Надежда Волкова - Я выбираю солнце

– Сдох? – с тревогой спросила Злата, когда пациент подозрительно затих.

Доктор вручил ей спеленатого кота и осторожно сунул руку внутрь, за что и был незамедлительно оцарапан.

– Крепче держи! – рявкнул он, выуживая из недр куртки лапу с выпущенными когтями.

Перетрусившая ассистентка что есть мочи сдавила живой кулёк, пока Андрюша решительно накладывал повязку и шину из палочки. Еле успел, обезумевшая животина издала дикий вопль, выгнулась всем телом и опрометью рванула, спасая оставшиеся ноги. Видимо, кошачья любовь отошла на второй план, пациент на трёх лапах сиганул в кусты и скрылся на соседской стороне, волоча за собой белую культю. Кто уж потом её сдёрнул – неизвестно, но кот исчез на несколько дней, а когда объявился, то резво вышагивал на всех четырёх, вальяжно размахивая пушистым хвостом.

Андрюшины навыки в области медицины подкреплялись постоянной практикой. Оттачивались, шлифовались и, на удивление, к тринадцати годам он стал местным светилой в области хирургии, помогал в медпункте. Спокойно, основательно, без боязни и отвращения оказывал первую помощь односельчанам, уверенной рукой обрабатывал раны, перевязывал. Однажды во время уборочной у комбайнёра рука попала в молотилку, председательский сын Серёга влетел во двор с криками:

– Андрюха где?

– Чтой-то как заполошный? – спросила Бабаня, от мух завешивая дверь старым тюлем.

– Батя зовёт, там Макарова перерубило! Кровищ-щи!

– Осссподи…. Беда-то какая! А Настасья где?

– В Туле, за медикаментами уехала. У хахаля, видать, заночует.

– Ты-то куда лезешь? Грамотей!

– Не-е, батя сказал, матюкается. Так Андрюха где?

– Да на озере, поди, где ещё быть.

До приезда скорой Андрюша оставался рядом с пострадавшим. Аккуратно выровнял на подложенной доске повреждённую конечность, остановил кровотечение, умело затянув жгут. Ослаблял его, бдительно контролировал кровообращение и подбадривал посеревшего комбайнёра:

– Потерпите чуть-чуть, дядь Вась. Знаете, какие в медицине сложные случаи бывали? По кусочкам кости собирали, а у вас-то ничего страшного. Сейчас загипсуют и будет как новенькая.

Председатель сельсовета теребил в руках кепку да растерянно перетаптывался на месте, глухо бормоча:

– А если посинеет? Что тогда, а?.. Ребятишек у Васьки трое, без руки никак нельзя. Ты, Андрюх, того-этого…. Хужей чтоб не стало, гляди.

– Да не волнуйтесь, дядь Петь, полчаса ещё не прошло, – невозмутимо ответил Андрюша, в душе исходя страхом за настоящего пациента.

Пожилой врач со скорой оценил первую помощь и уважительно сказал:

– Ты, брат, не правнук Пирогова, случаем? Грамотно сработал, не придраться.

Сарафанное радио новость о происшествии разнесло быстро. Деревенские, кто не в поле, столпились у правления как на митинг. Давно перестали всем селом собираться, а тут такое событие! Перестроечная неразбериха, крах привычной системы, смена эпохи на фоне очередной денежной реформы – всё это на простых людях отразилось возрождением принципа «моя хата с краю». Растревоженный улей гудел, приплетая всё подряд, без разбору: Ельцина с Горбачёвым, сгоревшие деньги, гречку, которую сами выращивали всю жизнь, а теперь стоящую пол зарплаты за килограмм. Доллары, миллионы, инфляция – словами этими уже владели виртуозно, к месту и не к месту высказывая собственное мнение.

