Ирина Говоруха - Зависимые от жизни

Маргарита Львовна укоризненно посмотрела на мужа-инженера и сказала, что это все его воспитание.

Пока длился допрос и выяснение деталей, гороховая соседка и вообще неприятная женщина загнала детей во двор, как стадо гусей.

– И вы знаете, где я их поймала? Аж за складами. Идут такие важные, хоть бы хны. И этот ваш командир – от горшка два вершка. Дорогу он знает! Ты бы, Рита, лучше за ним следила, а то заведет в следующий раз – не отыщите.

Мама отвесила ему подзатыльник. Другие мамы тоже стали шлепать своих чад, и через секунду весь двор рыдал хором. А потом, наплакавшись, взялся за привычные ведра и лопатки и устроился в песочнице. Рядом облегченно вздыхали родительницы с клубками одинакового сиреневого мохера. Его выбросили по двенадцать рублей за моток, и они, отстояв очередь, теперь вязали на зиму одинаковые шапки и свитера. В песке Матвей сидеть не любил. Для него было унизительным лепить шаблонные мокрые пасочки.

Матвей любил шалить. И шалил всегда. Однажды продал свой велосипед, а на вырученные деньги купил всему двору мороженое-пломбир «Морозко». Каждому по три порции, а себе, как главному, осталось четыре. На следующий день никто не вышел гулять, и встревоженные родители прибежали за объяснениями.

– Рита, зачем ты даешь ему такие деньги? И вообще, тебе не кажется, что ты его распустила?

Матвей с испачканным фурацилином ртом выбежал на лестничную площадку:

– А мама мне не давала, я просто выменял свой трехколесный велосипед на пять рублей.

– Марш отсюда! Не стой на холодном полу, здесь сквозит от двери! А по поводу велосипеда мы с тобой еще разберемся.

Он сам записался в музыкальную школу и потребовал купить ему скрипку. Учительница несколько раз приходила домой и восхищалась его абсолютным слухом. А через два года музыка проиграла спорту, скрипку быстро продали и взамен купили цветной телевизор «Рубин-714». В тот же вечер они все вместе смотрели «По семейным обстоятельствам».

Но больше всего Матвей любил воскресенье, потому что они традиционно обедали у бабушки. Она жила у моря в деревянном трехкомнатном домике, в котором ему нравилось абсолютно все: скрип дощатых полов, прикрытых домоткаными дорожками, зеркала в рамах и черно-белые фотографии. На заборе свои намокшие крылья сушил один и тот же черный баклан, и бабушка говорила, что он прилетает сушиться уже на протяжении семнадцати лет.

Всегда к их приходу был накрыт круглый стол с самыми вкусными блюдами на свете. На столе топорщилась праздничная накрахмаленная скатерть и важничал Ломоносовский сервиз «Тюльпан» из шестидесяти восьми предметов в кобальтовую сетку. Бабушка рассказывала, что когда-то он получил золотую медаль на международной выставке в Брюсселе. Она готовила уху из нескольких сортов рыбы или зеленый борщ, вареники с первой клубникой и творогом и обязательно что-то пекла. Чаще всего это был торт «Наполеон» или «Малай», рецепт которого она не знала, и Матвей, исследуя все на своем пути, расспрашивал:

– А что такое Малай?

– Это такой пирог. Я его готовлю и приговариваю: «Мешай, мешай крутой Малай и все, что хочешь, – добавляй…»

А еще она разливала в стаканы компот зеленого цвета из черешков ревеня, насыпала в вазочку мятные конфеты-карандаши и несла все это к телевизору. Каждый раз в три часа дня они смотрели передачу «В гостях у сказки». Сидели рядышком, растягивали цветную карамель, и Матвей нюхал ее руки. Они пахли морем, заварным ванильным кремом и цветами.

Бабушка знала все его секреты. И даже то, что ему очень нравится воспитательница из детского сада, – тонкая, с длинной косой студентка-практикантка. Она ходила в батнике с узким воротником, ярком берете и в желтых туфлях на широком каблуке. Поэтому несколько раз они брались за руки и шли в степь, чтобы нарвать для нее синих цветов. Матвей очень стеснялся, мелко семенил ногами, но всегда дарил сам. А потом они играли в эту воспитательницу, наряжаясь в платья и старые раритетные шляпы.

Позже бабушка заметила, что он неравнодушен к двоюродной тетке, старше его на двадцать лет. Та была очень рослой, немного заикалась и любила броши. Тыкала их везде: на платья, на спортивные кофты, на шубы и пальто. А еще – носила вызывающе короткую стрижку «гаврош», благодаря которой была похожа на уличного мальчишку. И бабушка придумывала все новые причины, чтобы к ней зайти, не выпуская взволнованную Матвееву ладошку.

Он рос очень честным, открытым и доброжелательным мальчиком. Всех спасал от диких кошек и от бездомных собак, делился конфетами и гаечными ключами. Любил играть в «Пекаря» и стрелять из «самострелов». Есть мамины голубцы, снимая мягкую капусту, и тонкие желтые блины. Был благородным по отношению к девочкам и остался таким навсегда.

Его город запомнился мне тишиной и романтическими историями. После третьего курса я отдыхала в Очакове и наблюдала бирюзовое утреннее море, один курсирующий автобус и большой рынок с разноцветными тазами у входа. Там еще продавалась королевская черешня, яблочная чурчхела и гибкие магниты с видами достопримечательностей.

На пляже познакомилась с писателем – худощавым мужчиной с седыми волнистыми волосами. Он сидел чуть в стороне на влажном зеленом камне и что-то писал в бесформенном карманном блокноте простым карандашом. А потом подошел и предложил прочитать свою рукопись. Будущую книгу о женщине, которую полюбил на косе с татарским названием «Острый нос». Ее еще талантливо изображал маринист Судковский. Я тогда взяла толстую папку, прижала к груди и ушла к себе в номер.

Его девушка появилась на десятой странице в выгоревшей розовой майке, пыльных вьетнамках и с ровным пробором посреди головы. И было ей не больше девятнадцати. Маленькая, словно немного потертая, совершенно невыразительная и этим бесконечно желанная. Она удивлялась всему: очертанию моря, вкусу белого вина и поэзии Цветаевой:

Целому морю – небо все нужно,

Целому сердцу – нужен весь Бог…

Он предложил ей провести время именно там – на древней косе, с сосновыми и дубовыми лесами, с магическим чабрецом, умеющим излечить от алкоголизма, и белыми грибами, с которыми так вкусны дрожжевые пироги. В полной изоляции от любопытных глаз. А еще – среди огромного поля лиловых диких орхидей семи уникальных видов. Она, не заметив подвоха, согласилась. И он с помощью пьяного винограда, хмеля и мяты медленно ее соблазнял. А когда все произошло –посмотрела на него с удивлением и вздохнула.

Их роман продолжался две недели. И влюбленным постоянно что-то мерещилось. Что лебедь-шипун за ними подглядывает. Что утреннее зарево подкрашивают стаи розовых пеликанов, а в Волыжином лесу до сих пор прячутся безгрудые амазонки.