Пётр Васильев - Тайна речки Безымянной

«Но без геройства, орлы», – добавил он. Пилот пожал мою руку, надолго задержав её в своей руке. И тут же добавил: «Выходить до места сбора групп, который указан на карте, будете пешком, там вертолётная площадка, откуда вас заберут вертолётом. В каждой группе есть радист с переносной рацией, так что связь будете поддерживать и между собой, и с базой. Парашюты и всё лишнее придётся бросить, так как идти до места сбора будет далековато». Он не уточнил сколько, но я понял, что идти по тайге нам придётся не менее 100 километров. Вдруг по рации поступила команда на взлёт, и пилот Миша скомандовал первой группе парашютистов занять свои места в самолёте. Парашютисты нехотя встали с травы взлётного поля и выстроились в одну шеренгу, затем по Мишкиной команде повернулись направо и друг за другом, увешанные парашютами и рюкзаками, направились к самолёту. Рассевшись по своим местам в самолёте, парашютисты притихли, ожидая взлёта. Пилот Миша осмотрел парашютистов и остался ими доволен. Ребята были крепкие, выносливые и почти все служили в десанте, но на пожары летали только второй сезон. Да и между десантированием на поле и на горящую тайгу большая разница.

– Ну что, орлы, к подвигу все готовы? – спросил, улыбаясь, Мишка. И, не получив ответа, добавил: – Ну, если к подвигу все готовы, тогда летим совершать подвиг.

И, забросив ступеньку в самолёт, он закрыл входную дверь. Пилот Гриша завёл мотор, прогрел его и выехал на взлётно-посадочную полосу для взлёта, развернулся на ней и, добавив газ, с небольшой пробежки взлетел над полосой. Перелетев через Ангару, он направил самолёт на северо-восток, в сторону Якутии. Ещё на аэродроме я услышал, как пилот Гриша ругался с диспетчером, который предлагал сделать сегодня два вылета, то есть забросить ещё одну группу парашютистов хотя бы на ближний очаг. Но Гриша сказал, что лететь до последнего очага далеко – это почти до границы с Якутией. А это два часа полёта в один конец и назад столько же. Поэтому они не успеют сегодня забросить вторую группу парашютистов даже на ближний очаг. А сбрасывать их ночью опасно, хотя ночи и светлые в это время года, но всё равно прыгать на горящий лес опасно. Мы летели над тайгой уже около часа, но намёков на пожар не было, внизу под нами от самой Ангары проплывала голубая тайга. Я посмотрел через иллюминатор вниз на тайгу. Тайга шла на сотни километров во все стороны света. Вырубов сосновых боров тогда ещё не было, потому что в первую очередь их осваивали химлесхозы, подсачивая сосны по 5—7 лет и добывая из них живицу, сосновую смолу, которая в то время считалась стратегическим сырьём. И только после подсочки лес вырубался леспромхозами. Да и девать его некуда было, так как Усть-Илимский ЛПК только строился, а возить на Братский ЛПК было далеко – 250 км в один конец. Но возили и туда, только с тех делян, на которых уже отработали химлесхозы по 7 лет. Эти леспромхозы находились по трассе между Братском и ещё только строящимся Усть-Илимском, в посёлках Седаново и Эдучанка. Вот поэтому тайга внизу казалась голубой, а таёжные речки, впадающие в Ангару, выделялись на фоне голубой сосновой тайги темнохвойными деревьями, росшими по берегам речек. И каждый раз, поднимаясь на самолёте в небо, я любовался тайгой, потому что до Восточной Сибири я не видел такой тайги, так как родился и вырос в Семипалатинске, а там степь да пески кругом. Да и многие парашютисты тоже были из степных районов, поэтому они любовались тайгой не меньше меня, не отрываясь от иллюминаторов самолёта. А один парашютист был даже из Туркмении, так тот восхищался тайгой как ребёнок, показывая соседу пальцем вниз, и восхищённо стучал его по плечу рукой, а тот только улыбался, глядя в иллюминатор. И, когда ребята летали тушить тайгу, делали свою работу на совесть, часто рискуя жизнью. А иногда и погибали в огне пожара. Но через полтора часа полёта я заметил на горизонте сначала дым, а затем и огонь, поднимающийся высоко в небо. Полоса огня тянулась с северо-востока на юго-запад широкой полосой вдоль реки, которая брала начало в вершине водораздела.

