Наталия Рай - Иновидцы

Но говорить об этом они пока не торопились. Да и никто не торопился. Первыми рискнули Инна с Виктором, когда всё уже было вымыто и расставлено.

– Я собираюсь самой себе сделать подарок, —. Сегодня, если только ты не против, мы с тобой обо всём откровенно поговорим. И, мне кажется, ты знаешь, о чём.

– О том, что…

– Вот именно это я и имею в виду. Только не говори мне, что с тобой ничего не происходит. И, тем более, что ты умеешь с этим управляться.

Виктор не двигался.

– Не хочешь?

– Хотеть-то я хочу, но я об этом никогда ни с кем не говорил.

– Я тоже. Но я точно знаю, что ты такой же, как и я. И сильно подозреваю, что и все, кто только что был здесь, такие же. И что они тоже молчат об этом, как партизаны на допросе.

– Вполне возможно.

– О них – возможно, а о нас с тобой точно. Так что давай, наконец, поговорим об этом.

– Я не знаю, с чего начинать.

– Трусишка! Думаешь, я знаю? Но мне кажется, что начинать нужно с того дня, когда ты в себе это заметил, обнаружил.

– И кому начинать? Мне?

– Не обязательно. Настояла я, так что начать могу и я.

– Я вроде бы должен начинать первый, поскольку мужчина.

– Как хочешь. Но поговорить мы должны откровенно и подробно. И я сильно рассчитываю, что вдвоём нам удастся с этими странностями своими разобраться.

– Надеяться можно. А получится то, что получится.

– Начинай.

И Виктор начал.

– Когда мне было 13 лет, умер отец. Инфаркт. Просто не проснулся. А когда его хоронили, я увидел большую, размером с ворону, бабочку – таких ведь не бывает – белую с коричневыми разводами. И больше никто этой бабочки не видел. А она вернулась со мной домой. А потом я ещё много дней видел отца – его душу, потому что цвета она была такого же, как та бабочка.

И я мог видеть его много позже, когда сильно доставала жизнь. В лице окружающих и в виде ситуаций. Потому что мать явно… – он затруднился со словом – сильно изменилась. Ну то есть перестала заниматься домом. И мной. Еда была, всё нужное было, матери вот только не было.

А потом я стал видеть и других людей. Явно тоже умерших. Через некоторое время я научился слышать, что они мне говорят. И я, грубо говоря, превратился в спасателя. Эти люди вели меня к своим родственникам или друзьям, попавших в неприятности. И я их выручал. А когда первый раз к ним приближался, сверкала молния и указывала мне на того, кому следовало помочь.

Когда я тебя увидел, молния тоже свернула. Вот только до этого я не видел никого. В смысле – из твоих умерших родственников. И не понимал, нужно ли тебе помогать, а если да, то в чём. Я всё старался увидеть того, кто устроил нашу встречу, но так и не увидел пока. Так что сама говори, какие у тебя неприятности и в чём тебе помочь.

– У меня нет никаких неприятностей, честное слово! Если только не считать неприятностью такую же способность видеть иной мир.

– А у тебя она откуда?

– А я в детстве тонула. Я плаваю, как лягушка – в любой воде и любое время. А один раз у меня неожиданно ноги свело. Не знаю, почему – вода была, как парное молоко. Свело настолько мощно, что я стала тонуть. И словно онемела при этом – рядом со мной лодка была с родными, а я не могла звука произнести.

За мной никто не наблюдал – все же знали, что вода моя стихия. Так что, когда обнаружили моё исчезновение, я уже была у самого дна. А там метров пять глубина. Ну бросились, вытащили, но, видимо, всё-таки что-то произошло. Потому что я прямо на дне этом увидела кучу народа: не тела, нет, а души тех, кто здесь тонул. А так дно было чистое – песок, немного травы и рыбы.

Вот с тех пор и вижу. Не всегда, не постоянно. А тоже – словно разряд тока или невидимая молния: встряхивает и я вдруг вижу что-то или кого-то. И мгновенно понимаю, зачем и что делать нужно.

– И делаешь?

– Конечно.

***

Жара в городе стояла, как в Сахаре. Асфальт плавился прямо на глазах. На него даже наступать было страшно, того и гляди нога уйдёт до самой щебёнки. Павел, конечно, понимал, что в желании выпить холодного пива есть определённая опасность: после того, как промочишь горло приятной прохладой, стоит снова выйти в этот ад, может развезти хуже, чем после литра водки. Но соблазн прополоскать холодным глотку был чересчур велик. И он не устоял, плюнул на подходящий троллейбус и понёсся через улицу в ярко раскрашенный павильон. Пить хотелось не только ему, конечно: народу было, как в транспорте в час пик. Конечно, все бокалы были на руках, ждать пустого было нестерпимо долго и он сбегал в продуктовый напротив, купил литровую банку сока, попросил её тут же открыть, немного выпил, остальное вылил – не сок, а только что вскипевший компот! – и вернулся в кафе-автомат. Своя посуда давала право торчать в кафе хоть до закрытия.

С полной пива банкой Павел прижался к подоконнику, попросив подвинуться долговязого мужика. У того тара тоже была оригинальная – молочный пакет, но зато была таранка и Павел уже собирался попросить хоть хвостик. Парень понял сам и сунул одну.

– На, не страдай.

Надо было хоть познакомиться.

– Павел.

– Славик.

– Где взял такую рыбку?

– Места надо знать.

– А всё-таки?

Разговор, начатый с такой интересной темы, да под такое сопровождение, скоро заглохнуть не может. Они делали уже по третьему заходу, когда в кафе вошла женщина и стала искать кого-то глазами. И нашла этого кого-то прямо у Павла за спиной.

– Юра, Юра, пойдём, а?

– Сейчас, Галочка, сейчас.

Славик, заинтересовавшись, кто это там такой покорный, заглянув Павлу за спину. Мужик был явно алкоголиком с большим стажем. И вряд ли он мог уйти именно сейчас: его бокал был почти полон. Но не столько это было важным: мужик накачался уже под самый кадык и вряд ли способен был пройти хотя бы сто метров. Ляжет ведь у первой же стены.

Павел и Славик переглянулись, кивнули друг другу. Пододвинулись к покорному:

– Тебя как зовут, а?

– Юра. Юрий Петрович.

– Я – Павел. Это – Славик. Давай-ка, Юра, потихоньку домой потопаем. Видишь, жена волнуется.

Юра преспокойно оставил почти полную кружку и безропотно дал себя увести. Женщина шла, вернее, постоянно забегала чуть вперёд, со стороны Славика, постоянно благодарила, выискивая всё новые речевые обороты и между благодарностями уверяла:

– Нам недалеко, медленным шагом всего минут пять. Спасибо вам, ребята.

– Да не стоит, пустяки, с кем не бывает.

– Меня зовут Галя.

– Каждый может слегка перебрать. Ты, Галя, главное, не считай нас героями, – это вступил Павел, не назвавший, как и Славик своего имени: знакомиться они нужным не посчитали – простая мужская солидарность. – С нами это бывает, что перехватишь малость. Ерунда.

Юра увядал на глазах, примерно на тридцатом метре ноги его прекратили движение и ребята сдвинулись теснее, перехватили руки Юры себе на плечи и накрест ухватились за Юрин ремень: ногами перебирать он был уже не в состоянии. Но со стороны всё выглядело почти прилично: трое великих друзей идут себе в обнимку. Кто там станет обращать внимание, все ли трое переступают ногами, до чужих ли тут ног, когда свои то заплетаются, то тонут в вязком расплавившемся асфальте.