Елена Николаева-Цыганкова - Задумчивые рассказы и сказки

Купил он себе огромный дом, который был уставлен всем, что можно было только желать. У пристани его ждали несколько яхт, в гаражах пылились сотни автомобилей. Но жажда приобретения новых и новых чудес света и новых вещей не иссякала.

Иногда он видел, когда проезжал мимо своих виноградников и цветочных полей, многих нищих. И только брезгливо морщил нос, говоря: «Ох уж эта нищета, только портят вид своим обликом мои цветущие луга. Зачем такие люди придуманы?»

Ни разу за всю его жизнь не подал он куска хлеба ни птицам, которые ждали его на пристани у яхты, ни людям, которые караулили его возле дома. Никогда не возникало у него желания построить школу для бедных людей или больницу. Уж про то, что когда-то он обещал каждому жителю города цветущий сад и большой дом, он и не вспомнил ни разу.

Вот и прошла потихоньку жизнь его, старость наступила нежданно. Дети его выросли и стали такими же как и он. Жадными и брезгливыми, высокомерными чудовищами без тени снисхождения к слабым и бедным людям.

Лежа в больнице, оставленный своими родными на попечение нянек и врачей, лежал он долгими днями и ночами почти всегда один. Родные его морщили нос, приходя к нему на свидание в больницу. Уж очень старым и страшным казался им больной их родственник, обессилевший, весь покрытый глубокими морщинами. А потом они и вовсе перестали приходить, пересылая ему лишь изредка букеты с цветами с его полей.

Гулкая боль жила в теле этого бедного богача. Боль не физическая его мучала, боль душевная разъела в нем его черствую оболочку. Лишь на самом краю жизни смог он вспомнить те давние слова, свою мечту, ради которой он и пришел сюда. Но он был рад, что еще жив, и что он сможет еще изменить пусть и не свою жизнь, но жизнь окружающих его. Переписал он свое завещание совсем по-иному. Всем жителям города он выписал средства на приобретение для каждого большого дома и сада.

Всем врачам, которые лечили его, но безуспешно, ведь от старости вылечить нельзя, он так же завещал свои деньги тоже на постройку домов с садами цветущими. Оставшиеся деньги должны были уйти на погашение долгов самых бедных людей города и постройку школ.

И лежа в своей больничной палате, он с радостью и успокоением закрыл свои глаза, вздохнул первый раз в жизни вздохом радостного человека, успевшего воплотить мечту в жизнь.

***

И тихонько к нему на плечо спустился малыш-ангел, тот самый, который слышал его обещания в стране еще нерожденных.

Где это было, когда случилось, никто не помнит. Помнят лишь то, что передавалось это предание из уст в уста с давних пор.

В одной дивной стране был городок старинный. Дома в нем были построены с таким изяществом, с такой любовью, что вот уже наверное десятое поколение людей сменилось, а домики выглядели так, будто только вчера были сложены умелой рукой мастера.

Ажурные балкончики, увитые плющом и виноградной лозой, черепичные крыши с ангелочками, крылечки с перилами такими радушно открытыми, будто птицы крылья свои распахнули в полете.

Жить бы в таком городе да жить. Но жители того городка, несмотря на красоту, окружающую их, не умели радоваться. Радость ушла из их сердец.

Отчего так случилось, не помнил никто, но все же радость не наполняла дивные дома чудесного города и печальные сердца жителей.

Но в один из дней с гор дальних спустился к ним пастух, увидев, что городок погружен в печаль. Удивился он такому, да и спросил у первого встречного, почему грустны лица жителей.

Ничего не смог ему ответить прохожий. Он и сам грустил. А причины грусти своей не знал.

Пастух распродал на рынке сыр да масло, а на закате сел на главной площади города, достал свою свирель и заиграл на ней.

Вечерние солнечные лучи, подхватив мелодию, затанцевали на балкончиках домов, заискрились в фонтанах, все цветы города направили свои красивые цветущие и благоухающие головы к площади. Настолько была приятна музыка вечера, что ничто и никто не смог остаться равнодушным. Всё и все направили свои сердца к солнцу и к удивительной мелодии.

Пастух, убрав свирель, запел. Голос его нежный, но слышный во всех частях городка, выманил красотой звучания всех жителей из домов.

Жители, удивленно переговариваясь, шли к солнечным лучам, их тянул звук и искрящийся свет, исходящий от главной площади и от солнца.

Не понимая еще причины, почему им стало так легко на душе, почему им хочется улыбаться друг другу, они все шли и шли. По пути они брали друг друга за руки, и от этого прикосновения становилось им еще легче и еще радостнее.

Когда собрались все жители на главной площади, оказалось, что все они крепко держат друг друга за руки. Сплелись их руки тесно, образовался на площади огромный хоровод. Подняв руки вверх, жители подхватили мелодию песни пастуха. Хотя слова песни той им не были понятны, они были так радостны, что кто тише, кто громче подпевали пастуху. И слилась их песнь воедино. Зазвучали сердца их свирелью горною.

С тех пор люди в том дивном городе с ажурными балконами, увитыми виноградной лозой, живут радостно. Утро каждого дня они встречают с песней. Песня сопровождает их в нелегком труде, в горе и в радости. С песней они провожают день.

И помнят они крепко, что печаль может вновь поселиться в их сердцах, если они забудут песню радости, песню сердца. И звучит эта песня всегда на радость жителям, помогая увидеть прекрасное во всем, чего бы их взгляд ни коснулся.

Было это давно.

Поздно вечером я возвращался от давнего своего друга. На ступенях лестничного пролета, между последним этажом, на котором располагалась единственная квартира, в которой я жил, и чердаком, сидел, безудержно рыдая, мальчишка лет семнадцати.

Света на этаже не было. Лампочка в очередной раз перегорела.

Паренек, заслышав шаги, хоть и легко я хожу, попытался сдержать рыдания, но всхлипы то и дело прорывались.

Я понял, что он не хотел, чтобы его видел кто-то в таком состоянии. Поэтому, засвистев незатейливую песенку, я загремел ключами и открыл дверь в квартиру.

Свет из прихожей вырвался на лестницу, осветив парня. Взгляды наши встретились.

Мальчишка то ли почувствовал во мне близкое и родное, то ли от боли терзающей его, бросился ко мне. Я, раскрыв объятия, подхватил его.

Едва он коснулся меня, как силы и сознание покинули его. Он был легок, как пушинка. Я занес его в квартиру, и, усадив в комнате в глубокое, пухлое кресло, поставил чайник, догадываясь, что чай вскоре будет лучшим лекарством.

Вернувшись в комнату, я увидел, что мальчишка зябко ежится и укрыл его теплым шерстяным пледом. Чайник и чашки принес с кухни и поставил на столик.

Уселся рядом в соседнем кресле, думая, что ему, возможно, в первый раз в жизни пришлось столкнуться лицом к лицу с болью. А боль такого рода неминуемо настигает всех нас рано или поздно.