Виктория Топоногова - Эта, на секундочку, вечность…

– Да как тебе сказать, Чуча… – проговорила она, – по-разному.

– Эт-то не стра-аш-шно… – серьёзно заверил её попугайчик.

– Чуча, не приставай к Тасе с разговорами! – женщина повела плечом, и попугайчик с обиженным и абсолютно птичьим клёкотом и прищёлкиванием полетел и уселся на кронштейн для штор.

– Какой умный! – сказала Тася.

– Это он перед тобой выпендривается, понравиться хочет. А так – ничего особенного, – сказала хозяйка, а попугайчик сверху выдал новую тираду на птичьем языке.

– Забавный…

– Да, Чуча молодец, почти как человек. И всё со стола ест – и картошку, и курочку… когда есть курочка… Огурчики любит солёные, яички, хлебушек. Правда, Чуча?

Бабушка Рина поставила на стол тарелку с горячими блинчиками. Они восхитительно пахли чем-то далёким-далёким, почти забытым… возможно, детством. Чуча слетел на стол и деловито завертелся вокруг тарелки, опасаясь клевать, пока не остыло.

– Ну, спрашивай, что ли… – сказала бабушка и села напротив.

– О чём?

– О чём хочешь. Разве ты ни о чём не хочешь спросить?

– Я… я просто ничего не понимаю, – пожала плечами Тася.

– А нечего тут и понимать. Просто принимай всё как есть.

– Как вы здесь оказались?

– Где?

– В моей квартире.

– Это и моя квартира тоже…

– Как это?

Тася сразу вспомнила о том, что, бывает, мошенники продают квартиру сразу нескольким покупателям, и потом невозможно решить, чья она… Но ведь эти… параллельные собственники… хотя бы в дверь должны были позвонить, а не материализовываться сразу на кухне со своими блинчиками и ковриками!

– Ты не волнуйся. Это одна и та же квартира, но в разное время. Понимаешь?

– Нет.

– А что, Симона тебе ничего не растолковала?

– Какая Симона?

– Ну… Симона, – бабушка широко открыла глаза и выразительно взмахнула руками. – Ты её не видела?

– Не знаю.

– Значит, не видела… А странно… Она обещала тебя как-то подготовить, что ли…

– К чему?

– Да вот к этому…

– К чему – этому?

– Ладно, придётся самой выкручиваться… Как ты считаешь, какой сейчас год?

– Какой год?! С утра был две тысячи двенадцатый.

– Предположим. Но это у тебя. А у меня – девяносто второй. Тысяча девятьсот девяносто второй, если быть точнее. От Рождества Христова.

– И что это значит?

– Это значит, что ты попала в прошлое. Симона говорила, здесь есть такая петля во времени, – радостно сообщила бабушка.

– Но почему?

– Я бы лучше спросила – зачем?

– И зачем же?

– Не знаю, – бабушка пожала плечами.

– Неч-чего опр-р-равдываться! Такова прир-рода вещ-щей! – внезапно крикнул со шторы Чуча.

Тася вздрогнула и посмотрела наверх. Попугай невозмутимо чистил крылья, продёргивая длинные перья по одному через неплотно закрытый клюв.

– Не обращай на него внимания, – сказала бабушка Рина.

– Неч-чего, неч-чего… – снова донеслось сверху.

– То есть мы живём в одной квартире, но в разное время? – уточнила Тася.

– Да.

– И мебель, которая у меня стоит, это ваша мебель?

– Видимо, моя. Это очень славно… Я думала, что всё вынесут на помойку. Ведь старьё же…

– Да, в основном всё осталось. А диван я поменяла.

– Это правильно.

– И всё же… почему мы встретились?

– Потому, что я действительно твоя бабушка. Точнее, прабабушка. Так мне Симона сказала. Да я и сама вижу, что ты моя правнучка!

Насчёт последнего Тася очень сильно сомневалась. А вот кто такая Симона, это вообще отдельный вопрос.

