Ася Энгельгардт - Идеал. История о любви и жестокости

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были. Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Друг Бродский, вы всегда со мной. С поэтами легче. Они меня не осудят, поймут, а этот мир – нет.

Через час у нас ужин. Не знаю, придут ли родители. У нас не так часто получается поужинать вместе. Зевая, иду к шкафу переодеться к ужину во что-нибудь поудобнее. Виски дал о себе знать: меня немного замутило и захотелось пить. До чего забавно все же, страдающий подросток, который пьет, чтобы забыть. Иные подумают так и скажут: «Какие у тебя вообще могут быть проблемы? Тебе шестнадцать лет, сын богатых родителей, живешь и как сыр в масле катаешься. Нытик». Назовут нытиком и правильно сделают. Да только эти самые иные не на моем месте и никогда на моем месте не будут.

Надеваю черные джоггеры и свитшот. Так намного удобнее. Переодевшись, я почувствовал себя гораздо лучше. Выхожу из комнаты. Коридор нахлынул на меня тишиной и темнотой.

На первом этаже наша уборщица накрыла на стол.

– Что сегодня на ужин? – властно спрашиваю я.

– Стейк из лосося под сливочно-чесночным соусом и брокколи.

– Гадость, – морщусь и отхожу к дивану недалеко от стола.

Молчу недолго, чешу голову и спрашиваю снова:

– А что родители?

– Альберт Викторович сказал, что скорее всего успеет к ужину, а Мария Федоровна и вовсе уже выехала из салона. Скоро прибудут.

– Ясно, – бросаю я безразличным тоном.

Мать приехала где-то через полчаса. Вошла в дом, запустив в него поток холодного ветра. Уборщица помогла ей снять пальто, и мать, стуча каблуками, вошла в комнату.

– Петр уже приготовил ужин?

– Да, и я уже накрыла на стол, – расторопно ответила уборщица.

– Отлично. Как Марат?

– Уже готов к ужину.

Только после этого мать взглянула на меня, как смотрят на мебель, чтобы убедиться, что та не покрылась пылью и не испортилась.

– Как ты?

– Отвратно, – буркаю я.

– Отлично, – она отвечает, уже развернувшись. Она направляется на второй этаж, чтобы привести себя в порядок.

Потом приехал отец. Он точно так же задал пару рядовых вопросов и побрел на второй этаж. Через час мы уже сидели за общим столом.

– Что у вас сегодня со Львом произошло? – спросил отец.

– Да ничего, а что? – говорю я, не отрываясь от еды.

– «Да ничего», – передразнивает отец, – работаю, жду важного звонка, и тут мне трубку обрывает его мать, говорит кровь из носа, спрашивает, что произошло.

Я молчу, продолжая жевать.

– Нет, я понимаю – мальчишки, кровь горячая, в поле ветер в жопе дым. Знай границы. Мне звонят уважаемые люди, жалуются.

Мать устало вздыхает:

– У Олега в твоем возрасте был разряд по плаванью.

– Перестань, – остановил ее отец, но вяло, явно, приуныв.

– Олег был другим. Слишком хорошим. Видать, ты наше наказание за то, что мы его не уберегли, – мама не смотрит никому в глаза, а куда-то в пустоту. У нее увлажняются глаза.

«Но я не Олег», – думаю я, но не решаюсь сказать.

– Так, – вздыхает отец, – завтра Лев придет к нам на ужин. Настоятельно рекомендую тебе с ним помириться.

– Хорошо.

Мать снова качает головой.

Дальше ужин проходил в давящем молчании.

Олег был лучше меня. Меня для родителей просто не существует.

Я заваливаю себя учебниками. Загружаю мозг ненужными знаниями, чтобы не думать.

Я отличница – это мой приговор. В школе любят вешать ярлыки, и если на тебе ярлык отличницы – будь добра ему соответствовать. Быть отличницей это палка о двух концах – учителя любят тебя, но стоит тебе совершить ошибку, как милость богов сменится яростью. Одноклассники любят тебя, когда на уроках ты отвечаешь у доски, выполняя функцию громоотвода, когда даешь списывать, но в остальное время тебя не замечают. Ты мышь, с которой и поговорить не о чем. Меня бы еще могли заметить, если бы я была хоть сколько-нибудь красивой.

В нашем классе все девочки как на подбор: стройные, миниатюрные, с ухоженными волосами, ногтями, стильные. Они постоянно обсуждали мальчиков, внешкольную жизнь, планы на вечер или выходные. А я сидела, уткнувшись в учебники. Жирная уродина. 57 килограммов убожества. На мне мерзкая одежда, которую я терпеть не могу, ее мать выбирала, и волосы просто кошмар – непослушные, вьющиеся.

Впрочем, есть и плюсы в моей жизни. Мать знает, что я отлично учусь и доверяет мне. Доверяет это значит, что я могу до поздна дома заниматься своими делами, мать то на работе.

Только ночью я заканчиваю борьбу с домашкой, а матери все еще нет. Не хочется верить, что когда-нибудь мне придется так же…

У нас в глубинке все еще социальные роли раздаются по принципу «девочка должна ». И я тоже по мнению многочисленных родственников и маминых подруг должна думать о мальчиках, красиво краситься, чтобы им нравиться, не дружить с ними (о, как бы обрушилось их мировоззрение, если бы они узнали о нашей просто дружбе с Лекой) и непременно я должна родить ребенка, чтобы, как моя мать пахать на него днями и ночами, отказаться от своей жизни ради непонятного счастья держать в руках это. Я не имею ничего против детей, для кого-то это, действительно, большое счастье, но ведь рожать их стоило бы не потому что надо, не потому что какая-то твм тетя Люба сказала, а потому что ты готов к этому, потому что ты уверен в себе и в человеке, которого ты любишь.

Для них это все детский бред. Выскочить, по их мнению, надо за кого-нибудь, не важно за кого, кто возьмет, и рожать. Можешь ты или нет – рожать. А потом жаловаться на жизнь, на тупых детей, на их тупые жизненные взгляды.

Спрашивается – а кто заставлял?

У меня на жизнь немного другие планы.

Что до Марата, так иллюзий я не питаю. Он даже не посмотрит в мою сторону никогда, и, может, это чувство скоро пройдет.

После тяжелого rendez-vous с уроками мне захотелось пить. В холодильнике была минералка. Иду в темную кухню. Открываю холодную белую дверцу, меня озаряет светом внутренней лампы. Но в холодильнике не только минералка.

Опять.

Я ем.

Ненавижу себя! Но я действую по привычной схеме.

Утро застало меня за уроками. Свет скромно залился в комнату. И тут с меня словно сбрасывают кандалы. Я подхожу к окну и одним движением распахиваю окно. Свежий, леденящий осенний воздух обдает лицо, наполняет легкие. Ветер шевелит желтую листву и радует меня, будто рассказывает мне одному важную тайну. Как хорошо!

Несмотря на головную боль, я рад. Успеваю принять прохладный душ и собрать сумку. Если буду готовить завтрак – опоздаю. Когда я выхожу, мать и отец еще спят, поэтому я стараюсь не шуметь, открывая и закрывая дверь. Что меня ждет сегодня? Не знаю. Хотелось бы верить, что день подарит мне хоть немного радости. По крайней мере, это утро показало мне, как хорошо жить. Вчера я страшно устал от жизни, а сегодня вдруг почувствовал, как она коснулась меня нежными прохладными руками. Уже холодает, лужи за ночь успевают покрыться тонким стеклом. Что мне сейчас нужно, так это музыка.