Андрей Кокоулин - Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести

– Не супер, – вздохнула Настя, глядя в серые глаза добровольного помощника. – А чего так?

– Молодой был, дурак. Я из пригорода, из Грачей, ну, то есть, из Грачево, это севернее, голова пустая, заняться нечем…

– А сейчас?

– Ну, сейчас! Повзрослел. Да и научили.

На третьем этаже Юрчик привалился к стене и тяжело выдохнул. Искоса присматривая за ним, Настя нащупала в узеньком внутреннем кармане ключи от квартиры.

– Так чай-то будешь?

Юрчик кивнул.

– Если можно.

Замок щелкнул. Настя распахнула квартирную дверь.

– Проходи. Кухня налево, кочаны можешь на подоконник свалить.

– Ага.

Юрчик прошел в квартиру, зыркая глазами по сторонам, оценивая обстановку, но на краю застеленного в прихожей коврика замер.

– Обувь снимать?

Это Насте тоже понравилось. При всей рыжей наглости и развязности – неожиданные такт и внимание к вещам, которые с мужской стороны можно было с легкостью проигнорировать. Подумаешь, полы мытые.

– Лучше снять, – сказала она.

– Надеюсь, у тебя нет негатива к дырявым носкам, – сказал Юрчик, без стеснения скидывая ботинки.

Носки у него были синие, а дыра на левом отрывалась круглым окном в мир розовой пятки.

Почему-то раньше Настя полагала, что достаточно ей увидеть на человеке дырявые носки, и все, общаться с таким человеком она уже не сможет. Или, во всяком случае, будет не в состоянии серьезно воспринимать его как мужчину.

Но оказалось вдруг, что к Юрчику это не относится. Юрчик как-то с дырявыми носками гармонизировал. Подумать, чужой мужик, оставляя мокрые следки, с дырой в носке, шлепает на твою кухню, грохочет там – бум! бум! – кочанами, а у тебя – никакого неприятия, улыбка гуляет по губам.

Дурочка, чего уж.

Пока Юрчик разбирался с капустой, Настя успела снять плащик и посмотреться в зеркало. Поправила юбку, блузку. О том, чтобы определить в холодильник треску и куриные головы, как-то и мысли не было. Что уж говорить о молоке с маслом! Главное, что тушь нигде не потекла, губы не потрескались, а волосы – не вороньим гнездом.

– Ну, что? – сказал, появляясь, Юрчик. – Я свою работу выполнил. Обещание по чаю еще в силе?

– В силе, – кивнула Настя.

Наглый Юрчик широко улыбнулся и неожиданно оказался рядом. Свет лампочки что-то странное, магнетическое делал с его лицом, тонкими губами, притягивая к ним взгляд. Настя почувствовала руку у между себя ног, оглаживающую, продавливающуюся в тело сквозь слой ткани.

– Нравится? – спросил Юрчик.

Потом был поцелуй.

Если бы изо рта у Юрчика плохо пахло, гнилью, сигаретами, тут бы все и кончилось. Настя себя знала. Не пересилила бы, передернулась от отвращения и выставила за порог без чая и сладкого. Только вот поцелуй получился с запахом кофе и халвы. Горький и маслянисто-сладкий одновременно. Или ей так показалось? Рецепторный, вкусовой казус. Ах, когда у тебя полтора года отсутствует мужчина, было бы на что обращать внимание! В общем, так и познакомились.

А кровать у меня – здесь.

Чай, кстати, тоже был. Но позже.

Планида дала знать о себе на исходе месяца совместной жизни.

Юрчик переехал к Насте через день, взяв сутки на улаживание каких-то непонятных, до конца не объясненных дел. Пожиток у него было немного. Большинство вещей уместилось в небольшой туристический рюкзак. А те, что не влезли в рюкзак, втиснулись в спортивную сумку. Отдельным багажом шла гитара. Судя по облезшему лаку и множеству царапин и нашлепок, инструмент находился в почтенном возрасте. Играть на нем Юрчик сердито отказался. Сказал: «Память», и все. Гитаре определили место в кладовке, чтоб не мозолила глаза, накрыли фуфайкой.

