Анна Розен - Когда меня ещё не было

На УЗИ сказали, что будет мальчик. Она ответила докторше, что мальчик ей не нужен, у неё уже есть мальчик, а потом всю ночь представляла себе, как умирает этот ненужный. Но он не умер, его пришлось нести домой.

Где-то полгода спустя, она увидела, что муж очень привязался к мальчишке. Именно увидела, на фотографии. Во взгляде этого недотёпы было столько любви и нежности, что её даже передернуло от накатившей брезгливости. Впервые за пятнадцать лет семейной жизни в голове промелькнула мысль, что муж начал ускользать от неё. Нет, он её не бросит. Но он перестал принадлежать ей. Что могло произойти? Неужели этот орущий кусок мяса смог отобрать его?!

Она, такая умная и правильная, хитрая и изворотливая, обязательно что-нибудь придумает. Её ненависть подскажет верный ход, её ненависть направит в нужное русло, как это было прежде.

Как-то вечером, когда муж пришел с работы, она объявила ему, что хочет развестись. Раньше при этих словах у мужа начинали трястись руки, в округлившихся глазах появлялся ужас загнанного животного…

Сейчас он продолжал неторопливо раздеваться. Он игнорировал её, он стал безразличен. Впервые за много лет ненависть замкнулась в животе, впиваясь в розовую мякоть утробы своей хозяйки.

– Ты оглох? Я развожусь с тобой!

Её слова повисли, а затем просто растворились в воздухе. В голове пульсировало – он стал как отец, он стал как отец!

Раздавленная и обессиленная, она лежала на кровати. Она перестала быть хозяйкой. Как могло случиться, что это тупое и примитивное существо заняло её место. Место, которое принадлежит только ей, и никто не имеет право присваивать его. Она не сможет дальше с ним жить, как не могла жить с отцом. Но и одна она жить не сможет, она никогда не жила одна. У неё дети, у неё старая и ни на что негодная мать. Он загнал её в угол, он во всем виноват, он предал её…

Новая волна ненависти впилась в сердце и начала сдавливать его. Сначала потихоньку, затем сильнее, еще сильнее… Ненависть как будто наслаждалась тем, что могла причинять невыносимую боль. Она из всех сил старалась угодить своей хозяйке!

Я разлюбила Питер, я больше его не люблю. Это произошло так внезапно и стало таким открытием для меня, что сначала я даже не поверила пустоте, образовавшейся на месте моего города мечты.

Лето было очень жарким, даже в августе. Первый раз я могла увидеть город иным, и в который раз я могла почувствовать с ним единение, таким родным и близким.

Но я ошиблась. Меня встретили чужие свежеокрашенные фасады, стыдливо прикрывающие грязное, заваленное смердящим мусором нутро дворов-колодцев. Чувство брезгливости и чего-то щемящеобидного комом застряло в горле.

Нагретый асфальт окутал ноги жарким липким одеялом. Его можно сбросить, только приткнувшись в какое-нибудь кафе-забегаловку, где в меню все уже закончилось акромя прогорклых палочек картошки фри, столиков с наполовину облезлой табличкой «заказано», и сотканной из серых льняных ниток официантки.

Она уже не видит никого, хотя только обед. Её интерес к жизни растворился ещё в утробе матери, бумажное лицо не знает мимики, а водянистые глаза (это не цвет, а выражение) смотрят в никуда. И если кто-то скажет «что взять с приезжих», то будут неправы. Она – не приезжая, а самая что ни на есть питерская или петербурженка, кому как больше нравится.

Петербурженки очень сильно отличаются от «гостей города» и других разновидностей пришлых. Их выцветшие лица и такая же выцветшая одежда стали неотъемлемой частью питерской промозглой погоды с низким и отталкивающим небом. Это лето оказалось слишком жарким и солнечным для них. Слишком обнажающим их обезличенность. Как будто кто-то плеснул в них водой и краски смылись с их облика, некогда прекрасного, а может и нет, сейчас уже понять невозможно.

В вагоне метро они стремительно плюхаются на сиденье и закрывают глаза. В эту секундную стремительность вложена вся энергия их вытянутых и плоских тел, их обесцвеченных и обездвиженных лиц. Их мужчины скрылись от изматывающей духоты, а может быть вымерли. Их так мало даже вечером, когда горожане спешат с работы домой.

Петербург – это женщина с мужским именем, одинокая, замкнувшаяся в себе, на себе… И как всякая женщина, наскоро склеивая из непослушных губ подобие улыбки, она пытается быть неотразимой для чужих, и распадается на осколки, увидев отражение своих в помутневшем зеркале коммунальной квартиры.

Если на Невском витрины сияют, завораживают и манят, стараясь соответствовать баснословной цене своей холеной и респектабельной плоти, то свернёшь в улочку и всё те же убогие магазинчики с незатейливым ассортиментом и грязными окнами. Причём окна всегда огромные, бесстыже оголяющие перед каждым свой обветшалый и поношенный организм.

Недалёко от остановки престарелая мороженщица с изможденным лицом и потрескавшимися руками сортирует в морозильнике эскимо, стаканчики и рожки. Другого не бывает. Спрашиваю – почему? Растерянность и удивление смешиваются в близоруких глазах. Нет настроения баловать изысками и разнообразием. Очень по-женски.

Экскурсовод – стремительная, летящая, скороговоркой информирует… суть ускользает, да и не важна и не нужна она этому существу, монотонно отбивающему звуки о головы загнанных туристов. Она уже там, с другими, и чем больше будет их – других, тем больше она заработает. И нет ей дела, что не услышали, не поняли и хотели спросить.

Сейчас время, когда зарабатывают, а не восторгаются, задумываются, стараются осмыслить, познать… Женщина должна строить карьеру, содержать семью. Все усилия, желания, устремления направлены вперёд – в обеспеченное и сытое сейчас. А человеческое тепло, душевность будут завтра, когда-нибудь, если будут.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.