Злату, в силу возраста, непонятные споры озлобленных людей не интересовали. Замирая от волнения, ждала, когда выйдет Андрюша. Измаялась, исстрадалась, столько дум передумала. С Макаровскими детьми погодками они дружили, папу их жалко было, сможет ли брат спасти его от смерти? Почему-то именно так и представлялось – дядя Вася лежит неестественно бледный, а Андрюша делает ему искусственное дыхание. Вот с силой разжимает дяди Васины челюсти, щётка пшеничных усов топорщится, мешает, но Андрюша геройски набирает полную грудь воздуха и выдыхает больному в рот. Ах, да – ещё зажимает ему нос для герметичности. Теорию юный доктор знал хорошо, сто раз устно сдавал экзамен Злате. Она сверяла его ответы с книгой, а он никогда не ошибался, но практических занятий по реанимационным мероприятиям ни разу не было.

От переживаний в тревоге заходилось сердечко, руки нервно метались, не находя себе места, ногти незаметно изгрызались под корень. Подъехала скорая, через короткое время на крыльце появился на своих двоих дядя Вася с перемотанной рукой. Злата шумно всхлипнула – спас! Это Андрюша его спас! Он вышел вместе с толстеньким врачом и разговаривал с ним на равных, потом тот пожал ему руку, крепко, по-мужски.

Исчезло всё: толпа, лето, волнение, катаклизмы в стране. Злата во все глаза смотрела на брата и ничего не соображала, кроме того, что вот этот белобрысый, самый лучший, уверенный, спасающий людей уставший мальчик – её Андрюша. Только она знает все до одной его веснушки, обе макушки, закрученные в разные стороны, крошечную тёмную родинку под правой лопаткой. Знает, что вишню он обожает в любом виде, а когда «бомбочкой» с мостков прыгает в озеро, подтягивает колени к подбородку и прижимает их руками не просто так, как все пацаны, а группируется. Сам так сказал, специально делает, десантником хочет быть. Внезапное осознание придавило, испугало, ошеломило. Отстранённо слышала выкрики – молодец, Андрейка! Доктор наш, настоящий доктор!

Смущённый, он подошёл к Злате, взял её за руку и снова стал обычным братом, возбуждённо зашептал:

– Пошли домой. Врач сказал, я правнук Пирогова, представь?

– Кто это?

– Хирург знаменитый, он первый гипсовую повязку наложил.

– А-а….

– Солдат от ампутации спасал. И я….

Дальше она не слушала. Неожиданное чувство замерло глубоко-глубоко, вскользь царапнув по душе незнакомым доселе смятением. Непомерная гордость за Андрюшу захлестнула, затопила, благоразумно скрыв под собой сумбур первой подростковой влюблённости. Злата вышагивала рядом с братом, высоко вздёрнув подбородок, и с величием императрицы кивала встречным и поперечным:

– Здрась-ьте! А Андрюша дядь Васю спас!

– Ты чего? – шикнул было тот, но справедливые похвалы соседей оказались настолько приятными, что он примолк и сиял как начищенный до блеска тульский самовар.

Деревня…. Кормилица-деревня, она стала не только первой ступенькой в Андрюшиной медицинской карьере, но и позволила выжить в девяностых. Шоковая терапия по науке ударила наотмашь, целая система, ранее финансируемая государством, ни о каком хозрасчёте и знать не знала. Папино НИИ умирало, разработки свернули и зарплату не платили по нескольку месяцев. Картошка да Бабанина консервация – основное питание в то время. Цены как с цепи сорвались и взлетели ввысь, на несколько порядков превышая доходы граждан. Страна билась в припадках частной торговли, торговали чем угодно и повсюду. Обнищавшие люди пытались заработать хоть какие-то деньги, сплочённо, плечом к плечу, стояли у Большого театра, Детского мира, у станций метро, впихивая свой товар. На таких стихийных рынках дефицит, который раньше доставали только по блату, свободно можно было купить с рук за бешеные деньги. Бабульки продавали какое-то тряпьё, заезжие торгаши из независимых теперь республик связки колбасы, сало, гирлянды сосисок. Проповедники, самопровозглашённые мессии, колдуны полезли со всех щелей как тараканы, задуривая людям головы. Шлюхи, бандюки, гопники – всплывшей на поверхность мутной пены было предостаточно.