Светлана Белова - Лукич

Начало передачи заставило меня всплакнуть, когда Олег Ефремов рассуждал про жизнь, которая «идет на нас, готовая повелевать и подчиняться». Слёзы сами покатились по щекам, защемило в сердце от понимания: моя жизнь подходила к точке. Но вместе с тем знала: остановить время невозможно. Впрочем, сейчас я и не хотела останавливаться в этом немощном состоянии.

Колька поздравил нас по телефону: та встреча после больницы у нас дома оказалась последней. В качестве новогоднего сюрприза сообщил, что у них с Ларисой ожидается прибавление в конце апреля. Надеются, на этот раз девочка. Мы пожелали счастья и благополучия их семье.

На каникулах Гешка решил проявить отснятые плёнки и напечатать фотографии. Первую он испортил. Сеня только на секунду взглянул на негативы:

– Передержал в проявителе.

– Пап, так я вроде по часам…

– Значит, неправильные температура или концентрация.

У сына задрожала губа, навернулись слёзы:

– Кажется, я перепутал, когда записывал.

Раньше Сеня непременно бы пошёл с сыном, проверил записи, они нашли бы ошибку, всё исправили. Потом вместе сделали бы всё от начала до конца ещё раз, и два, и три. Пока сын не запомнил бы каждый этап. Но Сеня промолчал, глянув на телевизор. Подошёл к нему, провёл пальцем: под ним проявился серо-зеленоватый тусклый экран, а по краям следа остался пыльный налёт.

Гешка смотрел на отца, потом на меня. Я протянула руку, подзывая к себе. Сын присел рядом, зарылся в мои объятия.

Цыкнув щекой, муж пошёл за тряпкой и принялся вытирать пыль. Сначала на телевизоре, потом на лакированных полках стенки, потом перешёл к трюмо, уставленному лекарствами, которые сменили косметику и парфюмерию.

Гешка вздохнул и, прихватив негативы, побрёл в комнату. На следующий день, когда Сеня ушёл на работу, мы решили подольше не спать. Сначала читали и рассматривали старые фотокарточки. А потом, чувствуя, что сын затаил обиду, решила сгладить поведение мужа.

Мы тепло поговорили с сыном. Он согласился, что не нужно вешать нос, если что-то не получилось. Лучше поискать варианты исправить ситуацию или проанализировать ошибки. И, раз папе некогда, можно узнать необходимое из энциклопедий или журналов.

Оставшиеся плёнки Гешка проявлял сам, проштудировав несколько книг для начинающих фотографов. И негативы, и карточки получились замечательные. Правда, Сеня их тоже проигнорировал. И я не понимала, почему он так изменился, – ведь раньше он не расставался с камерой. Охотно проявлял, печатал. Удачные кадры развешивал в коридоре на прищепках, которые цеплялись за натянутые рядами верёвки. Раньше он смеялся: «Домашняя фотовыставка». А сейчас одно упоминание о фотографии вызывало на лице мужа гримасу боли.

В нашем доме день ото дня становилось печальнее и тише.

Каждое утро и каждый вечер мысленно умоляла то ли саму себя, то ли Бога, то ли высший разум поскорее забрать меня. Боль разливалась по телу, отдаваясь кувалдами в затылке. Меня словно каждодневно колотили молотками для отбивных. Запахи пищи вызвали тошноту, а во время еды желудок сжимался в арахисовую скорлупу.

Казалось, я лежала целую вечность на жёстком диване, застеленном белым постельным бельём, глядя в голубую даль за окном. Превращалась в высушенное тонкое дерево. В глазах мужа я читала страх и жалость. Он ничего не мог сделать, хотя был готов отдать и жизнь, лишь бы я выздоровела или хотя бы не так страдала.

Болтавший раньше без умолку Гешка приходил со школы, садился на стул рядом. Мы держались за руки, но говорили мало. Конечно, он всё понимал.

И хроническая усталость. Бессонница. И недосып.

А потом всё закончилось.

Очнулась, сначала не понимая, почему вижу себя со стороны. Но за доли секунды вспомнила всё. Я освободилась от измученного болезнью тела.

– Привет, – ко мне приблизилась девочка с прозрачно-голубыми глазами из моего давнишнего сна. Она не раскрыла рта, но я отчётливо слышала её голос.

– Как ты это делаешь?

– Ты тоже так можешь, – улыбнулась она. – Теперь мы снова одно целое.

Образ девочки растворился и осознание наполнило меня: «Мия. Душа».

Радость захватила мягкими лапками: я справилась! Прошла путь, назначенный на это земное воплощение, выполнила задачи. Теперь меня не беспокоят рамки, границы, физические ограничения. Хотелось взмыть высоко-высоко, кружиться в бессветном пространстве.

Но тут в комнату вошёл муж. Остановился на пороге, немигающим взглядом смотрел на диван.

Подбежал, схватил тело за плечи, кричал в грудь. Обнимал жену, не желая принимать очевидное. Опустив безжизненную оболочку, посеревшими глазами уставился в пол. Он словно постарел на несколько лет. На лбу залегла глубокая напряженная складка. Губы сжались в тонкую, сухую линию, их уголки опустились.

Я наблюдала сверху, но ничего не могла сделать, чтобы облегчить его страдания. Тяжесть и горечь момента утраты отчётливо помнила по своему опыту, когда ушли родители. Но сейчас добавились сочувствование и сопереживание. Именно их испытывают родственные души: когда боль другого становится твоей болью.

Потом Семёна закрутило чёрно-серой однообразной суетой, которая сопровождает похороны. Людей пришло мало, да и неудивительно: за полтора года болезни обо мне успели многие забыть.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Фарцовщик (сленг.) – человек, который занимался запрещённой в СССР покупкой/перепродажей недоступных, дефицитных товаров.