Сергей Журавлев - Декамерон несостоявшегося жиголо. Психоанализ обыденной жизни

– Нет. Судьба не вознаграждает. Она ведет человека к своему предназначению.

– Предназначенному для него?

– Не совсем. К предназначению судьбы. А человек на этом пути только один из шагов.

Хмель брал своё, рассуждать на эту тему можно было легко и бесконечно, но Алексей всегда стремился к конкретике.

– Так чего ты ждешь, реально. Поедешь в Москву искать следы измены жены или начнешь уравнивать счет? Благо студентки есть, не дай бог.

– Теперь должен появиться выход из этой ситуации. Это может быть случайная встреча или… Ну, не знаю. Может быть звонок.

– С небес – Алексея просто распирал сарказм, но он сдерживался из последних сил чтобы не обидеть друга.

– Нет. В дверь или телефонный.

Товарищ молча разлил коньяк по стопкам и сказал тост.

– Пусть сбудутся наши желания.

Они выпили. И тут зазвонил телефон. Алексей замер даже не успев поставить посуду на стол. Владимир, совершенно спокойно, на правах хозяина поднял трубку.

– Алло.

Друг весь обратился в слух, но разобрал только то, что голос был женский.

– Да, это я, – ответил Владимир. Какое-то время он молча слушал, потом сказал:

– Да, знаю где это. Минут через 30—40 буду, – и повесил трубку.

– Что, Вова? – неутерпел Алексей.

– Надо ехать.

– Куда? Ночь на дворе. Объясни в чем дело, кто это звонил? Я надеюсь не Марина из Москвы?

– Нет. Незнакомая девушка. Это то о чем я тебе только что говорил.

– Я тебя убью. Что конкретно? – взвился собеседник.

Зашнуровывая кроссовки Владимир стал рассказывать.

– Как я понял, две девушки решили сыграть с судьбой в рулетку. По очереди набирают первый попавшийся номер из телефонного справочника и просят позвать – называют первое попавшееся мужское имя. Если не совпадает, то извиняются.

– А если совпадает? – у Алексея пересохло во рту.

– То проигравшая должна пригласить мужчину в гости и провести с ним ночь. Нина, так она представилась, попросила позвать Владимира.

– И ты собираешься к ней ехать?

– Да. Это недалеко, девятиэтажка на Шелковичной.

– Володь, может лучше со студентками замутить, – почти умолял Алексей. – Или, как вариант, в ларек за сигаретами сходишь.

Весна плавно готовилась обернуться летом. Точно так же как прошлый век совсем недавно обернулся новым двадцатым веком. Солнце припекало все сильнее. Может быть поэтому двое мужчин расположились попить кофе на улице под зонтом, а не в помещении известного во всей Вене кафе «Ландтманн». А может и потому что старший из мужчин, благообразный джентльмен с ухоженной бородкой и в отлично сшитом франтоватом сюртуке, постоянно курил сигары. Его визави был очевидно либо студентом старших курсов, либо уже бакалавром, но точно ассистентом старшего товарища, так как ловил с восхищением каждое его слово.

– Я Вам так благодарен, господин профессор, что Вы пригласили меня на чашечку кофе. Но почему меня, господин Фрейд.

Доктор Фрейд неспеша раскурил сигару.

– Видите ли, Генрих, мой издатель заказал рукопись. Популярность моих публичных лекций не дает ему покоя. И он упросил меня написать для моих почитателей книгу. Не монографию для ученых мужей, а именно лекции для публики. Вы Генрих, как мой ученик, присутствовали почти на всех моих последних выступлениях, сидели среди слушателей и представляете что более всего их заинтересовало.

– Да, почти на всех, господин профессор, – заверил юноша.

Выпустив очередной клуб дыма, основатель психоанализа кивнул и продолжил:

– К тому же, я считаю, что из всех моих учеников, Вы отличаетесь системностью мышления и очень удачно формулируете мои умозаключения. Именно поэтому выбор пал на Вас. Я надеюсь, что в ходе нашего с Вами обсуждения мне лучше удается развить свои предположения, находить аргументы, излагать свое понимание психических проявлений. – Метр пригубил чашку ароматного кофе. – Чем если бы это было в тиши кабинета над чистым листом бумаги.

– То есть Вы хотите сказать, что это одна из фобий – боязнь чистого листа? – решил блеснуть польщенный помощник.

– Очень интересное наблюдение, юноша. Боязнь чистого листа. – Метр пожевал кончик сигары. – Боязнь чистого листа. Боязнь начать что-то новое. Очень интересно. Ведь кто-то боится так, что даже и не начнет. Кстати, профессор Шарко как-то говорил мне, что ему очень трудно начинать писать новую статью, аж пальцы скрючивались на правой руке. Приходилось делать массаж или даже готовить теплые ванны для руки.

– Неужели это знаменитый профессор Шарко из клиники нервных болезней в Сальпетриере? – восхитился юноша.

– Да, коллега. Но об этом позже. Генрих расскажите мне о контингенте, который ходит на мой публичные выступления.

– В основном это, конечно, это состоятельные люди. Не каждый может себе позволить билет на лекцию за 15 крон. Это образованная публика, среднего возраста. Преимущественно женщины.

– Как так? Мне казалось, что в зале больше мужчин.

– Да, но привели их туда как раз женщины. На публичную лекцию, где в том числе обсуждаются вопросы пола, неприлично ходить одиноким дамам. Общественное мнение знаете ли…

– Хм. Очень ценное наблюдение.

– Поверьте мне, профессор, дамы буквально тащат своих спутников на Ваши выступления.

– Так вот от кого скептические реплики на моих выступлениях. Браво Генрих. А как Вы думаете, почему женщин так интересует мой психоанализ?

– Ну, может быть они от природы любопытны, – сделал неуверенное предположение юный ученый.

– Они более тревожны, – Фрейд стряхнул пепел в фарфоровую пепельницу. – У женщин повышен порог восприятия, поэтому они более чувствительны. И как следствие более тревожны.

– Я понял, профессор, – юноша от возбуждения заерзал на стуле. – Когда мы с матушкой отправляемся за покупками, я запираю дверь и поворачивая ключ, громко считаю обороты «Раз, два». Матушка все равно отодвигает меня в сторону и дергает за ручку «Дай я проверю».

– Именно. Вот это и есть проявление внутренней имманентной тревожности у женщин. А что будет если мы усугубим ситуацию. Вы не просто ушли на пару часов из дома, а уехали, например, на воды подлечиться.

– В Баден-Баден, – подхватил ученик. – На месяц. И матушка не проверила закрыл ли я дверь.

– Да. И дома осталась часть ваших сбережений и фамильных драгоценностей.

– О, матушка вся изведется. О каком лечении тогда может идти речь. Однозначно это будет предпосылка классической истерии.

– Я бы назвал это неврозом. Что бы Вы порекомендовали, Генрих?

– Сильное успокоительное? – предположил собеседник.

– Но причина этим не устраняется, источник раздражения продолжает существовать. Так во что это выльется?

– Не знаю, доктор Фрейд.