Евгений Лучинкин - Сказы Капкыдадыча

На пороге появилась баба Поля. Она была необычно нарядно одета, облик её излучал торжественное спокойствие и величественность, лишь в глазах играли искорки грусти.

– Проснулась, девонька? Пойдём-ка чаю попьём, да мне в путь пора.

Любочка быстро оделась в предчувствии непоправимой беды и, тщательно умывшись, подсела к столу. Сначала они молча пили травный чай, а потом баба Поля положила перед ней пачку каких-то бумаг.

– Теперь послушай меня, бедовая. Вот документы на квартиру. Все они переоформлены на тебя, хозяйствуй аккуратно. Первые полгода, когда знания будут находить тебя, будет трудновато, но сдюжишь. Не ты первая – не ты последняя, кто по этой дороженьке пойдёт.

Баба Поля непререкаемым жестом остановила Любочкины вопросы.

– Тай, послушай меня, объяснять боле будет некому. Остаёшься один на один с жизнью.

– Да-а, а как же знания? Кто ж мне их передаст?

Баба Поля улыбнулась одними глазами.

– Сама. Главное в твоей жизни – это отыскать ключ к сути, а он внутри тебя. Слушай себя, научайся чувствовать, что в тебе и снаружи. Так и найдёшь… Помолчи-ка.

Любочка едва справилась с замешательством, но когда унялась, то обнаружила внутри себя странное спокойствие, как будто нечто большое в ней воспринимало происходящее должным. И это большое было невозмутимо и бездонно глубоко.

– Ну, увидела себя? Вот в этом колодце всю мудрость будешь черпать. Однако не думай, что это легко. С великим трудом достаются знания жизни. Платят за них самой дорогой ценой – глупостью да невежеством. А эти подруги любят артачиться до смерти.

Любочка кивнула, и взяла в себя в руки. Но тут в голове у неё вспыхнула обжигающая мысль.

– А как же с моим ухажёром? Он же зарезать может!

– Вот это и будет твоим первым уроком.

Баба Поля на минуту задумалась, а потом, пристально посмотрев на Любу, проговорила:

– Документы на мой схорон и, где место могилы, тебе вышлют. Будешь приезжать на место, представляйся моей внучкой… Ну, с богом.

С небольшим узелком баба Поля пошла восвояси. На пороге она оглянулась.

– Сёдни перед сном попьёшь отвару, что в кринке на столе стоит, а боле ничего не пей и не кушай. Поняла?

– Поняла, баба Поля.

– Меня не провожай, до вечера у тебя работы хватит.

Когда двери за ней затворились, Люба тяжело вздохнула и впервые осенила уход человека крестным знамением. Но что её саму удивило, так это сила, заструившаяся с пальцев.

К горлу, было, подкатил комок рыданий, однако Любочка упрямо тряхнула головой, отгоняя от себя печаль, и пошла в свою комнату. Из сумки она достала одежду: тряпки заграничные да выходную обувку, какую всякими путями накупила. Разложила всё словно для последнего осмотра. Оказалось, что не было у неё ни одной вещи, чтобы нормально, по-человечески, одеться, одни пёрья яркие, мужицкое внимание завлекать. Любка безжалостно их скомкала и вынесла на помойку.

До вечера она разбиралась со своим новым хозяйством, ни о чём не думая, только одна спокойная решимость двигала ею.

Когда в окошко уже заглядывала луна, Любочка неспешно выпила из кринки ведовское зелье. Вначале в голове прояснилось, но через минуту сильно затошнило, и приступила слабость. Пришлось сразу же лечь в постель. По телу забегали мурашки, особенно в паху и бёдрах. Мелькнули испуганные мысли, что отравила её колдунья, устроив спектакль с похоронами, но мелькнули, да истаяли где-то в глубинах пробудившейся души.

Как-то разом в глазах просветлело, несмотря на ночную темень, заблазнились картины. Вот идёт Любочкин ухажёр Рустам, на улице пасмурно, и лицо у него злое, хмурое. Что-то внутри неё знает сколько времени, будто внутри будильничек тикает. Рустам идёт к дому бабы Поли, заходит в подъезд…

Незаметно эта картина перетекла в сложные узоры, которые складывались то в буквы, то в витиеватую кружевную вязь. Любочка смотрит и всё понимает, как если бы для неё раскрывались знакомые ранее знания. Она их понимает словно свои, удивляется забывчивости. Одно не ясно, почему отказалась ради каких-то глупых девических утех от таких сокровищ?

Над головой пронеслась тень, Любочка даже пригнулась.

– Не пугайся, девонька.

– Баба Поля? Где Вы? Не вижу Вас…

– Не оглядывайся, не ищи меня. Огонёчек перед собой видишь? Вот с ним и разговаривай.

– Баба Поля, так это всё наяву или я сплю?

В глубине темноты раздался ласковый смешок.

– Глупенькая! Явь да неявь бывает только для слепых, а для проснувшихся – всё едино, отделить одно от другого невозможно. Ты сейчас темноту видишь, но со временем осветишь этот мир светом своей души и ведения. Не будет для тебя препятствием ни время, ни пространство.

– Дак я чо, ясновидящей стану?

Огонёк мигнул и заискрился.

– Как глупость бабью истаешь, перегонишь её в разумение, так и станешь. То, что сейчас из тайных свитков узнала – только маленький шаг к этому. Главное – делай, трудись. Потом и кровью отработаешь доступ к безвременным источникам. Не бойся и берись за любую работу.

Любочка вздохнула.

– А куда ж деваться? Сама решилась, возврату назад нету.

Темнота как эхо откликнулась на её вздох.

– Трудно тебе станет среди людей, во тьме они рождаются, в темноте и живут. А когда ещё и в тебе тьма не изжита, вдвойне трудней. Помни, испытания ждут суровые, пройти их сможешь лишь с чистыми помыслами и лёгким сердцем.

Любочке показалось, что вокруг неё стало светлей, как будто начали различаться неясные силуэты и чьё-то тёплое дыхание. Оно манило к себе множеством знакомых ощущений. Вот-вот у Любочки растворится внутренняя заслонка и она вспомнит что-то очень для себя важное.

– Баба Поля, а где ты сейчас?

Огонёк вновь замерцал.

– Жду своего часа, когда призовут. Не забудь завтра поставить свечку перед Николаем-угодником. Сходи в церкву, там закажешь поминовение, как положено.

– Так Вы умерли?

– Ушла! Сегодня под утро.

Последние слова растаяли в бесконечности. Любочка без всякого перехода уплыла в сон и пробудилась уже с первыми лучами солнца. До обеда она сходила в церковь, поставила свечки за упокой, но батюшка без свидетельства о смерти отпевать усопшую отказался.

Дома Любочка прибралась. Когда на улице закрапал дождь, сердце сжалось от предчувствия. Всё виденное во сне сбывалось.

“Господи, – взмолилась Любочка, – не оставь меня глупую, неразумную!”

И так искренне из неё выпорхнуло умоление, что страха разом не стало.

Рустам пришёл после полудня. Он осмотрелся и, обнаружив отсутствие хозяйки, сразу взорвался грубыми ругательствами:

– Что, русская шлуха, опять гдэ-то отсасывала? Бладская харя! А ну, давай, раком становысь! Вот тут – на стол… Быстро, я сказал! …Что молчышь, простытутка ыбаная?