Мария Хлебникова - Собрание ощущений

© Мария Львовна Хлебникова, 2020

ISBN 978-5-4498-9486-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы все ищем ощущений. Не денег, а ощущения независимости. Не власти, а ощущения своей значимости. Не еды, а ощущения вкуса и сытости. Не автомобиля, а ощущения скорости и ветра в волосах. Мы – ловцы ощущений. И только земная жизнь может их нам подарить. По крайне мере, об этом мы знаем наверняка.

Деревья стояли уютные, причудливые, словно состарившиеся стражники, которые насквозь проткнули небо своими макушками-копьями. Тонкие опавшие листочки замирали под ногами, и в воздухе царила та невыносимая атмосфера прощания, которая бывает только в начале осени. Лика загребала листву ботинками, размышляя о том, что начался обратный отсчет. Меньше чем через год ее отправят в Большой Город.

Великолепие юности тускнеет, когда перед тобой стоит задача задач – поступить. Для Лики это была консерватория.

Когда-то с подачи мамы и благодаря ее безграничному терпению Лика окончила музыкальную школу. Однако, имея абсолютный слух, анатомически идеально сложенную кисть и явные способности к исполнительству, Лика была совершенно равнодушна к профессии музыканта. Постановку пальцев, гаммы и гармонии, читку с листа и утомительную музлитературу иначе как «нудизмом» она не называла. Музыка должна литься сама собой, без потуг, иначе она становится ремесленничеством. Теряет свою «волшебность», рассуждала Лика. Но девочка очень любила маму и хотела, чтобы та ею гордилась. А потому принесла диплом с отличием. Ведь умные дети часто стремятся реализовать родительские мечты.

В школе Лика также училась блестяще. Без ночных посиделок за алгеброй и убийственной зубрежки. Честолюбивая мама, конечно же, и здесь ждала «красного» аттестата…

Родители ушли, так и не встретив Ликино восемнадцатилетие. Папа, летчик-испытатель, большой, добрый и всегда улыбающийся, погиб во время тестирования нового военно-спасательного костюма, не успев катапультироваться из горящей машины. Его останки так и не были найдены.

Мама, без памяти любившая отца и лишенная возможности даже оплакать его тело, из нежной интеллигентной женщины превратилась в полоумную старуху Гудулу. Спустя полгода после смерти мужа она сгорела от рака, словно пораженная ядовитой стрелой. Ее когда-то мягкие каштановые волосы превратились в седые космы, которые влажными патлами падали на лицо. Сухие пальцы то и дело сжимали простыню, перенося туда нестерпимую боль всего тела. Каждый день Лика молча садилась рядом с мамой и только и делала, что монотонно, но в то же время мягко и участливо гладила ее руки и лоб. Не было слышно просьб. Не было даже стонов. Лишь иногда едва шевелились спекшиеся губы: мама молилась.

Слава Богу, все медицинские манипуляции совершали медсестры. Тогда Лика еще не задумывалась, что великая сила денег уберегала ее от страшной и истощающей необходимости быть сиделкой.

Девушка понимала, что скоро ее опять лишат самого дорого. Отрубят второе крыло. И в память о самых главных в жизни людях останется только черно-лаковое пианино, да огромный, звонко-пустой, на века построенный дом.

«Мама, я знаю, ты слышишь меня, – говорила она про себя, прогуливаясь мимо серого озера с флегматичными утками, – Мне очень тебя не хватает. Твоего мягкого взгляда, ласкового и такого теплого объятия, запаха твоей малиновой шали, которую ты любила накидывать на террасе тихим вечером, твоего певучего голоса. Не хватает твоих прикосновений…».

За неделю до ухода больной стало легче, она даже принялась шутить и взяла с Лики слово, что та непременно будет поступать в консерваторию. Лика не верила своим глазам: мама ожила! Такая вот улыбка смерти.

– Ликуша, солнышко, ты у меня самая лучшая, – мама погладила Лику дрожащей холодной рукой, – Не каждой матери Господь дает такое прекрасное, неземное дитя.

Лика и вправду была очаровательна. Белоснежная кожа с легким оттенком розовой пудры, несколько крапинок-веснушек, разбросанных по переносице, волнистые русые волосы точь-в-точь с тем же медно-золотистым отливом, как у отца; стройная, хрупкая фигурка, в которой угадывалась будущая стать. И глаза. Невероятно пронзительные, голубые, умеющие быть приветливыми, как летнее утро, и холодными, как ноябрьский дождь. В них читалась редкая глубина мысли, которую у современных барышень уже и не встретишь.

– Я знаю, что ты не любишь играть. Но петь-то, петь-то обожаешь! И голос у тебя приятный. Не хочешь поступать на вокальное?

– Мам, да там столько желающих! Я и не пела никогда профессионально.

Мама улыбнулась.

– Через месяц к нам приедет музыкант. Сейчас он зарабатывает тем, что дает частные уроки и готовит к поступлению в консерваторию. Слышала, правда, что он жуткий зануда, зато его ученики показывают блестящие результаты на экзаменах.

– Мамочка! Ну, ты даешь! Где ты его нашла?

– Это все тетя Люда, ей спасибо. Вчера говорили с ней по телефону, она спрашивала про тебя. И как раз предложила этого человека в учителя, чтобы ты гарантированно поступила.

У Лики внутри все перевернулось. Тетя Люда. Люсинда. Та еще скотина. Кандидатуру она нашла! Всю жизнь ненавидела маму за ее счастье. За помощь, которую мать постоянно оказывала ее бестолковой семье. При редких встречах Люсинда делала умильное лицо, изображающее безграничную любовь и преданность, только сталь в глазах выдавала ее с потрохами. А теперь эта падальщица понимает, что маме осталось немного. И роскошный дом, построенный «от и до» ликиным папой, надо как-то прибирать к рукам. Но Лика портит весь пейзаж. Поэтому надо приложить максимум усилий, чтобы сплавить ее лет на пять. А после она и сама возвращаться не захочет…

Она обняла маму так крепко, как делала это когда-то давным-давно, в безоблачном детстве, в минуты особой радости или, наоборот, больших детских переживаний. Лика нутром почувствовала, что эти объятия – последние.

– Опять мутит. Температура что ли… Дочь, иди пока…

***

Флегматичные утки поплыли в обратную сторону. Лику затрясло от холода и слез. И беспомощности.

Но вот кто-то нежно и заботливо погладил её по волосам теплой ладошкой. Из рюкзака высунулась маленькая мохнатая голова, источавшая потрясающий аромат.

– Нянюшка, ты опять взяла мою туалетную воду?! – улыбнулась Лика.

От слез она становилась жалкой. Как, впрочем, и все девушки. Только в модном журнале можно увидеть слезу, проторившую идеально ровную дорожку на идеально ровной щеке, и при этом лицо плачущей сияет как после органической маски с каким-нибудь «маслом ши». В жизни все иначе: опухшие нос и губы, красные пятна по всему лбу, черные разводы под глазами.