Ксения Ром - Осень. История одной любви. Бытовая зарисовка

Осень, осень нашей любви.

В. Кузьмин.

Однообразные мелькают

Всё с той же болью дни мои,

Как будто розы опадают

И умирают соловьи.

Но и она печальна тоже,

Мне приказавшая любовь,

И под её атласной кожей

Бежит отравленная кровь.

Н. С. Гумилёв.

Глава 1. Осень

Снова осень шуршит по асфальту багряными листьями. Дождливые дни сменяются солнечными, и огненно-рыжие, слегка поредевшие кроны полыхают золотом, слепя глаза.

Скрипят колёса наполовину развалившейся коляски, а сама она, как накренившийся на один борт корабль, плавно врезается в напоминающий погремушку ковёр опавших листьев. И этот скрип, и это шуршание сливаются с резвым топотом моего сынишки.

Осень… Золотая, ласковая, тёплая… родная. Зарыться бы с головой в эти опавшие листья, спрятаться бы от проблем… от всех… от себя…

Когда-то я уже спасалась бегством, пытаясь спрятаться в ледяной от охватившего меня в ту пору одиночества крохотной комнатке заводского общежития. Мне она казалась огромной. Это было моё убежище, где хотелось отлежаться, зализывая раны, и просто отдохнуть. На дворе стояла осень и так же ласково, как и сейчас, баюкала своим шуршанием, предвещая покой и благодать. Но странное существо человек: с той же страстью, с которой он пытается уединиться, скрыться от посторонних глаз, врывается затем он в суматоху обыденных будней. Боится упустить что-то важное? Или боится остаться один?

…Одиночество – тяжкий недуг. Но неизбежно исцеление, и чувство опустошенности, ненужности, жалости к себе сменяется жаждой общения, жаждой жизни, а значит и жаждой любви.

***

В ту осень я хоронила любовь. Она никак не хотела умирать: упрямая, как и я, и столь же безрассудная! Никак не могла понять, что у неё нет будущего, как нет ни ног, ни рук, ни головы, ни бренного тела! Но она была, она жила, она хотела жить! А я хотела умереть, потому что жизнь без Него казалась невозможной, потому что, казалось, вышла она из меня, вытекла слезами эта жизнь! Нас будто заживо похоронили в одной могиле.

И всё-таки я жила: смотрела – и не видела, слушала – и не слышала, словно я – это не я, а безжизненный жёлтый лист, сорванный с дерева жизни и влекомый ветром времени в никуда. Мир словно оглох и ослеп, а я была где-то рядом, но не в нём!

Единственное, что мне оставалось – это работа. Работа и родные стали той соломинкой, за которую я машинально ухватилась. Сердце кровоточило, работа спорилась и не спорилась, взаимоотношения с родителями оставляли желать лучшего.

И тогда замаячил лучик надежды в моём тёмном царстве, тогда появился тот, кто впоследствии стал моим избранником, моим мужем.

Глава 2. Чужой!

…Давно бы нам понять пора,

что от добра не ждут добра,

И длится странная игра, нас не сближая…

…и мне давно понять пора, что ты – ЧУЖАЯ!

Игорь Тальков.

Так уж получается, что, знакомясь с человеком, я не запоминаю его внешность, а потому и не могу описать, какой он. Моё восприятие – это ощущение. Это и неловкость от осознания нелепости всего происходящего, и глупая эйфоричность, неуместная самосозерцательность в ожидании чего-то этакого; неуёмная фантазия, словом, всё, что мешает взглянуть на мир реально, непредвзято, трезво, то есть с позиции взрослого.

Я не запомнила человека, с которым меня познакомили, но хорошо помню день, число и метель в тот тёплый далёкий декабрь с колючей оттепелью: пушистый котёнок, кожаная мебель, импортный телевизор – всё, кроме самого хозяина.

В декабре нас познакомили, а в феврале мы уже стали жить вместе. Я была на седьмом небе от счастья! Никогда я не чувствовала себя так уверенно! Никогда не была такой счастливой! Это был человек слова, у которого это самое слово никогда не расходилось с делом. Красавцем он не был, но мне казалось, что я нашла то важное, чего мне так недоставало раньше: от него веяло комфортом, стабильностью, и мы решили пожениться. (Как это у Пушкина в «Метели»? «Девушку подняли. Она показалась мне недурна… Непонятная, непростительная ветреность… я стал подле неё перед налоем; священник торопился; трое мужчин и горничная поддерживали невесту и заняты были только ею. Нас обвенчали».)

Прошло три года. Нашему сынишке скоро будет два, а над нашей семьёй свинцовой тучей нависла угроза развода.

Увы, он неизбежен! И от осознания этого жизнь с каждым днём становится все невыносимей!

Где та самая уверенность в себе? Её как не бывало! Где романтика, согретая теплотой и нежностью отношений? Их нет: меня стесняются, норовят прижать к стенке… и пытаются по ней размазать; мной тяготятся, я отравляю жизнь. Из миловидной, весьма привлекательной молодой особы я превратилась в ужасного монстра. В общем, я – «плохая»! Странно, а ведь когда-то я была хорошей, нужной, незаменимой, желанной. А теперь постоянные упрёки и угрозы развестись наталкивают на мысль о совершённой ошибке.

Возможно, МЫ ОБА ПОТОРОПИЛИСЬ. Возможно, ТОРОПИЛАСЬ Я, думая замужеством решить все проблемы разом…

На защите диплома я была в белом костюме. Мой куратор, человек, которому я доверяла читать и корректировать мои стихи, зная о предстоящей свадьбе, с улыбкой мне сказал: «Вы надели БЕЛЫЕ ОДЕЖДЫ?!» Когда он вручал мне диплом, муж присутствовал в зале, и на моей руке уже было обручальное кольцо. «Вы сделали серьёзный шаг, поздравляю! – услышала я при вручении документа. – Только не забывайте о себе», – по- отечески напутствовал он меня напоследок, а может, хотел предостеречь?

«Море счастья обмелело,

И река любви замёрзла,

Но осталось ОЗЕРО НАДЕЖДЫ!»

– так пела когда-то Алла Борисовна. Но, к сожалению, жизнь – не песня, а

брак – не колодец и тем более не озеро: не надо в него нырять с закрытыми глазами на авось, полагая, что ни ран, ни боли от сего ныряния не будет.

«Любовь – ЭТО КОГДА НИ О ЧЁМ НЕ НАДО ЖАЛЕТЬ» (Э. Сигал), а нам – и ему, и мне – жалеть приходится о многом.

Глава 3. Встреча в метро

Боль – это та же измена…

А. Иванов.

Помню ту встречу в метро.

Тогда, когда у нас всё только-только начиналось, я не придала ей значения. Но теперь она всплыла в памяти с неумолимой чёткостью, и ничего не остается, кроме как встретить её горькой ухмылкой.

…Подземный поезд мчался по тёмному тоннелю. Была зима, и потому пассажиры дремали в сладком оцепенении. Полугрезила-полудремала и я, когда мужской голос извне вернул меня к действительности.

– Девушка, не подскажете, который час?

Резко вздрогнув, как будто меня ударило током, я невольно вызвала улыбку у человека, задавшего вопрос.

– Не знал, что мой вопрос так вас напугает, – извинялся всё тот же мужчина.

– Да нет, ничего страшного. Это вы меня извините, – расплылась я в ответной улыбке.