А так…

Хорошо было. И в бытовом, и в сексуальном плане. Жили ладно. Юрчик подвизался на рынке разнорабочим. Где грузчиком позовут, где за продавца смену отстоит. Часто на овощебазы ездил и в колхоз «Новатор». Приходил грязнющий, усталый, показывал: «Вот такие залежи раскапывал». Друзей-приятелей не водил, пил редко, обычно ограничиваясь бутылочкой крепкого пива после рабочего дня.

Денег, конечно, не много зарабатывал, но без подарка к своей женщине не приходил. То тюльпан принесет, то бумажный пакет, внутри которого бугрится здоровущая кисть черного, сладкого до невозможности винограда, то колечко подарит, серебряное. А и обнимет, тычась носом в щеку: «Люблю тебя, Настька», тоже хорошо.

Ну, хождение в дырявых носках Настя только прекратила.

А еще Юрчику можно было выговорится. Лежишь – головой у него на груди, а ногами на диванном валике-подлокотнике – и все, что на душе за день накипело, ему высказываешь. Про дурную соседку, про едва не подвернутую ногу, про Светлану Леонидовну и Ирину Макаровну, не объясняя, кто они такие, про новенькие «лексусы» на стоянке перед администрацией, про перерасчеты и кривые формы, про то, что устала, как собака, которую погладить некому.

У Юрчика как-то удивительно вовремя получалось ее остановить, пока она не расстроилась, не разозлилась, не накрутила сама себя. Была это природная чуткость или же Насте просто хотелось так думать, но Юрчик прижимал ей палец к губам, опускался рыжим солнцем, а вторая рука его пробиралась по Настиному животу в очень интересное место. Нет, правда, какие уж тут разговоры?

А в конце марта Юрчик на день пропал. Хлоп! – и нет его. Ни записки, ни звонка. Сам на вызовы не отвечал, смс-ки проваливались будто в бездну. Безответную. Самое главное, утром все было как обычно, завтрак, короткий поцелуй, ну, я пошел. Сердце даже не тренькнуло беспокойством.

А с обеда позвонила – не отвечает. Домой пошла через рынок – никто Юрчика не видел. В квартире – пустота. Полночи Настя маялась, глотала кофе, и в голове ее одна страшная мысль заволакивала другую.

– Юрчик, Юрчик, – безотчетно шептала она.

Одно время ей казалось – он сломал ногу. Телефон разбился при падении, от боли Юрчик потерял сознание, и его увезли в одну из больниц. Потом она вдруг решила, что его сбила машина. Такие случаи происходят сплошь да рядом! Сел пьяный урод за руль и покатил, не видя дороги.

Настя даже на мгновение увидела Юрчика на грязной обочине, в каких-то кустах, в штанах, в куртке, изломанного, примявшего собой ветку. Ветерок ерошил рыжие волосы, рядом темнел осколок бампера. О, Господи! Дрожащими пальцами она принялась набирать номер «скорой помощи», чтобы бригада врачей выехала по неизвестному адресу. Настя так и хотела сказать: «Где-то человек… на обочине… Мой Юрчик!». Но новая мысль, еще более жуткая, заставила ее выронить телефон на пол.

Его убили!

Он же сидел. Его нашли на рынке старые дружки, потянули за собой. Какие у них могут быть интересы? Ограбить, убить кого-нибудь. А Юрчик сопротивлялся, говорил, что оставил все в прошлом. Они: да-да, конечно, но увидели, что серьезно все, и ножичком его – в бок. У Насти потемнело в глазах. Она представила, как Юрчик, зажимая рану руками, где-то в кривом переулке сползает вниз по стене.