрицать, что имела место неоправданная жестокость!

– Безобразные черты некоторых исторических процессов – многих процессов в нашей стране, прошу заметить… тем не менее, не отменяют их значимости в эволюции политического режима и самого хода истории.

– Простите, но…

– Ради бога, Костя! – не сдержавшись, встрял Данила, вновь обратив на себя всеобщее внимание. – Вы ещё у меня на лекции про современное искусство скажите, что так может нарисовать любой ребёнок, и я вас заставлю выучить все картины Малевича. Сядьте уже, стыдно слушать.

Студентка рядом с ним хихикнула.

– Скажите спасибо, что мы отучили его делать это в конце лекции.

– И действительно спасибо.

Константин пристыженно сел. Леонид Борисович продолжил лекцию. Ни тебе улыбки, ни реплики какой-нибудь не по стандарту, Данила в лёгком ужасе примял щёку ладонью. Он, хотя и преподавал не так долго, мог себе представить, как задолбаешься иногда читать одно и то же. Но тут было что-то другое. Леонид Борисович, казалось, не любил историю вообще. С ним было что-то не так. Данила не то чтобы имел обыкновение лезть в чужие дела, но из-за необходимости часто оставаться дома за старшего он с детства привык оказывать помощь всем и вся, порой не замечая, что его об этом не просили. Сразу после лекции он подошёл поздороваться и протянул руку.

– Данила Левитан, читаю историю искусства.

– Леонид, в смысле Лёня, Весёлов. – Ответ прозвучал не очень уверено. – Спасибо, что помог с этими вопросами…

Данила пару секунд, сжав челюсти, заторможено молчал: не отреагировать на такую фамилию ему было очень непросто. В самом деле? Весёлов? Наконец, он ответил:

– А, да без проблем. Знаю я таких зануд, это надо сразу пресекать, чтобы потом не мучиться. Слушай, я тут подумал… У тебя есть планы на сегодня?

– Ну мне надо в магазин, сосисок купить на завтрак…

Данила снова оторопел. Какие, простигосподи, сосиски.

– Ну допустим. Одно другому не мешает, всё равно в магазин заходить, – решил он. – Я неплохо готовлю отбивную. Хочу тебя угостить. А то уже почти год вместе работаем, а так и не познакомились, как-то странно.

Лёня неуверенно улыбнулся. Отказать он не решился. Да и никто тут, вообще-то, не спрашивал.

– Хорошо, только я, если что… предпочитаю не выпивать.

Он почесал свою стриженную бороду.

– Без проблем, я тоже, – не поведя и бровью, заверил Данила.

Закончив дела, из университета они вышли через час. Погода стояла уже почти летняя, светило солнце, и Данила надел тёмные очки. Рядом с Лёней они смотрелись несколько несуразно. Один – высокий и прямой, в светлом пиджаке без единой складки, шагал широко и уверенно, глядя перед собой. Второй – будто уменьшающийся из-за своей привычки сутулиться, обросший спутанными волосами, шёл в своём топорщащемся синем костюмчике, щурясь от света и опустив голову.

Решено было идти домой к Лёне, потому что его там ждала голодная кошка. Данила возражать не стал, он жил с семьёй и подумал, что этот балаган может спугнуть нового знакомого.

– Значит, ты не женат, – сказал он уже на улице.

– В разводе.

Данила вот только сейчас заметил, что голос у Лёни сам по себе был несколько печальным, с сиплыми нотками, так что сложно было по нему отслеживать настроение, словно Лёня был одинаково несчастен и из-за развода, и из-за «большого террора», и из-за того что закончились сосиски.

– Давно? – уточнил Данила.

– Полгода.

– Знаю, что не моё дело…

– Сказала, что я скучный и душный. И что со мной только подыхать.

– А до свадьбы ты был весельчаком? – ляпнул Данила, но вышло не смешно.

Лёня ещё сильнее осунулся, и стало его жалко. Казалось, он таким и был – маленьким жалостливым человечком. Но Данила очень не любил сходу бросаться в оценочные суждения. Он был уверен, что люди в большинстве своём похожи на картины великих художников, которые всегда показывают больше, чем видишь. И с людьми всё гораздо сложнее. Ведь под картиной Пита Мондриана ещё может быть написано, что это «Цветущая яблоня», а под Лёней Весёловым такой бирки нет.

– По-моему, только скучный человек может назвать другого скучным. Ну то есть скучные люди, как правило, тянутся к нескучным, потому что скучный со скучным помрёт от скуки. А нескучному человеку не скучно и со скучным, понимаешь?

Выдав эту речь, Данила широким шагом вступил во вращающиеся двери супермаркета, Лёня озадачено застрял на улице. В магазине они тоже разделились: Данила оккупировал витрину с мясом, Лёня собирал корзинку. Уже почти вышли, когда он пошёл назад и пристал к кассиру:

– Простите, мне тут сосиски посчитали не по ценнику…

– Пойдём, Лёня, – Данила за локоть потянул его на улицу.