Ираида Дудко - Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 4. Детство и юность Ираиды Глава 3

Погуляла по рассветному городу, а потом пошла в общежитие. Легла на койку и ревела, ревела. Ревела от злости на себя, на Анатолия. Много лет спустя я, вспоминая этот момент, думала, а он-то что же, не нашел подход, не уговаривал, а полез, как грубый мужик.

Двое суток я провалялась, не вставая с постели, а потом поехала домой. Мне не хотелось выглядеть брошенной, как мог кто-нибудь подумать.

Основная моя версия была та, что, пока я летом была на практике, в Шатуре, он изменил мне с другой. Интересно, что он ни разу больше не оправдывался, всё воспринимал молча, как мудрый и умный человек.

Приехав в Шатуру, я написала ему письмо, и в то же время почувствовала облегчение, что вся история и выдумка с замужеством приближается к концу.

Кстати, когда я в очередной раз, перед сдачей крови пришла к гинекологу, она, запомнив меня, спросила – «Ну, а теперь куда? На кресло или на кушетку?» я говорю – «Да у меня было всего один раз»… Она засмеялась, а потом сказала – «Поздравляю, Вы стали женщиной»…

3.08.56 г.

Я только сейчас тебе звонила. Нового я тебе не скажу ничего. О нашем разрыве дома знают.

Первое, что я хотела сделать после телефонного разговора – выпить мышьяк, но ты был прав, я оказалась благоразумнее, и что я сделала – рассказала всё дома.

Этим письмом я не унижаю себя, т. к. я жена, а жена имеет право даже на унижения, тем более, что я во многом виновата сама.

Я постараюсь кратко обо всём. Я люблю тебя, и ты этому веришь. Где бы я ни была, напиши, если передумаешь, и я сейчас же приеду. Если бы ты сейчас сказал хоть слово, я бы осталась. Я навсегда твоя. Помни это.

Но сейчас обещаю, что больше надоедать тебе своей любовью не буду. Ты сам хотел, чтобы мы остались друзьями.

Если ты не против, так давай переписываться, как друзья и только. Это будут не надоедливые письма, нет. Понимаешь, ведь не настолько я тебе внушила отвращение к себе, чтобы тебе была противной даже наша дружба и переписка. Если я, действительно, сильно виновата, прости меня, и, если не возможно вернуть прошедшее, не будем больше возвращаться к нему. Это слишком больно. Слишком.

Писать можешь мне всё, как другу, ведь, ты веришь в меня, как в друга, правда?

Если у тебя будут сомнения, вопросы, напиши, я, может быть, смогу дать тебе совет? А теперь всё. Я своим хладнокровием заставила примириться с случившимся.

С этой минуты мы только друзья.

Прощай, мой любимый, дорогой Толечек.

Толя больше мне не отвечал на мои глупые послания о дружбе. От него пришло лишь коротенькое письмо.

Необходимо расписку о получении повестки вернуть в 4-ый участок не ранее 14–15 числа.

Со своей стороны прошу тебя о встрече 15-го, чтобы договориться о наиболее эффективной развязке.

А в следующем письме была повестка в суд.

Вручается под расписку_______________________________

МОСКОВСКИЙ ОБЛАСТНОЙ СУД

Шатура, Советская ул. Дом 3, кв. 2

Гейбер И. В.

Вызывает Вас в качестве ответчика

В 10 час. 18.08.56 г.

По делу О РАЗВОДЕ

Суд прошел спокойно, быстро. Меня спросили о причине. Я сказала, что когда я уезжала в Шатуру, Толя сблизился с другой девушкой и мы решили расстаться.

Толя сказал, что поскольку мы не начали жить совместно, он не хочет оправдываться, и согласен на развод. Мы вышли из суда и разошлись в разные стороны навсегда.

Мне не хотелось выглядеть свиньёй перед его родными, и я написала письмо его сестрёнке Вале. Она была потрясена случившимся и у меня сохранились два её письма.

20.08.56.

Твоё второе письмо задержалось, и я ответила на Пищалкино, а теперь спешу ответить на твоё второе письмо.

Я могу сказать обо всём, что произошло, только одно: всё это чепуха.

Просто Тольке надоело без конца тебя упрашивать, а его мужское самолюбие, безусловно, страдало от того, что его собственная жена не хочет уступить ему в столь важном вопросе жизни, и он решил клин вышибить клином. То есть проучить тебя. Это моё предположение, но оно весьма правдоподобно, и отчаиваться совершенно не от чего. У страха глаза велики.

А ты ведёшь себя молодцом, и так и держись, как ты думаешь. А Толька совершенный дурак, чтобы не любя жениться, а через месяца требовать развода. Помяни моё слово, всё будет хорошо, тем более, что надо принять во внимание, ты порядком его извела своим упрямством. Что бы там ни было, что бы он тебе не говорил, я глубоко верю в то, что в нём бродит оскорблённое мужское самолюбие. И я просто жалею, что ты не уехала в Пищалкино. Вдалеке друг от друга вы одумались бы оба – ты от отчаяния, он от дури. В любом случае поводов в злоупотреблении мышьяком и для страха я не вижу. Хочу верить, что возьмёшь. себя в руки. Прошу тебя, держись так же уверенно, как и раньше, и всё будет в порядке. Выше голову.

Я не знаю, чем можно утешить тебя, не знаю, что тебе посоветовать в создавшемся положении, а дружба без возможности помочь – это не дружба.

Но, в любом случае, где бы далеко я не была, ты можешь рассчитывать на самое тёплое сочувствие и глубокое понимание.

Мне очень тяжело, что Толька оказался подлецом, что так странно мог поступить с тобой и со всеми нами. Я просто не могу до сих пор понять, что же толкнуло его на женитьбу, а потом на развод, если он не любил. Всё это мне казалось затянувшейся и глупой шуткой.

Но твоё последнее письмо не оставило сомнений. Если бы я была на твоём месте, отчаяние моё было бы так же велико. Но, Ирочка, нет безвыходных положений, как нет в жизни одного сплошного несчастья. Ты помни об этом даже в самые чёрные дни. И помни, что на свете много хороших людей. Что, если один негодяй сумел испортить тебе мнение о них, то всё равно верь, что хороших людей значительно больше.

Здесь, вдалеке, я не нахожу себе места, потому что, всё время помню об этой об катастрофе дома.

Если бы были крылья, прилетела бы. Но вряд ли сумела изменить что-нибудь. После твоего первого письма я поняла, что мама сляжет от всего этого. Подлец он, даже о матери не подумал.

Я только не могу понять одного – откуда такая пропасть эгоизма у него? До свидания, Ира, и помни, что моя рука – рука друга.

Так окончилась моя история с замужеством.

Когда мы виделись с Толей в последний раз, я отдала ему все его письма (предварительно переписав себе на память), а он мне вернул мои. Таким образом, мне удалось здесь привести всю нашу, не очень большую, переписку.

В настоящее время, муж Стэллы – Саша часто шутит по поводу того, что некоторые поступки мои напоминают еврейские. Он так и говорит, после каких-нибудь наших шуточек или поступков – «А ещё говорите, что вы не евреи».