– Вы так считаете?

– Ты ешь блинчики-то, ешь. Вишь какая худая!

– А я обратно в двенадцатый год вернуться смогу?

– Да… Симона сказала, через балкон…

Они допили чай. Тася о многом хотела спросить, но боялась, что её мозг будет не в состоянии переварить информацию, которую получит. И потом… она же понимала, что бóльшая часть этой информации не укладывается ни в какие рамки, а значит, сознание воспринимает её как ложную. И тут надо либо перепроверять информацию, либо… что-то делать с мозгом…

– Спасибо за чай. Приятно было познакомиться… Я, пожалуй, попробую вернуться домой? – пролепетала Тася.

– Конечно. Тебе надо отдохнуть, привыкнуть к этому всему…

– Да.

– Но ты заходи, заходи ещё, – улыбнулась бабушка.

– Конечно, – ответила Тася, – я зайду ещё… если смогу.

– Симона сказала, что тебе надо выйти через балконную дверь на кухне, а зайти в квартиру через комнату. Попробуй.

Балкон, а точнее, лоджия была один-в-один как Тасина и соединяла комнату и кухню. Правда, дверь на неё выходила с кухни, а из комнаты предусматривалось только окно.

«Надеюсь, хоть окно не заперто?» – с ужасом подумала Тася, выходя на лоджию. С голыми ногами и в халатике на балконе было совсем неуютно, всё-таки октябрь уже вовсю шелушил городские деревья. Бабушка накинула на плечи мохнатую серую шаль и вышла проводить гостью.

«Глупость какая! – подумала Тася. – Кто вообще сказал, что я попаду домой, если залезу в комнату через окно? Ах да, Симона… Да кто она такая, в конце концов?»

Окно было закрыто изнутри, как и следовало ожидать. А вот форточка оказалась приоткрытой, но стояла на ограничителе. Тася попыталась просунуть в щель палец, но он не проходил.

– Вот, возьми! — бабушка протянула Тасе чайную ложечку.

Наконец ограничитель был подцеплен и сброшен, и Тася полезла через форточку. До конца лезть не пришлось: Тася только дотянулась до ручки и открыла раму. Это хорошо, что она худенькая, другим такие трюки недоступны.

– До свиданья. Заходи ещё, – напомнила бабушка, поплотнее запахнулась шалью и ушла по лоджии в сторону кухни.

– До свиданья… – откликнулась Тася.

Ей казалось, что на кухне она снова увидит милую старушку, поэтому, не теряя времени, Тася побежала туда.

Бабушки не было. Более того, не было ни ковриков-прихваточек, ни блинчиков, ни даже запаха их… И только ложечка в руке, маленькая мельхиоровая ложечка, каких отродясь не было у Таси, настойчиво свидетельствовала: всё произошедшее не сон.

Максик, подняв удивлённую морду, молча наблюдал за метаниями Таси по квартире.

7

Письма, крепко перевязанные бечёвкой, лежали в серванте, в наивном тайничке за фальшивой стенкой выдвижного ящика. Видимо, тот, кто опустошал квартиру перед продажей, очень торопился и не обратил внимания на странно коротковатый ящичек. Тонкая фанерка, вставленная без клея, даже не пыталась хранить чужие секреты – сразу разболталась и выпала, вывалив пачку писем.

И побежали перед глазами прозрачные строчки на пожелтевших страничках из школьной тетрадки в клеточку, а за ними – чьи-то судьбы, такие беззащитно оголённые этими самыми строчками.

* * *

Здравствуй, мама!

Да, ты права, я оказалась дурой, и Ли Сун Джун никогда на мне не женится. Но от ребёнка избавляться не собираюсь, я это твёрдо решила. Так что, пожалуй, рожать буду здесь, в Москве, а там уж оформлю академический отпуск и переберусь с малышом к вам, на свежий воздух, на парное молоко. Из общежития не выгонят, я надеюсь, до родов.