«Вот и прилетели совершать подвиг», – подумал я. Только вряд ли кто-то оценит его, кроме пилотов. Я ещё раз посмотрел в иллюминатор и подумал: «Тушить такие пожары тремя десятками парашютистов – это всё равно что мочиться против ветра». Но делать было нечего, работа есть работа, и её нужно было выполнять, несмотря ни на что. Но и технику в тайгу не забросишь, потому что там нет дорог. А сбрасывать технику с самолётов на горящую тайгу, как это делают в ВДВ, – пустое занятие, потому что от неё останется груда металлолома. Пробовали сбрасывать её на небольшие болота, но она тут же уходила в трясину навсегда. Самолёт сделал круг над полосой огня и зашёл снизу вдоль полосы огня с западной стороны по ветру. Из кабины пилотов вышел пилот Мишка и предупредил, что через минуту будем прыгать. Он открыл дверь салона и махнул рукой первому от него парашютисту.

– Первый пошёл, – сказал он. И, хлопнув парня по плечу, подтолкнул его в проём двери. За первым пошёл второй, за вторым – третий, и так по очереди прыгнули все. А я как старший команды прыгал последним и стоял уже в проёме двери, держась за поручни, готовясь к прыжку. Как вдруг Мишка обернулся к Гришке и о чём-то переговорил с ним, а затем подал мне команду отставить прыжок. Он подошёл ко мне сзади и сказал, что впереди и справа стена огня, поэтому прыгать уже нельзя, потому что угодишь в самое пекло. А ещё он добавил, что Гришка будет делать крутой разворот с креном на левое крыло для второго захода, поэтому держаться за поручни мне надо крепче, и хлопнул меня по плечу ладонью. И вдруг во время маневра с уклоном на левое крыло самолёт провалился в безвоздушную воронку, которая образуется над пожарами и внутри которой давление гораздо ниже, чем вокруг неё. Вдруг мои ноги оторвались от пола, и я под тяжестью рюкзака вывалился в проём двери вниз головой. Ремень, на котором висела планшетка с картой, слетел с моей головы, и планшетка вперёд меня полетела в самое пекло. Я дёрнул за кольцо парашюта, потому что затяжной прыжок нельзя было делать, так как прыгали мы на предельно малой высоте меньше одного километра. Парашют раскрылся и резко дёрнул меня вверх. Я попал в самое пекло. Горячий воздух и дым рвали парашют из стороны в сторону, и мне показалось, что сейчас они порвут его на ленточки. Парашют так сильно трепало ветром, что он даже несколько раз складывался, но горячий воздух и дым, поднимающиеся вверх, снова расправляли его, и вместо того чтобы падать вниз, в самое пекло, парашют под напором горячего воздуха и дыма поднимался вверх, над пожаром. Я понимал, что долго в этом аду я не продержусь и либо задохнусь от угарного газа и дыма, либо парашют вспыхнет от горячего воздуха и искр, поднимающихся вверх. Но от удушья меня спасали порывы чистого холодного ветра, дующие с запада. Ребята-пилоты это тоже хорошо понимали, но сделать ничего не могли. И, сделав уже второй круг над горящей полосой леса, самолёт пошёл прямо на меня. И тут я понял, что пилот Гриша, рискуя своей и Мишкиной жизнями, хочет поддеть парашют колесом шасси и вытащить меня из огня. Это было рискованно для нас всех, но другого выхода не было. А вот как снять парашют с колеса, Гриша подумал только в последний момент и, не долетая до меня 50 метров, взял штурвал на себя. И самолёт, взревев мотором и сделав горку, прошёл над парашютом метрах в десяти. Меня сильно тряхнуло, а парашют сложило, но горячий воздух и дым, устремившиеся вслед за самолётом, снова надули парашют и потянули меня за собой вверх. Но если бы самолёт опустился ещё ниже, то намотал бы парашют на винт и уже вместе со мной свалился в огненный ад. Но на высоте двух километров самолёт оторвался от меня и, облетев вокруг меня, помахал мне крыльями и направился в сторону Ангары. А пилот Мишка в этот момент, жестикулируя руками, показывал мне, чтобы я надел противогаз, про который я совсем забыл. И в этот момент я подумал, что подвиг совершил не я, а эти два русских парня Гришка с Мишкой, потому что без Мишкиного согласия Гришка не пошёл бы на такой риск. И я представил их примерный разговор: