Константин Игнатов - Клетка теснее грудной

– Смотри, какой красавец! Красавец же, – обратилась она к Кире.

Та посмотрела в сторону, откуда не сводила глаз Офа, но тут же отвернулась и потребовала:

– Не смотри, не смотри на него!

Мужчина отвлекся и, развернувшись в своем кресле, посмотрел на вновь прибывших. Правильные черты юного лица, по-мальчишески симпатичного и приятного, были беспощадно изуродованы широченной фальшивой улыбкой, натянутой как струна между уголками губ. Этот напускной оскал не был сиюминутным проявлением эмоций, а лишь естественной и неотъемлемой частью выражения лица каждого работника комитета: вон невдалеке прошла женщина, повернулась к группе приезжих, и ее лицо показалось лягушечьим из-за растянутых до ушей губ, за ней побежал какой-то маленький мальчик с точно такой же улыбкой, присущей здесь абсолютно всем.

Старик остановился и повернулся к группе. Он молча постоял пару минут, пригладил рукой брови, а затем глухим скрипучим голосом произнес:

– Женская комната направо, мужская налево. Пожалуйста, пройдите туда, вам необходимо сдать тесты на генетические, аллергические и прочие заболевания, а затем пройти процедуру освидетельствования. Встретимся после.

Договорив, он быстро зашагал прочь по коридору. Офа ненадолго замерла в растерянности, но затем, схватив руку Киры, направилась в комнату, более похожую на лабиринт. По всему периметру стояли стеклянные шкафчики, внутри каждого виднелась лишь маленькая полка посередине, да еще одна, на которой лежала тоненькая игла. Офа подошла к первой попавшейся дверце, внимательно осмотрела ее и резко дернула за ручку. Дверца не поддалась. Офа дернула еще раз, не получилось.

– Да, что же это такое? – возмутилась она. – Может, надо надавить? Кира, помоги мне! Ну же, брось чемоданы!

– Не надо давить, – послышался чей-то очень нежный голос из-за спины. – Приложите палец к замку, среагирует на отпечаток.

Офа обернулась и увидела маленькую девушку азиатской внешности, с крохотным носиком и выступающим над ним лбом.

– Простите, я тут работаю, – смущенно залепетала девушка на ломаном русском, – я помогаю, помогаю приезжим. Вы не пугайтесь. Если нужно, кладите вещи в шкаф, и возьмите иголочку, надо пальчик проколоть, а затем вернуть иглу на место. Если вы очень устали с дороги, за поворотом есть душевая.

Кира прищурилась, все здесь казалось ей невозможным, но если предположить, что это лишь сон, коим она, в отличие от Бульбулитко, управлять не могла, то лучше подчиняться появляющимся в нем персонажам. Кира открыла дверцу и достала иголку, а Офа все еще смотрела на девушку, стесняясь. Повисла неловкая пауза.

– Что же это у вас за реальность такая, неужели все должны быть одинаковыми? – наконец задала вопрос Кира.

– Реальность? – переспросила азиатка. – Что такое реальность? Ну вообще-то ее нет, никто не знает, как она на самом деле выглядит. Вы ее ощущаете своими органами чувств, и она существует только для вас. Вот глаза говорят вам, что в городе все одинаково, но, если приглядеться, можно заметить целую кучу разных оттенков, – девушка все так же поддельно широко улыбнулась и, сделав пару шагов назад, скрылась за поворотом.

К этому времени Офа уже успела проколоть палец, немного сконфузившись при виде капельки крови, пренебрежительно бросила иглу обратно на полку, а затем поспешила искать путь к выходу, который, впрочем, оказался совсем коротким – следующая дверь налево, и женщины очутились в просторном зале с прямоугольными колоннами. В центре стоял стол, за ним сидела солидного вида дама с недовольным лицом и через силу растянутыми в непроизвольно-гадкой улыбке губами. Вокруг нее ровными стопками были сложены целые горы папок и бумаг, лежали ручки, карандаши, очки, скрепки – в этом канцелярском беззаконии она была похожа на маленькую мышь, пойманную в капкан ночного шороха. К столу через весь зал тянулась цепочка людей, пойманных в разных концах города, в глазах каждого читались неподдельные страх и растерянность, дополненные невольными мыслями о чувстве удушья. Очередь двигалась крайне медленно, где-то наверху играла скрипка и пел мужской бархатистый голос, сердца бешено стучали.

– Следующий! – пронзительно крикнула женщина за столиком, хотя казалось, что она может только пищать.

Офа с Кирой нерешительно взяли чемоданы и быстро подошли.

Сотрудница комитета бросила на них тяжелый взгляд, в ее нарочито прищуренных глазах будто бы отражалась напряженная тревога, смешанная с горьким привкусом человеческих потерь.

– Ваши имена? – отчеканила она командным тоном, пристально всматриваясь в женщин.

Кира взглянула на Офу, та замялась, но ответила за двоих.

– Цель визита? – вопрос прозвучал как выстрел.

– Мы приехали к родственникам, вот у нее здесь муж работу нашел. Работу, понимаете? – испуганно проговорила Офа, слегка закатив глаза.

– Кем работает муж? – сухо спросила женщина, повернувшись к Кире.

Та, опустив глаза и будто бы немного стыдясь, ответила:

– Говорит, что чиновник.

Женщина отвела взгляд в сторону, с ее лица исчезла маска сосредоточенности, на секунду показалось, что промелькнула тень сочувствия.

– Повернитесь ко мне спиной, – спокойно сказала она, – я поставлю штамп города, после чего вас отвезут домой. Она достала из ящика большую печать, которая слегка светилась синим, и приложила ее к шеям женщин, оставив на них еле заметный след.

– Добро пожаловать в Москву, – она снова улыбнулась.

На выходе из здания уже ждала просторная черная машина, отлакированная и с удобными сиденьями внутри. Возле стоял совсем молодой мужчина с невыносимо печальными серыми глазами и чуть заметной щетиной на лице. Он галантно усадил женщин в салон и тронулся с места, адрес он откуда-то знал.

Опять замелькали улицы, глупые в своем одиноком унынии. Они словно утопали в пространстве, путаясь в собственных тенях. И вновь неуклюжими синими бусинками рассыпались по проспектам люди, замелькали одинаковые рисунки и витрины, деревья и клумбы. Кира устало бросила взгляд на толпу и тут же отвернулась. Офа, не отвлекаясь, смотрела в лобовое зеркало, где иногда на поворотах отражалось скуластое лицо юноши-водителя. И опять захотелось любить, очаровываться, пронзать себя насквозь, кидать восхищенные взгляды над пропастью и знать, что больше эту пропасть ничто никогда не преодолеет. Захотелось дышать осенью и забыть, что эта осень мелькает где-то за окном среди серых бетонных блоков.

Офа подкрасила губки алой помадой, которая была ей очень к лицу. Она обожала красивых мужчин и не стеснялась это демонстрировать. Бывают разные люди: умные, но некрасивые, красивые, но глупые, бывают наделенные и умом, и красотой, либо лишенные и того, и другого. А есть такие, как Офа, у которых красота тесно граничит с пошлостью. Медового цвета кожа на хрупких плечах, четко очерченная талия, змеиная грация, изящные округлости женских прелестей – та фигура, что всегда противоречива. Все эти плечи, формы – Офа не умела их скрывать, и при этом, обладая такими необыкновенными данными, она не казалась мужчинам столь уж привлекательной. Странные фразы, полуобнаженная грудь, хищнические повадки и взгляды – все это мешало и заставляло пошлость одерживать верх над естественной природной красотой. А самое неприятное, что это понимали все, кроме нее самой.