Диана Ольшанская - Фаталист. Желающего судьба ведет, нежелающего – тащит

Уже на подходе, мы обнаружили, что не только крыши, но и сами дома, прилавки, и даже старый форт были окрашены в неповторимый синий цвет, местами с белесым налетом выгорающей краски – неизбежная дань щедрому солнцу.

Мы шли по улицам, и внимательно наблюдали за происходящим вокруг, постигая атмосферу и местные порядки. Повсюду были фонтаны – выполненные из железа и камня, в основном в форме растений, украшенные орнаментами, так или иначе символизирующими воду, они возвышались в центре небольших бассейнов. Дойдя до городской площади, мы увидели большой ансамбль фонтанов различных размеров, которые как мы узнали позже, в назначенный час устраивали целое представление, приплясывая струйками в сопровождении хора, поющего а капеллой. Мы с любопытством смотрели по сторонам, вглядываясь в синие улицы, воздух в которых и тот казался нежно-голубым. Прислушиваясь к городу, я испытывал необыкновенное волнение. Я видел столько нового, и мне все так нравилось, что я заведомо дал внутреннее согласие на все, что там должно было произойти.

У жителей этого города, называющих себя кобальтийцами, были большие, черные, с влажным блеском глаза. Женщины, в одежде, напоминающей замысловатую драпировку из ярких тканей, ходили плавной походкой с вытянутой, как мачта спиной, неся на головах большие корзины с бельем, или фруктами. Легко маневрируя между людьми, они плыли как разноцветные каравеллы, каждая своей дорогой по синим улицам этого каменного моря. Поджарые мужчины, одетые в широкие штаны и просторные рубахи в основном сидели в своих небольших мастерских и перерабатывали растение, из которого и добывали синюю краску, идущую как на нужды города, так и на продажу другим городам.

Мимо нас то и дело проходили люди с синими руками, которым оказывали явное почтение: им приветливо кивали, кто-то их угощал выпечкой или сухофруктами, а дети, пробегая мимо, останавливались и уважительно прикасались к их синим натруженным рукам, которые, очевидно, считались символом добродетели. Стоя на площади, мы наблюдали за этим необычным обрядом и обменивались короткими замечаниями о традициях этого места.

«Служение своему городу – большая честь для каждого кобальтийца», – подслушав наш разговор, сказал торговец возле прилавка, демонстрируя еще не смытую с рук краску, которую сам когда-то добывал.

Внезапно гул на площади стих. Люди замолчали, опустили головы и расступились, пропуская шествие молодых женщин в длинных балахонах. Все как одна – они были коротко стрижены, на щиколотках босых ног висели маленькие колокольчики, сопровождающие тонким «дзинь» каждый их шаг. Они шли друг за другом, мелко переступая, тихо, почти про себя напевая мелодию, от которой я замер, словно погружаясь в гипнотический транс, невольно начиная ему вторить. По мере их приближения площадь наполнялась минорным настроением, и каждый взрослый, и каждый ребенок – все как один подхватывали и тихо напевали эту тягучую песню без слов. Девушки шли мимо, неся в руках большие чаши с водой, стараясь не пролить ни капли, а я не мог оторвать взгляд от их лиц, которые были расписаны тонкими горизонтальными линиями и символами воды. Как только они отдалились, уходя за поворот, люди перестали петь и вернулись к своим делам, как ни в чем не бывало.

«Служительницы ходят в горы собирать родниковую воду для Храма Принятия», – пояснил нам торговец. Сейчас он с важным видом указывал в сторону уходящих девушек, не упуская возможности вновь продемонстрировать свою гражданскую добродетель в виде синих рук.

Следуя за вереницей Служительниц мимо алтарей и фонтанов, выложенных мозаикой, наблюдая смиренное благоговение жителей, мы шли следом за их песней, спускаясь и поднимаясь по бесконечным лестницам из красной глины, которые огромными кольцами обвивали весь город. Проходя под арками домов, чьи своды усиливали акустику, мы слышали, как дивные звуки их голосов разносились по самым потаенным уголкам, залетали в каждый дом, в каждый двор, уходя дальше, куда-то вглубь, наполняя синее пространство улиц неизвестным нам смыслом. Останавливаясь на короткую передышку, мы теряли шествие из виду, но продолжали идти за тонкой россыпью колокольчиков на босых ногах Служительниц, наблюдая ритуал, значение которого нам еще предстояло узнать.

Процессия, к которой примкнули не только мы, но и некоторые местные жители, пересекла город и, выйдя за каменные ворота, оказалась на побережье, где перед нами на расстоянии вытянутой руки разливалось Кобальтовое Море. Строгое, оно величественно синело, местами золотясь солнцем, и, продолжая мерно дышать, неспешно накатывало волны, одна на другую…

От берега мы вышли на выложенную каменными плитами дорожку, которая уходила в открытое море и исчезала за утесом. Шагая по ней, я думал о том, правильно ли рассчитана высота плит и не затапливает ли их во время прилива? И скоро, в унисон моим мыслям, мы продолжили свой путь уже почти по морю, погрузившись в него по щиколотку. Шепотом, вторя песне Служительниц, я отметил, что мелодика воды и их голосов была совершенно созвучной. Мне хотелось узнать, кто же автор этого музыкального рисунка, контур которого повторял водную стихию, но не успел я спросить об этом, как мы свернули за утес и, пройдя несколько шагов, встали как вкопанные. Перед нами из ниоткуда вырос удивительный Храм, высеченный в глубине известняковой скалы, которая укрывала его в утробе своего могучего тела. Со стороны берега Мать-Скала, как ее назвал один из шествующих, ничем не была примечательна, и последнее, о чем можно было подумать, что она скрывает в себе белоснежный купол, колонны и стены, покрытые резными узорами, словно шкатулка или кружева, – будто бы Храм был не построен, а соткан. Мы все еще стояли не в силах оторвать от него взгляд, когда девушки одна за другой поднялись по лестницам и скрылись за ажурными стенами этого удивительного строения.

Вопреки ожиданиям, внутри Храм Принятия оказался зеленого цвета с замысловатой росписью внутренних помещений. Я предполагал, что увижу привычные полумрак и свечи, которые обычно описывали книги, но тут все было иначе. В Храме было довольно светло благодаря ажурным стенам. Снопы света пронизывали это пещерное царство и все, что нас окружало, от колонн до полусферы высокого свода – было увито растениями напоминающими плющ. Повсюду свисали лозы, которые переплетались, поднимаясь по перилам до второго яруса, тянулись вдоль стен, дотягиваясь до самых окон, выходящих на море. Перед нами был большой многоугольный зал, полный морской воды, которая серебрилась мириадами точек светящегося планктона. Словно я смотрел не в воду, а на звездное небо – самое красивое звездное небо, находящееся в изумрудной воде этого Храма. Я был глубоко потрясен таким архитектурным решением. В моем воображении я, забежав вперед, видел уже не яркий день, а наступившую ночь, и уже грезил о том, как буду смотреть в небо на звезды сквозь кружевной купол этого Храма, стоя перед водной гладью, также полной мерцающих звезд, теряя ориентир в пространстве, ощущая себя прямо посреди Млечного Пути.