Ирина Говоруха - Когда расцветут гладиолусы

Но Милена решительно взяла за руку и провела к столу.

– Все, кто входят в наш дом, – желанные гости. Все, кто появляются в нашем доме, – должны в нем быть. А сегодня особенно.

У Глеба никогда не было подобных сюрпризов. На тарелке лежали песочные валентинки, облитые белым и черным шоколадом. В центре – салат с креветками и фруктами.

– Мила, что здесь?

– Манго, груша, грейпфрут, лайм, лимон и мед.

Слева разместились маленькие бутерброды с авокадо. А потом она открыла духовку, и появилась долма – первое блюдо, которое он попробовал из ее рук. И запахло любовью и ее глубочайшей душой с тонким шлейфом перечного паслена…

Глеб прожил шестьдесят лет, как было принято. И только подступив вплотную к зрелости, он взял на себя смелость жить так, как хочет сам.

Легко, будто по нотам ноктюрна…

Беззаботно, словно пребывая в невесомости…

Ярко… Сплетая солнце и снег в один клубок…

Вместе с любимой женщиной… С Миленой…

Ванька был любимым ребенком и единственным мужчиной в семье. Светловолосый, с худой, как спичка, шеей и постоянно сбитыми коленками. Он жил с мамой и бабушкой в большой трехкомнатной квартире на 16-м этаже и первым из всех жильцов встречал солнце. А еще преддверие метели, растянутые струны дождя и новорожденные облака. Облака всегда выглядели по-разному: то, как безе, то, как бесформенные комки ваты, то, как желейные конфеты. Иногда тучи напоминали зверей, и тогда у него собирался целый экзотический зоопарк. А бывало – прыгали римскими цифрами, соединяясь в огромный циферблат. Ванька тогда садился на подоконник и долго рассматривал их через бинокль или подзорную трубу.

У него была чудесная мама и бесстрастная бабушка. Маму звали Мартой, потому что родилась в начале марта, когда зацветают карликовые ирисы и начинают трещать скворцы. Она говорила, что их пение напоминает кастаньеты и Ванька частенько, особенно затянувшейся зимой, трещал ими под дверью, имитируя пение птиц. Мама появлялась сонная розовощекая замедленная и тут же отправлялась на кухню варить какао и жарить вкуснейшие ванильные сырники. Она работала в детской поликлинике кардиологом, знала все на свете о человеческих сердцах и обожала одеваться в пастель, на что бабушка частенько ей указывала и критиковала:

– Ты опять выглядишь, как моль. Тебя так никто не заметит.

Мама пожимала плечами, подкрашивала губы персиковой помадой и поправляла шарфик, который Ванька частенько одалживал для игр во фрегаты. Из них получались отличные паруса. Она продолжала ходить на работу в блузках, со странными названиями цветов: шалфей, теплый оливковый, лосось и лайм. Сверху – халат, плотный от крахмала, почти что упаковочный картон. А еще гладко зачесывала волосы, постоянно улыбалась и никогда не выходила из себя.

Бабушка, напротив, была совсем другой. Худой, морщинистой и очень строгой. Ее кожа напоминала винтажную бумагу, а волосы – пожарную машину. Она их постоянно подкрашивала хной и поднимала в высокую прическу. Пахла хлоркой, детским мылом и зубным порошком. Не мигая, смотрела своими прозрачными глазами, в которых практически полностью вымылись зрачки и пугала внука микробами и глистами. И он с грудничкового возраста уяснил, что такое билирубин, повышенная кислотность и дисбактериоз.

Дело в том, что бабушка считалась лучшим гастроэнтерологом в городе. И хотя уже вышла на пенсию – все равно продолжала работать на полставки и консультировать пациентов на дому. Ванька постоянно слышал, как она их отчитывала:

– Миленький, вы то, что вы едите. Опишите, что у вас лежит в холодильнике.

Человек, запинаясь, перечислял сосиски, соленые огурчики и рисовые хлопья, а бабушка слушала, хмурилась и надувалась как индюк. Бывало, по утрам, когда не было ранних приемов, она врывалась на кухню и проверяла качество завтраков. Безжалостно выбрасывала пухлые сырники прямо со сковородки:

– Зачем ребенку это жаренное тесто? Ну и что, что ему уже пять лет? Пусть есть обезжиренный творог, заправленный натуральным йогуртом.

И Ванька послушно давился кислятиной и шептал маме на ухо: «Ну ничего, скоро бабушка уедет в санаторий. Вот тогда мы заживем по-настоящему».

Они жили очень правильно, словно по учебнику гигиены и валеологии. Вставали по будильнику и приседали, не отрывая пятки от пола. Постоянно проветривали и делали влажную уборку. Ели витаминные смеси из сухофруктов и все мыли по многу раз. Картошку, морковь и хрен, сперва, замачивали в теплой воде, а потом терли щеткой. Апельсины и грейпфруты – ошпаривали кипятком. Яблоки и бананы – только с детским мылом. На обед – рыбные и грибные супчики. Гречневую и тыквенную каши. И никаких лимонадов, колы и пирожных с заварным кремом. Ничего из того, в чем есть сахар, нитрит натрия и кофеин. Ванька каждый раз переминался с ноги на ногу перед напитком «Байкал», облизывался, а потом, утверждал, как взрослый: «Ничего мам. Мне совсем и не хочется. А вдруг будет дисбактериоз? Что тогда делать? Придется глотать кишку».

– Вань не кишку, а делать гастроскопию.

Он пожимал плечами:

– Какая разница. Смысл то один.

По соседству с ними жили жила большая еврейская семья, в которой все читали Тору, играли на пианино и праздновали Песах. У них всегда было шумно, и постоянно выбегали дети с трубочками из мацы, начиненными абрикосами. Слева проживал мужчина среднего возраста. Его звали Андрей, и он ни с кем не дружил. Занимался спортом, ездил на блестящей машине и таскал раздутый кожаный портфель. Даже вахтерши его побаивались и называли только по имени отчеству. Изредка они пересекались в лифте. Ванька улыбался ему во весь рот, а мама тушевалась и отворачивались, делая вид, что читает рекламные объявления. И тогда Андрей присаживался на корточки и общался только с ним. Называл на грузинский манер «Вано», и вел мужские разговоры:

– Ну что, старик? В детский сад?

Мальчишка вздыхал и протягивал руку для приветствия:

– Ага. Мне осталось потерпеть всего два года.

– И что там? Кормят манной кашей и яйцом с кабачковой икрой?

Ванька подтягивал спадающие джинсы и серьезно отвечал:

– Ага. А ты откуда знаешь?

Марта подпрыгивала, словно перед прыжком в воду, поднимала воротник и делала замечание:

– Не «ты», а «вы». Ванечка, я же тебя учила, как обращаться к старшим.

Андрей ей подмигивал, типа к чему все эти церемонии и условности, и пожимал Ваньке руку. Он давно за ней наблюдал. Молодые люди пересекались то в аптеке, то в банке, то в магазине, который находился в подвале их дома. Магазин был бестолковым и неуютным. В нем продукты лежали «кучей», и рыбный отдел заканчивался прямо в стиральных порошках. Андрей изредка в него забегал, когда заканчивалась соль и сталкивался с Мартой. Она постоянно краснела и отводила глаза. Прятала за спину свой кефир, овальные булки «Малятко» и пакетик с ушными палочками. Бывало, они встречались у мусорных баков, у входа в игровой центр или на маленьком местном рынке. Марта покупала шпинат, а он – микс-салат. И каждый раз возникала неловкость. И каждый ее тело парализовало, будто под воздействием электрошокера.